Кот, который зверел от красного - Браун Лилиан Джексон - Страница 33

Под балконами, по обе стороны зала, стояли столы, уставленные корзинами льда, стаканами для шампанского и подносами с закусками. Прислуживали ученики художественной школы, неуклюжие в своих белых халатах не по росту.

Квиллер прошёл через зал, встречая обычную публику вернисажей: тут были расхаживавшие с ученым видом владельцы музеев; высокомерные директора картинных галерей, не спешившие выражать свои суждения, коллекционеры, шушукавшиеся группами преподаватели, объяснявшие что-то друг другу; различные художники и мастера, пришедшие выпить шампанского на халяву; Джек Смит, художественный критик «Прибоя», выглядевший гробовщиком, страдающим от хронического гастрита; старушка-репортёр из «Утренней зыби», заносившая в блокнот, во что одеты гости.

Был здесь и Дэн Грэм – как всегда, какой-то облезлый, но светившийся от тщеславия, хотя и пытавшийся скрыть его под маской скромности; глаза у него так и бегали в ожидании комплиментов, и он хмурился всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал о миссис Грэм.

– Увы, – говорил он, – она работала как лошадь, и чуть было не надорвалась, поэтому я отправил её на отдых во Флориду. Я не хочу её потерять.

– Должно быть, гончарное дело процветает, – сказал Квиллер Грэму, – если вы могли себе позволить угощение вроде этого.

Дэн криво усмехнулся:

– Я получил шикарный заказ от одного ресторана в Лос-Анджелесе и большой аванс. Вот и пошёл на издержки. Маус обеспечивает угощение. – Он кивнул в сторону столов с закуской, куда миссис Мэрон подносила новые блюда с крабами, бутербродами с ветчиной, булочками с сыром, сэндвичами с огурцами, фаршированными грибами, розетками с различной начинкой.

Квиллер поискал глазами Джека Смита.

– Что ты думаешь о живой глазури Дэна?

– Я просто не нахожу слов. Он сделал невозможное, – сказал критик с мраморным от удивления лицом. – Как он этого достиг? Как получил этот великолепный красный цвет? Я видел его изделия на общей выставке прошлой зимой. Они имели вид керамических труб для водостока. Что я и сказал. Ему это не понравилось, но это было так. Он многого достиг с тех пор. Всё дело, конечно, в глазури. По форме они ужасно примитивны. Эти бесформенные кувшины! Сделанные при помощи скалки… Вот если бы он положил свою глазурь на её кувшины. Я собираюсь это предложить в моей статье.

Квиллер поймал на себе взгляд девушки в огромных очках. Он подошёл к ней.

– Права я была, что пришла сюда, мистер Квиллер? – спросила она застенчиво. – Вы сказали, чтобы я подождала сорок восемь часов…

– Что-нибудь от Уильяма?

Она отрицательно покачала головой.

– Вы проверили ваш счёт?

– Его не трогали, только банк добавил двадцать шесть процентов.

– Тогда дайте знать в полицию. И не беспокойтесь. Вы хотите что-нибудь выпить или съесть?

– Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду домой. Квиллер проводил её до двери и показал, где останавливается автобус.

Возвратившись, он прошёлся по залу и с удивлением увидел братьев Пенниманов. «Сиамские близнецы», как их называли некоторые дерзкие горожане, редко посещали мероприятия ниже по статусу, чем выставка французского постимпрессионизма.

Пока гости оказывали им почтение, к которому обязывало их богатство и имя, братья внимали с видом озадаченных кретинов – с выражением, не сходившим с их лиц на художественных выставках. Они, как однажды сказали Квиллеру, давали на «Утреннюю зыбь» деньги, а вот мозги… Он проник в толпу, окружившую «сиамских близнецов», и способом, известным только опытным журналистам, увёл их в сторону от просителей и прихлебал.

– Как вам нравится шоу? – спросил он. Бейзил Пенниман, у которого левый глаз слегка косил, взглянул на брата Бейли.

– Интересно, – сказал Бейли.

– Вы видели когда-нибудь такую глазурь? Теперь Бейли перебросил мячик разговора Бейзилу, вопросительно посмотрев на него.

– Очень интересно, – сказал Бейзил.

– Я надеюсь, наша беседа не для печати? – спросил Бейли, внезапно насторожившись.

– Нет, я не занимаюсь искусством, – сказал Квиллер, – просто живу здесь. Это ваш отец построил это здание?

Братья осторожно подтвердили.

– Должно быть, в таком старом здании много секретов, – вызывающе сказал Квиллер. Ответа не последовало, но он заметил какое-то скрытое движение. – Прежде чем покинуть город, миссис Грэм оставила мне документы, касающиеся раннего периода мастерской. Я их ещё не читал, но полагаю, они стали бы прекрасным материалом для статьи. Нашим читателям нравится исторический материал, особенно если он сопряжен с любопытными деталями частной жизни.

Бейзил с тревогой посмотрел на Бейли. Бейли покраснел:

– Вы не можете печатать ничего без разрешения.

– Миссис Грэм пообещала бумаги нам, – сказал Бейзил.

– Они являются собственностью семьи, – сказал Бейли.

– Они принадлежат семье, – эхом отозвался его брат.

– Мы можем прибегнуть к закону, чтобы получить их.

– А что в этих бумагах? – спросил шутливым тоном Квиллер. – Должно быть, очень острый материал! Может, он даже интереснее, чем я предполагал.

– Если вы это напечатаете, – сказал Бейли, – мы… мы…

– Подадим на вас в суд, – закончил Бейзил.

– Мы подадим в суд на «Дневной прибой». Это нечестно, вот что это такое! – Бейли покраснел ещё больше.

Бейзил дотронулся до руки брата:

– Не горячись! Помни, что тебе сказал доктор.

– Извините, если я потревожил вас, – сказал Квиллер. – Я просто пошутил.

– Пошли, – сказал Бейли Бейзилу, и они быстро удалились из зала.

Квиллер злорадно крутил усы, когда вдруг заметил высокую худощавую седоволосую женщину, шедшую через зал, то и дело останавливаясь.

– Инга Берри! – воскликнул он. – Я Джим Квиллер.

– Я полагала, что вы гораздо моложе, – сказала она, – у вас столько энтузиазма в голосе и… наивности, если вы простите мне это слово.

– Спасибо, – сказал он. – Могу я налить вам шампанского?

– Почему бы и нет? Мы быстро посмотрим на грязные старые кувшины, а потом сядем в уголке и мило поговорим… О боже мой! – Она увидела живую глазурь и почти бегом, опираясь на сложенный зонтик, помчалась к сияющему предмету. – Это… Это лучше, чем я ожидала!

– Нравится?

– Я, кажется, пойду сейчас домой и уничтожу собственные работы! – Она быстро допила шампанское. – Одно замечание: просто стыд класть такую глазурь на глину.

– То же самое говорит и наш критик.

– Он прав… первый раз в жизни. Можете передать ему мои слова. – Она остановилась и устремила взгляд в другой конец зала: – Это Шарлот Руп? Я не видела её уже сорок лет. Все, кроме меня, стареют.

– Ещё один бокал шампанского?

Мисс Берри критически посмотрела вокруг:

– И это всё, что у них здесь есть?

– У меня, в номере шесть, есть шотландское виски и бурбон, если вы соблаговолите подняться, – предложил Квиллер.

– Прекрасно!

– Я знаю, керамисты много пьют из-за пыли.

– Всезнайка! – Она ткнула его своим зонтиком. – Откуда вам это известно? Всё-то вы знаете!

По лестнице она поднималась медленно, припадая на одно колено, а когда дверь в номер шесть открылась, воскликнула:

– Какие воспоминания! Какие здесь были вечеринки! Мы были словно дьяволы!.. Привет, коты… Так где то отверстие, о котором вы мне говорили?

Квиллер открыл дверцу, и мисс Берри посмотрела сквозь проём.

– Да, – подтвердила она, – Пенниман, видимо, использовал это потайное окно для подглядывания.

– За кем он шпионил?

– Это долгая история. – Мисс Берри села, постанывая. – Артрит, – объяснила она. – Я благодарю Господа, что это случилось с моими ногами. Будь это руки, я перерезала бы себе горло. Руки для керамиста – всё его достояние. А самое совершенное орудие – большой палец… Спасибо. Вы очень умны и внимательны. – Она взяла бокал с бурбоном. – Да, всё здесь так и кипело в былые времена. Мастерская прямо жужжала. Работали художники, ткачи, кузнец. У Пеннимана была любимица – очень красивая девушка. Но как гончар никуда не годилась. Потом пришёл молодой скульптор, и они влюбились друг в друга. Он был красив, как принц. Они пытались сохранить свою связь в тайне, но папа Пенниман докопался, и вскоре… тело молодого скульптора нашли в реке… я вам рассказываю всё это, потому что вы не такой, как все журналисты. Да и всё это уже быльем поросло. Вы, должно быть, недавно в городе? – Квиллер подтвердил.