Кот, который любил Брамса - Браун Лилиан Джексон - Страница 31

– Я бы хотела попробовать этот гуляш, – уперлась она. – Как ты думаешь, это настоящий венгерский гуляш?

– Леди хочет знать, настоящий ли это венгерский гуляш, – повторил Квиллер, обращаясь к официанту.

– Почём мне знать.

– Пожалуй, мы оба возьмём гуляш. Звучит великолепно. А салат «Паради» у вас есть?

– Только из капусты.

– Чудесно! Надо полагать, очень вкусный салат.

Розмари бросала на Квиллера настороженные, недовольные взгляды, как всегда, когда на него находило игривое настроение. Официант, он же повар, вылез из своей тёмной норы с солидными порциями чего-то наваленного на щербатые тарелки, и она с тем же выражением посмотрела на еду.

– Я думала, гуляш – это нарезанная кубиками говядина, тушённая в красном вине с луком и сладким перцем, – прошептала она Квиллеру. – А это макароны с консервированными помидорами и гамбургером.

– А это – Мусвилл, – ответил он. – Попробуй. Если не слишком задумываться, то не так уж и плохо.

Когда повар принёс помятый жестяной кофейник, Квиллер весело поинтересовался:

– Вы хозяин сего милого заведения?

– Вдвоём с приятелем.

– А не хотели бы его продать? Моя дама не прочь открыть тут чайную и небольшой магазинчик. – Он говорил, не решаясь взглянуть на Розмари.

– Не знаю, что и сказать. Его хочет купить старая леди из Пикакса. Она хорошо заплатит.

– Мисс Клингеншоен?

– Ей здесь очень нравится. Она приезжает сюда с этим тихим пареньком.

Квиллер и Розмари двинулись дальше.

– Вот тебе наглядный пример политики Фанни, -прокомментировала Розмари. – Она давала безответственные обещания бедняге. И ты ничуть не лучше с твоими шутками о чайных и артишоках.

– Мне нужно было сравнить его голос с тем, что на кассете, – объяснил Квиллер. – Нет, не подходит. Да и сам человек тоже не годится на роль опытного преступника… Хотя за такой гуляш он вполне заслуживает тюрьмы. Теперь мой главный подозреваемый – тот тип, что владеет «…ДА».

– Смотри! – воскликнула Розмари, когда они свернули на ведущую к коттеджу дорожку. – Балтиморский скворец. – Она глубоко вздохнула. – Какой чудесный озёрный воздух! И как чудесно эта дорожка сначала вьётся между деревьями, а потом вдруг выходит на открытое место… и открывается вид на озеро.

Квиллер резко остановил машину.

– Кошки на веранде! Как они выбрались? Я же запер их в доме!

Две коричневые голубоглазые мордочки смотрели на них через сетку и выли дуэтом.

Квиллер выскочил из машины, бросив через плечо:

– Дверь в доме нараспашку!

Он бросился внутрь, следом нерешительно двинулась Розмари.

– Здесь кто-то был! Табуретка возле бара перевернута… и кровь на медвежьей шкуре! Коко, что случилось? Кто здесь был?

Коко лёг на бок и принялся вылизывать лапы, далеко выпустив когти.

– Здесь открыто окно! – крикнула из своей комнаты Розмари. – Стекло на полу, и ставня держится на одной петле. Сетку разрезали!

Это было то самое окно, которое выходило на выгребную яму и поросшую лесом верхушку дюны.

– Кто-то вломился в дом, чтобы забрать кассету, – предположил Квиллер. – Видишь? Он подставил высокий табурет, чтобы добраться до лосиной головы, и упал или спрыгнул в панике, опрокинув табурет. Это Коко – руку дам на отсечение – сиганул на него с одной из балок. Восемнадцать сиамских когтей жалят как восемнадцать стилетов, а Коко не станет церемониться и специально выбирать, куда бы ударить. Крови много: должно быть, он вцепился негодяю в ухо.

– О боже! – Розмари даже передернуло.

– Потом этот тип бросился к двери – возможно, с орущим котом на голове. С того момента, как мы вернулись домой, Коко не перестаёт вылизывать когти.

– Он нашёл кассету?

– Её там не было. Я её спрятал. Только ничего не трогай – сейчас я снова вызову шерифа.

– Если бы моя машина стояла около дома, ничего бы не случилось. Он бы решил, что мы дома.

– Мы заберём твою машину завтра.

– Мне нужно возвращаться в субботу. Квилл, поедем со мной. Этот человек опасен, и он знает, что ты нашёл его кассету. Что ты скажешь шерифу?

– Спрошу, любит ли он музыку, и дам послушать «Святую ложь».

Позже вечером Квилл и Розмари сидели на веранде, наблюдая, как заходящее солнце окрашивает бирюзовую воду озера в пурпур.

– Ты когда-нибудь видел такое небо? – спросила Розмари. – Какие краски! От абрикосовой до лиловой и зеленовато-голубой, а облака густо-фиолетовые.

Коко беспокойно переходил с веранды на кухню, из кухни в гостиную, а оттуда обратно на веранду.

– Он расстроен: чересчур свирепо обошёлся с грабителем, – объяснил Квиллер. – Коко – цивилизованный кот, но всё же сохранил память о далеких временах и дальних землях, где его предки бродили по крепостным стенам вокруг дворцов и храмов и спрыгивали на непрошеных гостей, чтобы разорвать их на части.

– Ну что ты, Квилл, – засмеялась Розмари. – Он просто чует индейку в духовке, вот и всё.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Розмари забрала свою машину из гаража в Мусвилле, а Квиллер – письма на почте.

– Я слышала по радио печальную новость, – сказала Лори. – Какая ужасная смерть!

– Вполне в духе тети Фанни, – возразил Квиллер. – Согласитесь, смерть весьма драматическая, именно такая, какой ей хотелось бы умереть.

– Мы с Ником завтра пойдём на поминальную службу.

– Мы сейчас едем в Пикакс, – сообщил Квиллер, – и кошек берём с собой. Кто-то вчера забрался к нам в коттедж, но Коко, видимо, напал на этого грабителя и прогнал его.

– Напал? Коко? – От удивления Лори широко открыла голубые глаза.

– На ковре была кровь, а Коко с необычным рвением вылизывал лапы. Если у вас появится человек с расцарапанным лицом, дайте мне знать. Во всяком случае, пока эта история не разъяснится, я не оставлю Коко и Юм-Юм одних в коттедже. Сейчас они сидят в машине, нарушая покой обитателей Мэйн-стрит.

Розмари вернулась на машине в Мусвилл, и сейчас же все четверо отбыли в Пикакс, на самой малой скорости, какая только и была приемлема для Юм-Юм.

Розмари сказала, что механик гаража тоже собирается на панихиду.

– У Фанни в Мусвилле настоящий фан-клуб, – заметил Квиллер. – Эффектное возвращение в родные края для женщины, носящей презираемое здесь имя – Клингеншоен.

Он крутанул руль, объезжая мёртвого скунса, и оба сиамца обеспокоено подняли носы, принюхались, прижали уши и встопорщили усы.

– Я всё думаю об этом запахе на индюшачьей ферме, – проговорила Розмари. – Нет, в птичнике не так пахнет. Совсем не так. Тут что-то другое. Скорее уж, дурной запах, исходящий от человека. По-моему, тут дело в диете: этот фермер ест что-то не то. Мне бы хотелось дать его жене несколько советов, разумеется, так, чтобы не обидеть её.

В этот момент машину подкинуло на выбоине, и Юм-Юм выдала целую тираду сиамских ругательств, которая продолжалась до самого Пикакса.

Квиллер остановил машину перед внушительным трехэтажным зданием.

– Вот мы и вернулись в Мэндерли. – сострил он. 10

Так вот как называется это место? – простодушно спросила Розмари.

Сиамцев заперли на кухне вместе с синей подушкой, латкой и миской воды. Квиллер и Розмари продолжили поиски завещания.

Письменный стол в библиотеке оказался массивным сооружением английской работы, с ящиками, набитыми налоговыми квитанциями, свидетельствами о рождениях и смертях, страховыми полисами, купчими, информационными бюллетенями, оплаченными счетами, описями домашнего имущества, векселями столетней давности – завещания не было.

В спальне стоял изящный французский секретер, отведенный исключительно под личную переписку: любовные письма двадцатых годов; глупые записочки о «красавчиках», которыми Фанни обменивалась с матерью Квиллера, когда они учились в колледже; короткие послания сына Фанни из пансиона; недавние письма на фирменных бланках «Дневного прибоя». Завещания и тут не было.