Алиби - Браун Сандра - Страница 8

Детектив так и не поднял головы, а вот женщина проявляла явное любопытство. Она все время вертела головой, рассматривая каждый предмет в холле. У нее были быстрые глаза хищника. Дэви она не понравилась с первого взгляда.

Только катастрофа могла привести Смайлоу в особняк Петтиджонов, но Дэви гнала от себя эту мысль, пока только было возможно. Она допила содержимое своего стакана и аккуратно, чтобы не зазвенели кубики льда, поставила его на консоль. Только потом хозяйка дома объявила о своем присутствии:

– Вы хотели меня видеть?

Они одновременно обернулись на звук голоса и увидели Дэви Петтиджон наверху на галерее. Она дождалась, чтобы их взгляды были прикованы к ней, и только тогда начала спускаться вниз. Дэви была босиком, волосы несколько растрепаны, рука не отрывалась от перил, но держалась она так, словно была одета в вечернее платье. Она изображала из себя принцессу бала, окруженную скромными почитателями, обожающими ее и потрясенньми ее красотой. Дэви родилась в одной из самых знатных семей Чарлстона. Ее родословная и по материнской, и по отцовской линии признавалась безупречной. И Дэви никогда об этом не забывала сама и никому другому забыть не разрешала.

– Здравствуйте, миссис Петтиджон.

– Зачем такие церемонии, Рори? Это ни к чему. – Дэви остановилась на небольшом расстоянии от него, склонила голову набок и улыбнулась. – В конце концов, мы почти родственники.

Она протянула детективу руку. Его рука оказалась сухой и теплой, а ее чуть влажной и совершенно холодной. И Дэви подумала, догадался ли Смайлоу о том, что она только что держала стакан с водкой.

Рори отпустил ее руку и представил ей свою спутницу:

– Это Стефани Манделл.

– Стефи, – произнесла женщина и протянула руку Дэви. Она была маленькой, с короткими темными волосами и темными глазами. Жадные глаза. Голодные глаза. Чулок она не надела, хотя на ней и были туфли на высоких каблуках. Для Дэви это было куда более серьезным нарушением правил этикета, чем ее собственные босые ступни.

– Как поживаете? – Дэви пожала Стефани руку, но быстро отпустила. – Вы продаете билеты на полицейский бал или что-то в этом роде?

– Где мы могли бы с вами поговорить? Скрывая свое беспокойство под сияющей улыбкой, она провела их в парадную гостиную. Экономка, впустившая их и сообщившая Дэви, что у нее гости, бесшумно двигалась по комнате, зажигая лампы.

– Спасибо, Сара.

Женщина, такая же огромная и темная, как комод из черного дерева, вышла в боковую дверь.

– Какая красивая комната, – сказала Стефи. – Такой потрясающий цвет.

– Вы так думаете? – Дэви посмотрела по сторонам, словно попала в гостиную впервые. – На самом деле эта комната мне нравится меньше всех остальных в доме. Мой муж настоял на том, чтобы выкрасить стены в такой цвет. Он называется терракотовым. – И, глядя прямо на Стефи и сладко улыбаясь ей, Дэви добавила:

– Моя мама всегда говорила, что оранжевый – это цвет всего плебейского и грубого.

Щеки Стефи залила краска гнева.

– Где вы были сегодня днем, миссис Петтиджон?

– Не ваше собачье дело, – не моргнув глазом, ответила хозяйка дома.

– Дамы, прошу вас, – Смайлоу бросил на Стефи суровый взгляд, призывая ее к молчанию.

– Что происходит, Рори? – требовательно спросила Дэви. – Что вы здесь делаете?

Спокойно, холодно и почтительно он сказал:

– Я предлагаю всем присесть.

Дэви встретилась с ним взглядом и долго не отводила глаз. Потом она презрительно посмотрела на Стефи и резким жестом указала гостям на диван, а сама устроилась в кресле рядом.

– Боюсь, я принес вам плохие новости. Дэви смотрела на него, ожидая продолжения.

– Сегодня днем мы обнаружили труп Люта. В номере «люкс» в «Чарлстон-Плаза». Судя по всему, его убили.

Дэви изо всех сил старалась, чтобы на ее лице ничего не отразилось.

Настоящая леди не показывает своих чувств на публике.

Любой бы научился сдерживать свои чувства в семье, где папочка был бабником, а мамочка – алкоголичкой. Все знали, почему она пьет, но все делали вид, что такой проблемы просто не существует. Только не в их семье.

Максину и Клайва Бертон окружающие считали превосходной парой. Оба принадлежали к элите Чарлстона. Оба были невероятно красивы. Оба посещали привилегированные школы. Их свадьба была стандартной, но все последующие сравнивали именно с ней. Они отлично подходили друг к другу.

Их три очаровательные дочери получили мужские имена. Возможно, потому, что Максина всегда была пьяна, как подходило время родов. Или она просто не понимала, когда ей говорили, кто именно у нее родился. Но вполне вероятно, что она называла их так из желания сделать назло гуляке Клайву. Тот все время мечтал о наследнике и обвинял жену в неспособности родить сына. И нечего там болтать о каких-то игрек-хромосомах.

Итак, маленькие Клэнси, Джерри и Дэви выросли в семье с серьезными проблемами, которые никогда не становились достоянием общественности. Девочки с раннего детства научились держать свои чувства при себе в любой ситуации, даже в самой неприятной. В доме сложилась ненадежная, странная атмосфера, тем более что оба родителя были людьми легкомысленными и склонными к истерикам. Их разговоры часто кончались бурными ссорами, нарушавшими хрупкое подобие мира и спокойствия. Поэтому у всех сестер остались на душе шрамы.

Клэнси распрощалась со всеми, когда в тридцать лет умерла от рака мозга. Злые языки поговаривали, что ее болезнь стала следствием слишком частых венерических болезней.

Джерри избрала совсем другой путь. Еще на первом курсе колледжа она стала членом фундаменталистской христианской группы. Она посвятила свою жизнь лишениям и воздержанию, отказываясь от всяких удовольствий, особенно от алкоголя и секса. Джерри выращивала корнеплоды и проповедовала Евангелие в индейской резервации в Южной Дакоте.

Только Дэви, самая младшая из сестер, осталась в Чарлстоне, не обращая внимания на слухи и пересуды, даже после того, как Клайв умер от сердечного приступа в постели своей очередной любовницы. А Максину пришлось отправить в лечебное учреждение. Утверждали, что у нее болезнь Альцгеймера, хотя все знали, что ее мозг погубил алкоголь.

Дэви, казавшаяся мягкой и податливой, как растаявшая конфета, на самом деле была крепче гвоздей. Ей хватило мужества пережить все это…

– Что ж, – произнесла Дэви Петтиджон, вставая, – вы отказываетесь выпить, а себе я все-таки налью.

Она подошла к столику с напитками, бросила несколько кубиков льда в высокий хрустальный стакан и налила водки. Она выпила почти половину одним глотком, снова наполнила стакан и только потом повернулась к Смайлоу и Стефи.

– Кто она?

– Простите?

– Да ладно вам, Рори. Не надо напускать туман. Если Люта застрелили в роскошном номере его нового отеля, значит, у него была подружка. Я полагаю, что либо она сама, либо ее ревнивый муж его и убили.

– А кто сказал, что его застрелили? – спросила Стефи Манделл.

– Что?

– Смайлоу не говорил, что вашего мужа застрелили. Он сказал, что его убили. Дэви отпила еще водки.

– Я предполагаю, что его застрелили. Разве это не правильная догадка?

– А догадка ли это?

Дэви всплеснула руками, пролив водку на ковер.

– Да кто вы, черт возьми, такая, в конце концов? Стефи встала.

– Я представляю офис окружного прокурора. Может быть, вы не знаете, что это такое?

– Я отлично знаю, что это такое, – парировала Дэви.

– Я буду заниматься делом об убийстве вашего мужа. Именно поэтому я настояла на том, чтобы приехать вместе со Смайлоу.

– Так-так, понятно. Захотелось посмотреть, как я отреагирую на новости.

– Совершенно верно. Должна признаться, что мне не показалось, будто известие о смерти мужа вас удивило. Итак, я возвращаюсь к своему первому вопросу – где вы были сегодня днем? И не говорите, миссис Петтиджон, что это не мое собачье дело. Дело-то как раз мое.

Дэви справилась со своим гневом, спокойно поднесла стакан к губам и неторопливо обдумала свой ответ.