Рыцарь - Вулф Джин Родман - Страница 7

Однако сейчас стояла весна. Вне всяких сомнений. Олень, подстреленный мною, уже сбросил рога; трава в заброшенном саду замка Блюстоун была мягкой и короткой. Куда же делась зима?

Я сел на земле. Рядом никого не было, кроме Бертольда Храброго, а он спал крепким сном. Сова умолкла, но ночной ветер нашептывал свои секреты деревьям. Я снова лег и изо всех сил постарался вспомнить лицо, которое мельком увидел. Зеленое лицо? Безусловно, подумал я, безусловно оно казалось зеленым.

Старые деревья сменились молодыми, кустами и чахлыми ольхами, когда Бертольд Храбрый сказал:

– Ну вот, мы и пришли.

Никакого города я не увидел. Вообще ничего похожего.

– Вот здесь… – Он взмахнул посохом. – Здесь пролегала улица. Дома на этой стороне улицы выходили задними окнами к реке, а на другой – к полям. Вот тут стоял дом Ульда, а прямо напротив – дом Бальдига. – Он взял меня за руку. – Помнишь Бальдига?

Я не помню, что я ответил, но он в любом случае меня не слушал.

– Ульд был шестипалым, и его дочь Скиена тоже. – Бертольд Храбрый отпустил мое плечо. – Подними мой посох, пожалуйста, юноша. Я покажу тебе место, где мы с ними схватились.

Мы прошли еще немного вперед, пробираясь между кустами и чахлыми деревцами. Наконец он остановился и указал рукой:

– Вот здесь стоял наш дом, наш с тобой. Только раньше он принадлежал папе. Помнишь папу? Знаю, маму ты не помнишь. Она умерла, когда тебя еще не отняли от груди. Ее звали Мэг. Сегодня мы переночуем там, где стоял наш дом, в память о прошлом.

У меня не хватило духа сказать Бертольду Храброму, что на самом деле я не его брат.

– Вот! – Он провел меня в северном направлении ярдов на сто. – Вот здесь я впервые увидел Шилдстара. Я взял с собой пареньков вроде тебя, чтобы они стреляли из лука и бросали камни, но они обратились в бегство, все до единого. Некоторые поначалу пускали стрелы и швыряли камни, но пустились наутек, как только увидели лица ангридов.

Он остался, сражался и потерпел поражение. Остро сознавая это, я сказал:

– Я бы не убежал!

Он обратил свое широкое бородатое лицо ко мне:

– Убежал бы!

– Нет.

– Убежал бы, – повторил он и взмахнул посохом, словно собираясь ударить меня.

– Я не хочу драться с тобой, – сказал я. – Но если ты попытаешься треснуть меня своей палкой, я отберу ее у тебя и сломаю.

– Значит, ты не убежал бы? – Он с трудом сдерживал улыбку.

Убедив себя самого, я решительно помотал головой.

– Нет, если только они не были ростом вон с то дерево.

Бертольд Храбрый опустил посох и оперся на него.

– Нет, вон по ту первую толстую ветвь. Откуда ты знаешь, что не убежал бы?

– Ты же не убежал, – сказал я. – А разве мы с тобой не похожи?

Задолго до заката мы устроились на ночлег на месте нашего старого дома и развели новый костер на месте старого очага. Бертольд Храбрый не один час рассказывал о своей семье и Гриффинсфорде. Поначалу я слушал лишь из вежливости, но по мере того, как удлинялись тени, мой интерес возрастал. Здесь не было ни школы, ни доктора, ни полиции. Очень редко путешественники перебирались здесь вброд через Гриффин, по холодной горной воде, едва достигавшей коленей. В лучшем случае местные жители продавали пришельцам съестное и сдавали комнаты, а в худшем сражались с чужаками, чтобы защитить свои дома и стада.

Если ангриды были великанами, то остерлинги, порой появлявшиеся здесь летом, были истинными дьяволами, пожирающими людей с целью восстановить утраченную человеческую природу. Эльфы набегали на городок подобием тумана и исчезали, словно дым на ветру.

– Главным образом, моховики и саламандры, – доверительно сообщил Бертольд Храбрый. – И еще маленькие бодаханы. Они иногда помогают людям. Находят пропавший скот и просят крови за услуги. – Он завернул рукав, обнажая руку. – Обычно я укалываю себя шипом и отдаю каплю-другую крови. Они всего лишь тина, бодаханы.

Я кивнул с понимающим видом, хотя не вполне понял.

– Тогда ты жил со мной здесь, только еще не задирал так носа. Папа вырастил меня, а я вырастил тебя. Ты начал чувствовать себя лишним, мне кажется, поскольку я ухаживал за Гердой. Прелестней девушки я в жизни не видел, и мы уже обо всем сговорились.

Я не стал спрашивать, что случилось потом.

– Ты ушел, и я думал, что ты вернешься через год-другой, когда мы обустроимся. Но ты вернулся только сейчас. Тебе понравились края, где ты жил?

Я напряг память, но сумел вспомнить лишь одно: что лучшие моменты жизни я переживал, когда оказывался в полях под открытым небом, на лодке посреди реки или в лесной чаще.

– Тебе нечего сказать?

– Нечего. – Я показал Бертольду Храброму железные наконечники стрел, извлеченных из тела оленя. – Пока не стемнело, я бы хотел приделать к ним новые древки.

– А старые сломались?

– Да, – кивнул я, – когда олень упал. Я подумал, что если бы нашел еще одно такое же дерево, из которого сделан мой лук, новые древки никогда не сломались бы.

– Неужто ты срубишь целое дерево ради пары стрел? Я помотал головой.

– Отрублю ветку-другую, вот и все. А если найду на нем один из прошлогодних плодов, посажу семена.

Бертольд Храбрый с трудом поднялся на ноги.

– Я покажу тебе такое дерево, оно до сих пор здесь.

Он провел меня в заросли кустов и, опустившись на колени, шарил руками в траве, покуда не нашел там маленький пенек.

– Колючий апельсин, – сказал он. – Ты посадил его незадолго перед своим уходом. Он рос на моей земле, и я никому не позволил бы срубить его. Только кто-то все-таки срубил, стоило мне отвернуться.

Я промолчал.

– Хотя он еще может дать побеги. – Он встал, тяжело опираясь на посох. – Порой такое случается.

Я опустился на колени, вытащил из мешочка одно из двух оставшихся семян и закопал в землю рядом с пеньком. Когда я поднялся на ноги, по лицу Бертольда Храброго текли слезы. Он повел меня обратно, а потом остановился и указал посохом на простиравшиеся перед нами заросли кустов и молодых деревьев.

– Здесь было мое ячменное поле. Видишь вон то высокое дерево? Пойдем.

На полпути он указал на ярко-зеленое пятно впереди:

– Вот оно. Колючий апельсин не сбрасывает листья в отличие от большинства деревьев. Стоит зеленым всю зиму, как сосна.

Мы подошли поближе и увидели прекрасное молодое дерево высотой футов двадцать пять. Я крепко обнял Бертольда Храброго.

Мне кажется, здесь я должен рассказать побольше о колючем апельсине, но, если честно, я сам мало что знаю. Многие деревья, произрастающие в Америке, встречаются и в Митгартре тоже – дубы, сосны, клены и тому подобное. Но колючий апельсин – единственное известное мне дерево, которое произрастает также и в Эльфрисе. Небо Эльфриса совсем не кажется странным, покуда не вглядишься получше и не увидишь в нем людей и (изредка) не различишь голоса в шуме ветра. Время здесь течет очень медленно, но мы не сознаем этого. Только деревья и люди кажутся странными на первый взгляд. Я думаю, родиной колючего апельсина является Эльфрис, а не Митгартр и не Америка.

Глава 4

СЭР РАВД

– Эй, малый! – крикнул рыцарь, сидящий на огромном сером коне. – Поди сюда, малый! Надо поговорить.

– Мы тебя не обидим, – добавил его оруженосец.

Я осторожно приблизился. Чему я научился за время, проведенное в лесах с Бертольдом Храбрым, так это относиться к незнакомцам с опаской. Кроме того, я хорошо помнил рыцаря с драконом, исчезнувшего у меня на глазах.

– Ты знаешь окрестные леса, малый?

Я рассеянно кивнул, с интересом разглядывая его коня и доспехи.

– Нам нужен проводник – проводник на сегодня и, возможно, на завтра. – Рыцарь улыбался. – За твои услуги мы готовы платить тебе по скильду каждый день. – Не дождавшись от меня ответа, он сказал: – Покажи пареньку монету, Свон.

Из кошелька, висящего на поясе, оруженосец достал большую серебряную монету. Рослый гнедой конь, которого он вел в поводу, нетерпеливо ударил копытом о землю и шумно фыркнул.