Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 69

Костя немножко смутился: Анатолий Яковлевич разговаривает с ними, как со взрослыми, советуется. Они уже не школьники!

- По-моему, будут жить, Анатолий Яковлевич! - ответил Костя.

- Не все будут, - покачав головой, сказал Манжин.

Марфа Петровна ниже надвинула белый платок. И так долго стояли они над увядшими яблоньками, и каждый думал свои думы. А думы были у всех одни: "Всё зря: труды, радость, надежды..." И еще думали так: "Вот что будут говорить в деревне? Скажут: "Мы вас предупреждали, чтобы напрасно трудов не тратили... Не послушались! Доказать хотели! Ну вот, доказали".

- Значит, так? - сказала Марфа Петровна. - Значит, сада у нас не будет?

- Значит, не будет, - грустно подтвердила Ольга Наева, которая стояла тут, подперев рукой подбородок.

- Такая наша сторона, - добавил Манжин, - садов любить не может.

Анатолий Яковлевич молчал, сдвинув черные брови, не спуская с яблонек своих заугрюмевших глаз. И все ждали, что он скажет. Анатолий Яковлевич сказал:

Ну что же, ничего сразу не делается. Видно, надо нам набраться мужества да и взяться за это дело снова!

Костя, посмотрев на всех открытым, твердым взглядом, вдруг достал из нагрудного кармана свой комсомольский билет и раскрыл его. Там, между крышкой и оберткой, лежал атласный розоватый лепесток, тонкий, полупрозрачный.

- Вот Манжин говорит: такая наша сторона! Однако, ото неправда. Наша сторона не такая! - сказал он. И было что-то такое бодрое, такое уверенное в его голосе, что все обернулись к нему.

- Нет, наша сторона не такая! - повторил он. - Наша сторона может любить сады. Вот какие цветы цветут у Михаила Афанасьевича! Видите? Разве вот этот цветок я сам выдумал? Я его в горно-алтайском саду взял.

- Горно-Алтайск намного ниже, - ответил Манжин, - там может...

- Горно-Алтайск ниже, а Телецкое озеро выше. А разве вы не слышали, что даже на Телецком озере и то сад есть?

- Дай руку, Кандыков, - сказал Анатолий Яковлевич. - Ты молодец, парень! Так ты говоришь: будут у нас сады цвести?

- Будут! - ответил Костя и, краснея, пожал широкую руку директора.

Знакомое выражение появилось на лице Анатолия Яковлевича. Узкие глаза засветились, заулыбались.

- Сами виноваты - проворонили! - сказал он. - Надо было настороже быть. Ведь говорили люди, что плохой ветер дует. Надо бы подежурить. А мы доверились: июнь наступил. Вот тебе и июнь! Ну, что делать, на ошибках учимся. Будем крепче помнить, что от алтайского климата всего ожидать можно.

- А что, Анатолий Яковлевич, может, и правда снова посадим? - сказала Марфа Петровна.

- Да, и посадим, - ответил Анатолий Яковлевич, - если еще у нас юннаты на это дело рукой не махнули.

- Мы не махнули! Нет, не махнули! - со всех сторон закричали школьники. - Давайте снова посадим! Мы теперь умеем!

- Разрешите, я с ребятами в Горно-Алтайск съезжу, - попросила Анна Михайловна, которая до сих пор молча стояла в сторонке. - Вам ведь, Анатолий Яковлевич, сейчас некогда.

- Да, вы правы, - озабоченно сдвинув брови, согласился Анатолий Яковлевич, - не время мне сейчас уезжать. Не время! В "Красной заре" еще сев не закончили - туда надо съездить. Может, им помощь придется организовать... Да вот теперь с морозом... Неизвестно, что на огородах останется... надо партийцев собрать, с народом посоветоваться. Как тут уехать?

- Да ведь и я могу съездить, - заявила Марфа Петровна. - Велика ли трудность!

- Разрешите, я поеду! - закричали со всех сторон ребята.

- Я тоже поеду! Я на машине ездить не боюсь!

- А я уже ездил, до самого Чемала ездил!

Только сейчас Костя заметил, что Чечек в саду не было. Он подошел к Лиде Корольковой:

- А где же Чечек?

- Дома сидит, - ответила Лида. И тут же лицо ее приняло обиженное выражение.

- Почему же дома? - удивился Костя. - Что ж, она не знает, что тут случилось?

- Ну да, не знает! Как бы не так! Все кричат: "Сад померз!" А она говорит: "Никакого там сада нет. Одни прутики". И говорит: "Никаких таких яблонь с белыми цветами на свете не бывает, и никакие яблоки на дереве не растут, а на дереве растут только шишки да волчьи ягоды. Вот и всё". И говорит: "Ну и пусть эти прутики мерзнут - вот велика беда! В тайге таких прутиков сколько хочешь растет!"

Костя улучил минутку, когда Марфа Петровна отошла в сторону поглядеть яблоньку, которая ей показалась живой, и сказал ей:

- Марфа Петровна, я с вами в Горно-Алтайск поехать не смогу - ухожу в Кологош. Но вот о чем я вас попрошу: возьмите вы, пожалуйста, с собой этого бурундука... ну, Чечек эту, Чечек Торбогошеву! Пусть она своими глазами на живые яблони посмотрит - они сейчас цветут там... Если она поверит, то хорошая юннатка будет. Она на работу ловкая. И потом, она ведь из тайги. Там люди никогда яблонь не видали. Пускай она будет тем человеком, который в аил принесет яблоко!

- Я тебя понимаю, Костя, - ответила Марфа Петровна. - Жалко... ах жалко мне, дружок, что мы тебя в классе больше не увидим! - И подумала: "Ах, дети, дети, как они быстро растут! Только сроднишься, только привяжешься, а они уже и уходят из твоих рук!"

Марфа Петровна вытерла глаза. Костя растроганно посмотрел на нее. Он хотел сказать, что ведь и ему нелегко расставаться и со школой и с учителями, что ведь и он любит Марфу Петровну, что и ему грустно до смерти... Но он не умел все это высказать своей старой учительнице. А старой учительнице ничего и не надо было говорить - она это и без слов знала.

НА КРОЛИЧЬЕЙ ЗАИМКЕ

В Кологош - присматривать за кроликами - Анатолий Яковлевич решил послать Костю. Он долго думал над этим, колебался: не хотелось ему отсылать Кандыкова, когда такая беда случилась с их садом. Кандыков очень был нужен здесь, да и сам Костя с тяжелой душой оставлял сад.

- Как же я поеду, Анатолий Яковлевич? Недоделано, недосажено. И арык бы начинать надо.

Это так. Но кого послать в тайгу? Интернатские уезжают и уходят в свои дальние деревни - по домам. Можно бы послать Манжина, но Манжин упрям, не поедет. Он уже сказал, что никуда не пойдет, пока сад не зазеленеет. Петухова? Он смелый и работящий, но беспечный человек. Он кроликов не особенно жалует, они у него голодными насидятся. И еще несколько имен прикинул в уме Анатолий Яковлевич, а остановился все-таки на Косте.