Долгая воскресная помолвка - Жапризо Себастьян - Страница 53

Гробы увезли на грузовике, запряженном лошадьми. Было холодно. Башмаки и колеса скользили по подмерзшей земле. Тогда-то один из солдат, нехороший парижанин, обернулся к ним и крикнул: "Вы как банда коршунов! Не нашли ничего лучше, как пялиться на мертвых?" Некоторые так обиделись на его слова, что, вернувшись, сразу пожаловались мэру. Но их офицер, к которому тот обратился по этому поводу, стал поливать его еще чище. Даже сказал, что пусть он найдет скрипку, чтобы помочиться туда - представляете? помочиться туда! - что это будет, мол, то же самое, как пускать при нем слюни. Наконец в апреле эти солдаты уехали, остались англичане - те были повежливее, а может, их просто не понимали.

Немного позже поднялся ветер, шелестя листьями вязов Угрюмого Бинго. Матильде хочется вернуться туда. Селестен Пу говорит ей: "Ты напрасно себя мучаешь! Для чего?" Она сама не знает. Смотрит, как заходящее солнце освещает холм. Сильвен уехал на машине заправиться. Она спрашивает: "Как выглядела перчатка, которую ты отдал Манешу?" Селестен отвечает - красная с белыми полосами на запястье, ее связала подружка детства из Олерона. Он не хотел расставаться с этим сувениром, поэтому до конца зимы носил вторую на правой руке вместе с офицерской кожаной перчаткой цвета свежего масла, для которой позднее раздобыл парную.

Она представляет его себе в красной вязаной перчатке и кожаной офицерской, цвета свежего масла, с каской на голове, с мешками, скаткой и караваями хлеба. Она взволнована. Селестен спрашивает: "Почему ты спросила про перчатку? Мадам Рукье ведь сказала, что видела ее на руке одного из пятерых похороненных солдат". Матильда говорит: "Вот именно, что нет". Тот задумывается: "Может быть, она не обратила внимания или, может быть, забыла. Может быть, Манеш ее потерял". Матильда считает, что для такой яркой перчатки слишком много "может быть". Стоя рядом, он помалкивает. А потом говорит: "Когда Манеш сооружал Снеговика, она была на нем, это точно. Мадам Рукье не могла всего увидеть, она стояла далеко, вот и все".

Он расхаживает по полю. И она понимает, что Селестен Пу пытается восстановить в памяти местность, взяв за точку отсчета деревья и русло ручья, и таким образом найти место, где Манеш лепил Снеговика. С расстояния пятидесяти-шестидесяти метров от нее он кричит: "Василек был тут, когда товарищи увидели, как он упал. Не могли же они все это придумать!"

Матильда успела привязаться к солдату Тото. Он ее понимает, не торопит. К тому же всю зиму носил разные перчатки из-за того, что помог Манешу. Иначе она бы давно послала его поискать скрипку.

В тот же вечер, в пятницу 8 августа 1924 года в пероннской таверне "Оплот" в течение одного часа произошли три события, настолько потрясших Матильду, что, вспоминая, она с трудом отделяет одно от другого - все они, похоже, были отблесками одной грозы.

Сначала, едва они устраиваются в столовой, к ней подходит дама ее лет, в бежевом с черным платье и в шляпке-колоколе, и представляется по-французски почти без акцента. Это худощавая невысокая брюнетка с голубыми глазами, не красивая и не уродливая, австриячка. Путешествует с мужем, которого в конце зала оставила доедать раков, говорит, что он пруссак, таможенный чиновник. Заметив, что Матильда смотрит в его сторону, тот приподнимается и приветствует ее резким кивком головы. Ее зовут Хейди Вейсс. От метрдотеля она узнала, что Матильда потеряла жениха в траншее Угрюмого Бинго или Бинг в Угрюмый день, или, вероятнее всего, Буинг в Угрюмый день - так звали грозного английского генерала Она приехала помолиться на могиле двадцатитрехлетнего брата Гюнтера, тоже убитого перед Бинго в первое воскресенье 1917 года.

Матильда просит Сильвена подать австриячке стул. Усаживаясь, Хейди Вейсс спрашивает мужчин, воевали ли они. Те отвечают - да. Она просит не обижаться на нее, она не может подать им руки, как Матильде, ведь ее брат погиб, и было бы непристойно так поступать, ее супруг, принадлежащий к травмированной поражением семье, стал бы дуться на нее много недель подряд.

Сильвен и Селестен отвечают, что им все понятно, что они не обижены. Однако ей приятно узнать, что Сильвен занимался снабжением на флоте и в глаза не видел противника и военнопленных, что если он с чем-то и сражался, так только со своей усталостью. Селестен Пу помалкивает. С уже подступающими слезами она продолжает настаивать на своем: "Вы тоже были здесь тогда?" И тот, посмотрев на нее, мягко отвечает, что был, да, что считает себя хорошим солдатом, делавшим все от него зависящее, но, насколько ему известно, за всю войну он убил только двух вражеских солдат, одного в Дуомоне, против Вердена в 1916 году, а другого во время разгрома весной 1918 года. Пусть она рассказывает, может, он вспомнит ее брата.

Насколько она поняла со слов фельдфебеля, бывшего в Бинго, Гюнтер был убит в траншее второй линии, где находился в качестве пулеметчика.

Селестен Пу говорит: "Это верно. Двое погибли, а остальные без снаряжения сдались в плен. Фельдфебеля, здоровенного рыжего детину, я запомнил. Он потерял каску, волосы падали на глаза. Вашего брата убили гранатометчики, целившиеся в пулемет, но кто будет их за это попрекать они исполняли свой долг".

Хейди Вейсс понимает. Со сжатыми до посинения губами и опустив глаза, она кивает.

Потом берет себя в руки и называет фамилию командира брата, фельдфебеля, который приезжал к ней в 1919 году, чтобы все рассказать: Хайнц Герштакер. Это он рассказал, что французы выбросили на снег пятерых своих безоружных раненых солдат. В начале дня ему пришлось отправить в тыл эстафету, чтобы получить очередной приказ, потому что телефон из-за попадания траншейной мортиры не действовал. Он о разном тогда рассказывал, она многое позабыла, но помнит одну поразившую ее подробность: когда Хайнца Герштакера, пленного доставили во французскую траншею, он заметил по дороге в одной из воронок кого-то одного из пяти убитых - ибо все пятеро были убиты - стоящим на коленях, словно в молитве.

Матильда холодно оборачивается к Селестену Пу. Тот спрашивает у Хейди Вейсс: "Ваш фельдфебель не рассказывал, когда его привели? В воскресенье ночью или в понедельник утром?" Она отвечает: "Он говорил только о воскресенье и ночи. Но я знаю, где его найти в Германии. Я ему напишу или поеду повидать, чтобы рассказать о нашей встрече".