Все дело в пакете - Браун Картер - Страница 7

— Я же вам говорила, что он запаниковал! — Разнервничавшись, она прикусила нижнюю губу. — Люди не всегда реагируют логично, когда...

— Они не всегда действуют логично, если их мучает сознание собственной вины. Ведь вы судите о случившемся только со слов Майка. Насколько мне известно, он спокойно мог сам убить эту девицу. Позднее, когда он явился к вам за защитой или за временным пристанищем, где бы он мог какое-то время скрываться, ему было необходимо изобрести какую-то теорию, объясняющую инцидент, не так ли?

— Я не верю, чтобы Майк ее убил! — яростно закричала она. — Он не мог бы вообще никого убить! Ему не хватает...

— Знаю, знаю... Вы говорили, что он теряет сознание при виде крови. Если говорить откровенно, я тоже не думаю, что он убил девицу, но копы-то придерживаются именно такого мнения, потому что, когда я очнулся в комнате один, я первым делом вызвал полицию.

— Вы вызвали? — Она широко раскрыла глаза. — Но вы ведь до сих пор спокойно разгуливаете...

— Почему вы полагаете, что в полиции работают одни безмозглые чурки? Они посчитали, что наиболее вероятным кандидатом в убийцы является парень, который так поспешно скрылся с места происшествия, — ваш дорогой братец Майк, — устало пояснил я. — А теперь не будете ли вы столь любезны положить на место телефонную трубку и поговорить без истерик и вздорных фантазий?

Она медленно опустила трубку на рычаг и еще медленнее возвратилась назад к кушетке. Ее лицо говорило о переживаемой ею трагедии яснее неоновой вывески; тремя большими глотками она опорожнила свой бокал, кажется даже этого не заметив.

— Догадываюсь, вы считаете меня ужасно глупой, да, мистер Холман? — чуть не плача, спросила она.

— Всего лишь излишне лояльной по отношению к родному брату, как мне думается. В данный момент он черт знает в каком положении, и оно не улучшится, пока мы будем просто тут сидеть.

— У вас имеется альтернативное предложение?

— Разумеется, — ответил я, — давайте поговорим с Майком. Может быть, втроем мы сумеем отыскать что-нибудь такое, что позволит нам найти ключ к загадке, путеводную ниточку к настоящему убийце.

Я говорил прописные истины точь-в-точь из детективного телесериала для юношества и прекрасно это сознавал, но как еще, черт возьми, можно было толковать с такой чокнутой особой, как Луиза Уэстэрвей, учитывая абсолютный вакуум, скрывающийся за ее красивым лбом?

— Возможно, вы и правы, мистер Холман, — заговорила она, слегка задыхаясь. — Но если полиция уже предполагает, что это дело рук Майка, и разыскивает его, не будет ли опасно привозить вас к нему? Я хочу сказать, может быть, полиция отпустила вас только потому, что вы приведете их к нему?

— Ox, заткнитесь! — рявкнул я.

— Что? — Она вытаращила глаза от удивления. — Что вы такое сказали?

— Я велел вам помолчать, куколка... — Я набрал побольше воздуха. — Послушайте, милая, с вашей наружностью и голосом вам следует научиться получше соображать!

— Мистер Холман! — Она встала с места воистину величественно. — Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления от дешевого...

— В таком случае поедем к вам домой, я смогу оскорблять вас там, — сказал я, хватая ее за руку и направляясь к выходу.

Мы почти подошли к двери, когда раздался телефонный звонок. Я замедлил шаги, а на третьем звонке полностью остановился, выпустив руку Луизы.

— Этот проклятый голливудский синдром! — недовольно изрек я. — Просто не в силах не поднять трубку звонящего телефона, потому что каждый раз думаю: а вдруг этот звонок именно тот счастливый шанс, которого я жду всю жизнь!

Я прошел к аппарату, поднял трубку и произнес обычное:

— Холман.

— Где, черт побери, вы пропадали весь вечер? — требовательно заговорил энергичный бас, который мне не был знаком. — Я звоню вам с семи часов.

Входная дверь хлопнула; я поднял голову, чтобы убедиться, что девушка исчезла. У обладателя неизвестного голоса было поразительное чувство времени.

— Вы меня слушаете, Холман? — сердито заревел он. — Разобрали, что я вам только что сказал?

— Да, я слышал вас. Кстати, кто вы такой?

— Ясон Вагнер, — загремел голос, — я должен вас немедленно видеть, Холман. Я все еще в офисе, вы можете...

С улицы донесся неистовый визг тормозов, это ожила почтенная “эм-джи”. Я с огорчением прислушивался к постепенно ослабевающему звуку выхлопных газов, самый последний хлопок показался мне необычайно вульгарным. Полагаю, все понимают, что именно я имею в виду.

— Холман! — Голос едва не пробил мои барабанные перепонки. — Что с вами случилось? Вы внезапно онемели или что?

— Извините, мистер Вагнер, — очень вежливо произнес я, потому что выгодно заслужить благосклонность босса “Вагнер продакшн”, фирмы, которая, согласно последнему виденному мною бюллетеню “Дейли вэриэти”, имела в производстве больше фильмов, чем любая другая студия Голливуда.

— Я нахожусь в своем офисе и хочу, чтобы вы немедленно приехали сюда, — заявил он голосом, который, по моему мнению, лучше всего характеризовал термин “блицкриг”. По всей вероятности, теперь он к тому же уверовал в то, что я был от природы глуховат.

— Еду, мистер Вагнер!

— Я предупрежу дежурного на воротах, чтобы вас пропустили... Не знаю, что, черт возьми, стряслось с этим городом. Настоящая трагедия, когда личного секретаря занятого человека ухитряются застрелить в шесть часов вечера в каком-то мотеле на Уилширском бульваре! — За этой репликой последовала секундная пауза, затем он вновь заговорил уже по-настоящему шокированным голосом:

— Великий Боже, Холман! Это же время коктейля!

В трубке щелкнуло, разговор прекратился.

Офис Ясона Вагнера выглядел достаточно большим, чтобы проводить в нем международные конференции, но, как ни странно, все пространство было словно заполнено его личностью. Его портрет, выполненный в масле, в три раза больше натуральной величины, занимал всю стену за его письменным столом. И это, конечно, здорово помогало почувствовать атмосферу студии.

Он был крупным мужчиной, начавшим полнеть несколько лет назад, так что к настоящему времени превратился в хорошего слона. Его массивная лысая голова под скрытыми лампами дневного света напоминала аппетитную попку новорожденного младенца, а отвислые, как у бульдога, щеки блестели от постоянно проступающего пота. Глаза под тяжелыми веками казались необычайно проницательными. Рот производил впечатление весьма чувственного и безжалостного. По большей части он говорил для меня, а не со мной, даже не соизволив смотреть в мою сторону. Меня это не оскорбляло. Ясон Вагнер был магнатом киноиндустрии, он привык использовать людей в качестве компонентов, входящих в конвейерную линию и в конечном счете создающих легитимный продукт, обычно называемый звуковым фильмом. Иначе говоря, людей он использовал совершенно так же, как “Дженерал моторс” использует прессованную сталь, и занимался этим, насколько мне было известно, вот уже двадцать лет.

Колоссальная сигара была крепко зажата между пухлыми пальцами, иногда он размахивал ею в воздухе, чтобы подчеркнуть значение сказанного. Он был облачен в просторное японское кимоно, практически не обтягивающее его устрашающее брюхо. Вроде бы он должен был выглядеть смешным, но этого не было.

— Говорю вам, когда лейтенант сказал мне, что именно вы позвонили им и сообщили об убийстве, — энергично заговорил он, — я не знал, следует ли мне радоваться или горевать, Холман. Мне известно, что вы пользуетесь репутацией человека, умеющего улаживать без шума и ненужной огласки неприятности в нашей индустрии, но то, что вы оказались там, где произошло несчастье с моим личным секретарем, еще до того, как ее убили, показывает, что у нее были какие-то затруднения, верно?

— Во всяком случае, мне о них ничего не известно, — правдиво ответил я. — Я поехал в мотель, чтобы повидаться с неким Уэстэрвеем. У меня сложилось впечатление, что девушка была вместе с ним, пока не отворила дверь.