Выше ножку! - Браун Картер - Страница 2

— Мэвис! Ты просто говорящая машина, — простонал Джонни. — Мистер Хетчик зашел к нам совсем не для того, чтобы слушать твою болтовню. У него важное дело, и мы должны сейчас сосредоточиться на нем.

— Да нет, я не возражаю, — «суслик», наконец, хоть что-то сказал.

Он нашел платок, протер очки и по-настоящему рассмотрел меня. Его восхищенное выражение сменилось умеренно спокойным. Я, в свою очередь, тоже рассмотрела «продукт генеалогии». Коротконогий. Глаза такого невыразительного цвета, как если бы в чай добавили бульону и сдобрили это месиво изрядной порцией апельсинового сока. Я даже пожалела, что мой неотразимый бюст лицезрел такой хлюпик. В следующий раз, когда лопнет бретелька, я для починки бюстгальтера буду искать место поукромнее.

— У Мэвис сегодня очень много работы, утро расписано буквально по минутам, — Джонни глазами показывал мне, чтобы я проваливала. — Так что мы с вами, мистер Хетчик...

— Нет! — вскричал Стюарт Третий. — Я рассчитываю на то, что ваш партнер, мистер Рио, будет присутствовать при нашем разговоре.

Вот тебе и «суслик»! Да он просто орел!

— В некоторых случаях, там, где пасует мужской ум и логика, выручает женское чутье и интуиция, — веско закончил господин Хетчик.

— Ладно, — Джонни проглотил свой язык.

Я уже собиралась взять стул и сесть поближе к мужчинам, как Хетчик снова закричал:

— Нет!

Боже мой! Он не хотел меня утруждать и не мог допустить, чтобы женщина таскала мебель! Поэтому Хетчик вскочил и предложил мне усесться на его стул.

— Пожалуйста, мисс Зейдлиц!

При этом он так забавно кланялся, что я чуть не расхохоталась. Потом я вспомнила, что именно так поступали все настоящие джентльмены, начиная с сэра Уолтера Ралея, бросившего в грязь собственный плащ, подбитый ценным мехом, чтобы королева прошла по нему, не замочив ног.

Я послала мистеру Стюарту лучезарную улыбку. Он уже нашел свободный стул и уселся.

Джонни откашлялся.

— У мистера Хетчика возникла проблема... Точнее, не у него самого, а у его невесты, которая... как тут выразиться... — Джонни замялся. — Может, вы, мистер Хет-чик, сами все расскажете? А Мэвис послушает...

— Да-да, конечно.

Во взгляде «суслика» мелькнула непонятная мне агрессия.

— Видите ли, мисс Зейдлиц, у меня есть невеста, которую зовут Ирма Бузен. Вы, наверное, догадались, что это псевдоним, точнее, сценическое имя.

Подумать только: у такого замухрышки невеста Ирма Бузен! Сразу не выговоришь.

— Ирма мечтает сделать карьеру. Она прекрасно знает, что я боготворю ее и могу окружить роскошью, но предпочитает работать! Все же я надеюсь, что когда-нибудь Ирма бросит сцену и станет моей женой. Однако это в будущем, а пока... Пока Ирма в опасности!

— Вы уверены? — не выдержала я.

— Ее могут убить! — Я увидела, как расширились глаза Хетчика, когда он произнес это.

— Где же работает ваша Ирма? В какой-нибудь мышеловке с бархатным занавесом? Или она модная стриптизерка?

Джонни перекосило, и он издал странный, но едва ли приличный звук, похожий на всхлипывания беременной кошки.

— Моя невеста — танцовщица! — Хетчик почему-то выдвинул нижнюю челюсть и зло посмотрел на нас с Джонни. — Она танцует в клубе «Берлин».

— Клуб... «Берлин»...

Н-да... А ведь это новый шикарный ночной клуб с суперстриптизом!

— Значит, я не ошиблась, когда ляпнула, что она стри... Впрочем, что это я говорю? Ваша Ирма, конечно, классическая танцовщица. А может, она танцует латиноамериканские танцы?

Хетчик проглотил слюну и посмотрел на меня с благодарностью.

— Вы поняли: Ирма — настоящая артистка. Но что делать, если ей приходится работать среди бездарей и интриганов, — он тяжело вздохнул и покачал головой. — Хозяева заведения делают ставку на низкий интеллект и откровенную похоть. Что им великое искусство танца! Их интересует только прибыль. Мисс Зейдлиц, мне стыдно признаться вам, что... — он понизил голос, — находится немало представителей мужского пола, которые приходят в клуб удовлетворять свои низменные инстинкты! Они не замечают, что творит Ирма на сцене, они смотрят только на ее тело!

— Это же надо!

Все-таки хорошо, что я прошла школу бойскаутов, иначе мне пришлось бы сконфузиться: никогда прежде мне не приходилось обсуждать с мужчиной такие вещи, как стриптиз и похоть. Быть может, и Хетчик надеялся, что я покраснею? Не дождавшись, он заерзал на стуле и пробормотал:

— Но, конечно, Ирма не обращает на пошляков ни малейшего внимания. Она выше этого.

— Я полагаю, вы должны порекомендовать ей как можно реже пользоваться веерами из страусовых перьев и чаще — воздушными шариками, — наставительно произнес я. — Дело в том, что жизненные соки мужчин кипят как раз тогда, когда...

— Мэвис, уймись, — зашипел Джонни. — Мы еще не выслушали нашего гостя до конца.

— Какого именно? Того самого, когда он узнает, что один из посетителей ночного клуба увез его невесту в Австралию или отправился вместе с ней в кругосветный круиз?

Хетчик как будто не слышал нашей перепалки.

— Я спокоен за Ирму — в смысле пошляков, которые посещают клуб, — сказал он. — Меня не волнует и то, что хозяин клуба далек от высокого искусства и делает деньги на таланте моей невесты. Страшно другое... С Ирмой могут расправиться! Особенно после того, как... что...

Во мне проснулся частный детектив, и я опередила Джонни, быстро спросив:

— Что-то случилось в клубе «Берлин», после чего вы и примчались сюда? Что?

— Именно об этом я и хотел поговорить с вами! — вскричал Хетчик.

Я заглянула в его глаза и увидела одно только страдание. Бедный Стюарт Хетчик Третий! Его глаза напомнили мне, как однажды детьми мы затащили на верхушку дерева маленького песика. Он смотрел на нас вот так же, потом долго спускался, визжа от страха и поджимая хвостик, и, даже очутившись на земле, никак не мог очухаться от пережитого ужаса.

Вдруг Хетчик пододвинул ко мне свое лицо, его глаза в огромных очках-линзах оказались совсем рядом, и я словно заглянула в подводный мир какого-то бездонного океана.

— У Ирмы в труппе есть недоброжелательница, — тихо сказал Хетчик. — Кривляка, ничтожество, завистница... Ну, понимаете... — и он вдруг ни с того ни с сего рассмеялся жидким смехом. — Саломея Кёнигин!

Я отстранилась и сделала скучное лицо.

— Боже мой! Что за имена! Что за претензии! Что за французская придурь!

— Это немецкие фамилии! — не выдержал Джонни. — Ирма Бузен! Саломея Кёнигин! Тебе же сказали, Мэвис, это сценические псевдонимы, потому что клуб имеет такой имидж — уклон во все немецкое. Вспомни, и сам клуб называется «Берлин». Ты поняла, наконец?

— Уж не такая я и тупая, как ты тут представляешь меня, — гордо поджала я губы. — Одного только не пойму: разве нельзя раздеться без этого... как его... имиджа?

— Мэвис! — трагически возопил Джонни. — Ты все такая же!.. Боже, почему я не остался в Детройте мыть машины!..

— А разве я сказала что-то не то? — Мне иногда действительно бывает очень трудно понять, чем я так раздражаю своего компаньона. — Ладно, будем считать, что имидж — это такой особый способ расстегивания бюстгальтера...

Джонни обхватил голову руками, закатил глаза и что-то забормотал.

«Суслик» решил вежливо напомнить о себе легким покашливанием. Надо честно отметить: это был весьма деликатный человек.

— В клубе «Берлин», мисс Зейдлиц, — доверительно сказал клиент, — творится нечто ужасное... подозрительное... Так показалось Ирме, так теперь кажется и мне, — уверенно закончил он это страшное сообщение.

После всего, что выделывал Джонни, я решила промолчать. Я вспомнила случаи, когда клиент приходил к нам просто потому, что хотел выговориться. Быть может, и Хетчик такой? Поэтому я смотрела на него во все глаза и молчала, что, впрочем, давалось мне с большим трудом.

— Моя Ирма и эта мерзкая Саломея поссорились, — сказал Хетчик. — Произошло это во время выступления, прямо на сцене. Я там не присутствовал, а Ирма передала мне в основном эмоции, а не факты. Суть ссоры в том, что Саломея сорвала с шеи Ирмы талисман... Ирма называет этот талисман как-то странно: джи-стринг. Вроде бы это медальон на струне от скрипки. Саломея, как я только что сказал, прошипела Ирме, что медальон принадлежит ей, и сорвала его...