Кукша в Царьграде (Необычайные приключения Кукши из Домовичей - 2) - Вронский Юрий Петрович - Страница 19

Но никого уже не печалят зимние беды. Живые радуются солнцу, а мертвые одинаково равнодушны и к теплу и к стуже. Приближается самый большой праздник православных - пасха, и город полон торжественного ожидания. Царьградцы прибирают к празднику свои дома и улицы. С наступлением пасхи кончается долгий великий пост, и, отстояв в церквах вечерню, всенощную и заутреню, горожане отправятся домой и сядут за праздничный стол. С этого времени разрешается есть мясо и пить вино.

В свечной лавке Епифана торговля идет не слишком бойко - к празднику даже небогатые люди стараются купить восковых свечей вместо сальных, поэтому у Епифана достаточно времени, чтобы читать "Жития святых". Вот и сейчас он сидит перед налоем, отстранив подальше от глаз толстую пергаментную книгу.

В лавку входит богато одетый юноша с красивым умным лицом. Это посещение удивляет Епифана - богатые люди не ходят в лавку сами, они присылают слуг. Епифан встает и с подобострастной улыбкой приветствует юношу. Они говорят о погоде, о приближении праздника. Епифан пытливо всматривается в лицо юноши, пытаясь угадать, чем вызвано необычное посещение.

Юноша делает большой заказ на свечи, сразу оплачивает его и говорит, что пришлет за свечами слугу. Епифан рад хорошему покупателю, однако он видит, что не ради этой покупки явился к нему юноша. Так и есть, посетитель обращается к Епифану с просьбой, которая озадачивает старого лавочника. За свой долгий век Епифан не слыхивал ничего подобного: чтобы вот так, ни с того ни с сего, приходили в лавку к свечнику и просили продать раба, да вдобавок именно того, который давно уже пропал! Старик даже переспрашивает: он туговат на ухо и опасается, не ослышался ли.

- Нет, вы не ослышались, - говорит юноша, - я действительно намерен купить у вас раба по кличке Немой.

- Но ведь он сбежал еще в позапрошлом году! - восклицает Епифан. Сбежал и как в воду канул!

- Тем легче, - говорит странный покупатель, - вам с ним расстаться.

- С кем, простите? - спрашивает старик.

- Я неточно выразился, - отвечает юноша, - я хотел сказать: тем легче вам решиться на эту сделку. Если бы раб был по-прежнему у вас, вы бы, очевидно, не стали его продавать, по крайней мере, за те пять номисм, что уплатили за него на невольничьем рынке. А раз он сбежал, у вас нет оснований отказываться от этой сделки. Вам возвращают пять номисм за раба, которого у вас уже нет, ваше дело лишь подписать купчую - и раб переходит в мою собственность.

"Уж не мошенник ли какой-нибудь? - думает Епифан, внимательно глядя на него. - Нет, на мошенника не похож. Хотя, кто его знает! Может быть, позвать все же стражников?" Старик переводит взгляд с лица посетителя на отворенную дверь, за дверью пестреет уличная толпа, стражников поблизости не видать.

- Стражников звать не надо, - говорит посетитель, перехватив взгляд Епифана. - Вы меня ни в чем не уличите, только потеряете пять золотых, которые уже почти вернулись в ваш кошелек.

Такой довод кажется расчетливому лавочнику вполне разумным, он согласен, что стражники им ни к чему. Однако он ни в чем не любит спешки, особенно в таком важном деле, как купля-продажа раба. Поэтому он говорит:

- Перед тем, как сбежать, негодяй искалечил моего главного работника! Бедняга чуть не месяц лечился, я вынужден был давать ему на лекарства...

- Сколько же вы хотите за это? - перебивает его юноша.

Торговец медлит с ответом, он колеблется, боится продешевить и в то же время опасается, как бы не отпугнуть странного покупателя чрезмерным требованием. А юноша, как назло, проявляет нетерпение, не давая как следует подумать. Наконец Епифан решается:

- Четыре номисмы. И еще номисму за то, чтобы этот разговор остался между нами. Тогда будет ровно десять. - Голос старика дрожит от волнения. Я думаю, это не слишком высокая плата за такого хорошего раба... а также за лекарства... и за простой искалеченного работника... К тому же в последнее время рабы подорожали, а Немой - очень толковый раб, правда, не скрою, он немного строптив... но...

Покупатель мягко прерывает его:

- Простите... Ведь пострадавший от Немого - свободный, если я не ошибаюсь?

- Вы не ошибаетесь, - отвечает Епифан.

- Так у него, по-видимому, есть семья? - спрашивает покупатель.

- Конечно! - подтверждает старик. - Жена и пятеро детей.

- И они, наверно, любят ходить на ипподром? - допытывается юноша.

- Как все жители Царьграда! - отвечает торговец.

- Небось они иной раз не прочь поставить на хорошего возницу?

- Возможно, - говорит старик уже с легким недоумением.

- Я думаю, они не будут в обиде, - заключает юноша, - если я передам им через вас еще десять или двадцать номисм на игру, помимо тех десяти?

Епифан внимательно глядит на юношу, стараясь сообразить, шутит он или говорит серьезно - от такого чудного покупателя можно ожидать чего угодно. Наконец старик понимает, что над ним смеются. Он мрачнеет, а голос юноши становится жестким:

- Получите свои пять номисм, и давайте составим купчую. А нет, я ухожу.

И юноша делает шаг к выходу. Испуганный лавочник останавливает его, отпирает крохотную комнатку, и оба входят в нее. Старик покрывает кусок папируса мелким ровным почерком. Наконец купчая составлена и скреплена подписями, деньги переходят из мошницы покупателя в железную укладку торговца, и Кукша становится собственностью юноши. На улице юношу ждет Афанасий, он бросается к нему навстречу.

- По твоему лицу, дорогой Патрокл, - взволнованно говорит Афанасий, я вижу, что дело сделано! Не так ли?

- Все в порядке! - отвечает Патрокл. - Хитрый лавочник хотел выманить лишние пять номисм, но это ему не удалось: я все время помнил твою просьбу - не давать ему ни одного лишнего обола.

- Трудно выразить словами, как я благодарен тебе, дорогой Патрокл! Я уверен, если бы я пошел к лавочнику сам, у меня бы ничего не получилось!

Юноши направляются к дому Афанасия - теперь остается написать отпускную, и Кукша свободен. Афанасий доволен, что, выкупая Кукшу, уложился в пять номисм, полученных от Андрея Блаженного. Учитель ни за что не хотел, чтобы Афанасий выкупал Кукшу на свои деньги, и был бы огорчен, если бы его денег не хватило.