Государь - Браун Саймон - Страница 10

– Я не верю, что мы видели будущее.

– И я не верю. Магия определяет нашу судьбу не больше, чем возможность разглядеть далекий край с горной вершины означает, что однажды ты туда попадешь. Магия дает нам мельком увидеть обрывки истории – прошлого, настоящего и будущего. – Подытоживающая взяла Дженрозу за руку. – Только Правдоречица может истолковать эти отрывочные картинки из истории, извлечь из них истинное значение.

– Я не верю, что мы видели будущее, – повторила Дженроза, высвобождая свою руку из руки Подытоживающей. – И не верю, что я – Правдоречица. Я не четтка.

– Все мы четты, – без иронии сказала Подытоживающая.

Армии Линана потребовалось пять дней, чтобы добраться до границы Хаксуса. Выдвинутые далеко вперед и в стороны разведчики быстро обнаружили форт, созданный Салоканом в качестве места сосредоточения войск для вторжения в Гренду-Лир. Здесь он также держал подкрепления, в основном тяжелую пехоту вместе с несколькими эскадронами легкой кавалерии для разведки и службы в дозоре. Разведка четтов доложила, что командир форта был ленив и чрезмерно самонадеян: ворота оставались незапертыми, а немногочисленные дозоры сменялись строго по часам, благодаря чему не составляло труда спланировать нападение с учетом их передвижений.

Так как это был форт, армии Линана требовалось быстро захватить его – или же оказаться вынужденной вести осаду, к которой у четтов не лежала душа и на которую Линан не мог позволить себе терять время. Не мог Линан и рисковать, продвигаясь вглубь Хаксуса и оставляя у себя в тылу такие крупные вражеские силы. А выделять на прикрытие тыла целое знамя ему не хотелось. Форт требовалось взять внезапным ударом, и Линан планировал начать штурм задолго до рассвета. Если все пойдет хорошо, то к восходу солнца его всадники уже займут крепость, а если плохо – у армии будет целый день для отступления на безопасное расстояние. Он отдал приказ произвести основную атаку своим Красноруким под началом Гудона – они были обучены драться короткими мечами, а когда штурмующие ворвутся в форт, лошади будут больше мешать, нежели помогать. За ними последует Эйджер с кланом Океана – воинами, которые уже проявили себя как самые твердые и фанатичные из четтов. Под командованием у Эйджера будут также остатки улан – знамя, жестоко потрепанное в столкновении с рыцарями Двадцати Домов Кендры. Коригана и Эйнон возглавят остальные знамена, чья задача будет состоять в уничтожении любых войск за стенами форта и постоянном обстреле его стен.

За два часа до рассвета разведка доложила Линану, что вражеский дозор уничтожен и заменен его собственными всадниками. Перед тем как приказать знаменам и их командирам занять свои позиции, принц распорядился привести к нему Салокана. Король был худ и бледен, а его правая рука забинтована до самого запястья. По приказу Линана с момента его захвата в плен с ним никто не разговаривал, никому не позволялось и оскорблять его. На данном этапе он являлся перевозимым имуществом, и Линан хотел, чтобы он это понял.

– У этого форта есть название? – поинтересовался Линан.

Салокан сморгнул, прогоняя сон, и пригляделся к стенам форта.

– Тайперта, – определил он.

– Так звали твоего отца, не так ли?

Салокан кивнул.

– Этот форт очень крепок. Вы не сможете его взять.

– Правда? – Линан выгнул брови. – И что же ты предлагаешь?

– Не думаешь же ты, в самом деле, что я стану тебе помогать?

– Ты можешь приказать гарнизону покинуть форт и сдаться.

Салокан ничего не ответил, но встал чуть более подтянуто, выпятив подбородок. За время, прошедшее с Ночного побоища, к нему частично вернулась смелость. Линан выглядел разочарованным.

– Как я и ожидал. – Он повернулся к командирам. – Пленных не брать. Вырезать всех. – Он встретился взглядом с каждым из командиров; только Эйджер, казалось, был расстроен таким приказом, но ничего не сказал. Принц повернулся к Салокану. – Ты останешься здесь, рядом со мной, и будешь смотреть.

Для пущей незаметности Гудон, Эйджер и их эскадроны прошли первые две трети расстояния до форта спешившись. Двойной цепью они прокрались по низинам и вокруг холмов, пока не достигли природной впадины всего в лиге от форта, приведенные туда разведчиками, переодетыми дозорными Хаксуса. Там Краснорукие сели на лошадей и образовали две длинные цепи. По совету Эйджера на случай, если их атака столкнется с кавалерией Хаксуса, а также для поднятия боевого духа отряда, подавленного смертью его командира Камаля, Гудон выстроил улан перед Краснорукими и отдал их под командование своему брату Макону. Они будут первыми в атаке; их задача – рассеять любую вражескую конницу, а затем раздаться в стороны, дав Гудону и телохранителям доступ к воротам форта. За Краснорукими Эйджер построил собственных воинов – единственных четтов в армии Линана, которые сражались все вместе одним кланом, и единственных, кого наряду с Краснорукими Эйджер обучил сражаться пешими.

Гудон и Эйджер быстро обнялись и сели на лошадей. До рассвета и смены хаксусских дозорных оставалось тридцать минут, когда Гудон дал приказ атаковать.

Вытянувшись пятью длинными цепочками, несколько утратившая стройность кавалерия выбралась из впадины. Едва достигнув ее края и ступив на ровную землю, уланы кентером рванули вперед. Гудон медленно досчитал до тридцати, затем приказал Красноруким тоже ехать легким галопом. К этому времени они находились уже всего в лиге от стен форта, и он разглядел, как хаксусские часовые в панике носятся на высоких стенах. Гудон посмотрел налево, потом направо, оглядывая ряды, стремительно несущиеся вперед, и проследил за тем, как его всадники сдерживали лошадей, не давая им раньше времени ринуться в атаку. Дальше в поле темнели массы знамен под командованием Кориганы и Эйнона, что мощно хлынули вперед. Он видел, как Макон взмахнул саблей, подавая сигнал; уланы перешли с кентера на атакующий рывок, держа длинные копья наперевес; их ряд все еще оставался плотным. Гудон улыбнулся увиденному и подивился работе, проделанной Камалем. А затем настала его очередь. Он тоже взмахнул саблей и пустил лошадь галопом. Краснорукие ринулись за ним, в один голос издав боевой клич.

Гудон видел, что ворота форта до сих пор зияют, словно распахнутая пещера. Выбежало несколько солдат, но ни один даже не попытался закрыть их. Потом кто-то, похоже, навел порядок, и защитники форта стали толкать две огромные деревянные створки на место. У Гудона свело желудок – он сообразил, что Краснорукие не успеют помешать им – и затем с восторгом увидел, что Макон не свернул, как было намечено, а повел улан прямо к воротам. Пехота Хаксуса рассыпалась перед ними, и уланы ворвались в форт; через какие-то секунды Гудон и его воины последовали за ними.

Как только миновали ворота, Гудон убрал саблю в ножны, спешился и выхватил короткий меч. Несколько вооруженных противников уже разбегалось в разные стороны, а остальные все еще оставались в палатках или только-только выскакивали, пошатываясь, полуодетые, теряясь в догадках, что означает весь этот шум. Гудон поручил одному эскадрону охранять вход, в то время как остальные рассыпались и начали резню. Сначала он стоял поодаль, заботясь об усилении натиска всюду, где возникало впечатление, что защитники начинают организованное сопротивление, но когда появился сам Линан, Гудон сдал ему командование и бросился в бой, упиваясь переполнявшей его неистовой яростью.

Линан заставил Салокана наблюдать за побоищем. Резня продолжалась почти все утро, и в последние часы дело сводилось всего лишь к окончательной зачистке, при которой разбежавшиеся кто куда вражеские солдаты извлекались из своих укрытий или из груды тел, где они притворялись мертвыми. Когда все было закончено и не осталось ни одного живого врага, Линан вместе с Салоканом прогулялся по форту. Было пролито столько крови, что земля покрылась красной грязью, налипающей на носки королевских сапог. Салокан пытался не смотреть на убитых – но куда бы он ни поворачивал голову, ему попадались на глаза тысячи его солдат, превратившихся в падаль. Он закрыл глаза – но продолжал чувствовать запах крови и дерьма, слышать тяжелое дыхание измотанных в бою четтов. В конечном итоге он стал больше бояться темноты, чем света. Закончив экскурсию, Линан наклонился к Салокану и прошептал ему прямо в ухо: