Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 5

- Груня уже немножко привыкла, - сказала Стенька, деловито размахивая руками, - она уж нас сколько раз на работу собирала.

- Да, пусть Грунька будет, - решительно сказал Ромашка, продолжая копать. - Что там рассуждать еще!

- Тогда проголосуйте!

Ромашка воткнул заступ в землю.

- Ох, мама, ты и пристанешь же!

- Нет уж, проголосуйте! - повторила тетка Настасья. - Все голосуйте. А то потом скажете: "А я ее не выбирал!" Кто за то, чтобы Груне быть бригадиром?

Поднял руку Ромашка, опираясь другой на заступ. Поднял руку Женька, вытянув ее, будто хотел достать облако. Стенька вместе с поднятой рукой и сама вся приподнялась и шевелила пальцами от радости и нетерпения. Медленно, оглядываясь на других, поднял руку степенный Федя. И Ленька Козлик, и Трофим... Все стояли с поднятыми руками, испачканными свежей землей, среди сизого пустого поля, у которого только лишь один край чернел узкой влажной полосой. Ни на кого не глядя, все так же поджав пухлые губы, подняла руку и Раиса. Подняла и тут же опустила, словно устала держать.

- Ну, так. Теперь работайте, - сказала тетка Настасья, потуже завязывая платок. - Только уж если работать, то как следует, а не дурить. Смотри, бригадир, заботься! С тебя спрашивать буду!

И Груня ответила, глядя прямо в глаза тетке Настасье:

- Ладно. Буду заботиться.

Так вот и стала с того дня Груня бригадиром. Она очень беспокоилась. А ну как ребята покопают-покопают да и бросят - попробуй уговори их тогда! Уж очень работа тяжелая. На ладонях у всех в первый же день надулись мозоли. И в первый же день Груня и рассердилась и поссорилась с ребятами.

Ромашка почему-то вздумал копать один и ушел на другой конец поля.

- Ты зачем ушел-то? - сказала Груня. - Мы бы копали все вместе - так бы и гнали свой участок!

Но Ромашка смахнул пот со лба и, не поднимая головы, ответил:

- А я хочу здесь копать! Иди от меня и не командовай!

- А для чего же я тогда у вас бригадир?

- Не знаю, для чего, - упрямо ответил Ромашка, - а вот я не люблю, когда надо мной командовают!

Груня ничего не ответила, вернулась на свое место и взяла заступ. Тут шли веселые разговоры.

- Наш Трофим уже купался! - живо рассказывала Стенька. - Вода еще снеговая, а уж он - готово! Сначала по калужине босиком бегал, а потом и весь влез да выкупался. Пришел - сразу к печке. И молчит. Будто мы не видели!

- Ребята! - прервал ее Женька Солонцов. - Ребята, что я придумал!

- Какую-нибудь чушку, - пробурчал Федя.

- Уж сказал бы - чушь. А то - чушку! Я вот что придумал: давайте так играть, будто мы клад откапываем!

- Давайте!

Но Раиса сказала, насмешливо выпятив нижнюю губу:

- И ничуть не похоже. Клад искать - надо ямку на одном месте рыть. А мы - вон какую долину поднимаем! Ой, а руки больно до чего!

Она выпрямилась, потерла спину и скривила лицо.

- Ой!.. Не буду я! Все равно ничего не выйдет. Где это видано - поле лопатой копать?

И села на кочку.

- Не успела начать, а уж устала! - сказала Груня. - Вот когда все будут отдыхать, тогда и ты сядешь. Вставай!

Раиса встала, но заступ не взяла, а выбралась на тропочку и пошла домой. Груня чуть не заплакала.

- Ну, куда же ты? Ну, покопай хоть немножко-то!

- Думаешь, что председателева дочка, то тебя все и слушаться должны? - сердилась Раиса.

И ушла. А за ней неожиданно ушли две девочки поменьше - Анюта и Поля-Полянка.

Груня вспыхнула от гнева и обиды. К тому же у нее на ладони прорвалась мозоль, и было очень больно. Но Груня молчала. Попробуй пожалуйся - тогда и все жаловаться начнут.

Тяжелая, сырая земля не рассыпалась под заступом. Она туго резалась блестящими, влажными ломтями, и эти ломти, отрезанные заступом, надо было разбивать на мелкие комочки.

Заступ становился все тяжелее и тяжелее, и Груня чувствовала, как из ее рук постепенно уходит сила, руки делаются мягкими, слабыми и не хотят слушаться...

Груня старалась не думать об этом - ребята ведь работают же! Стенька режет землю и бьет комки, будто у нее руки железные. Да еще и смеется. Да еще все время рассказывает разные истории - такой уж у нее неумолчный язык.

И долговязый Женька работает, не жалуется. И Федя. И Ленька Козлик. Козлик - слабый, он то и дело отдыхает. Но не уходит.

А вот и Трофим тащится.

- Ты куда идешь, Трофим? - сказала Груня. - На эту работу я тебя не наряжала. Ты что ж, бригадира не слушаешься?

Трофим остановился. Он не мог понять - сердится Груня или шутит. Но обратно все-таки не пошел. Так и стоял молча, пока ребятишки работали. Груня поглядела на него и засмеялась:

- Смотрите, Белый Гриб стоит!

Груня смеялась, а сама только и думала, раз за разом всаживая заступ в землю:

"Ой, хоть бы поскорее обед кончился! Хоть бы поскорей пришли! Ой, совсем мочи нет!"

Отдыхать она не хотела - ей надо было выдержать бригадирскую марку. А то сядет бригадир отдыхать - какой же пример ребятам?

И когда она почувствовала, что разбивает последний пласт и что заступ сейчас выпадет у нее из рук, из кустов на дорогу вышли колхозники. Груня остановилась, выпрямилась, воткнула заступ в землю:

- Кончайте, ребята! - и блаженно перевела дух: выдержала!

Нет, все-таки трудно быть бригадиром!

НЕОБЫКНОВЕННАЯ ВСТРЕЧА

Да, трудно быть бригадиром.

Груня сидела на обгорелом, обмытом дождями обломке бревна. Тут раньше стояла их изба - горница с голубыми занавесками, кухня, сени, чулан. А там, сзади, двор. Во дворе под крышей ласточки всегда вили гнезда. Ничего не осталось. Одни головешки да обломки кирпича.

Груня держала в руке только что найденный в золе осколок розового блюдца. Это было Грунино блюдце. У нее тогда и чашка была такая же розовая. От чашки даже и осколков нет...

Груня задумчиво и долго смотрела на скворца, который распевал над головой, у скворечни. Странно было видеть скворечню, когда рядом нет избы. И палисадник тоже. На сиреневых кустах развертываются темные блестящие листья. Напористо лезут из-под земли крупные светло-зеленые побеги мальвы. Скоро они поднимутся выше изгороди, стебли их подернутся серебристым пушком, развернутся круглые шершавые листья - и по всему стеблю, изо всех пазушек полезут светлые шелковые бутоны, раскроются, распустятся малиновые, розовые и алые цветы. И дела им нет, что маленькие веселые окна больше не смотрят на них. Им бы только весну да солнышко!