Рыцарь - Вулф Джин Родман - Страница 5

Потом дорога вилась между холмов, где двое встречных парней постарше меня заявили о своем намерении меня ограбить. Один угрожающе помахивал палкой, а другой держал наготове лук с натянутой тетивой. Я сказал, что они могут взять у меня все, кроме лука. Как и следовало ожидать, они вцепились именно в лук. Я не отдал и получил палкой по башке. Тогда я стал драться: вырвал свой лук и здорово отходил им грабителей. Наверное, мне следовало испугаться, но я не испугался. Я страшно разозлился: надо же, они решили, что могут ударить меня, не получив сдачи! Первый бросил свою палку и пустился наутек, а другого я колотил, покуда не повалил на землю; потом сел ему на грудь и пригрозил перерезать глотку.

Когда парень взмолился о пощаде, я его отпустил, и он тоже дал деру, бросив свой лук и колчан. На вид лук казался хорошим, но треснул, когда я согнул его на колене. Я снял с него тетиву и закинул колчан за спину. Вечером я соскоблил всю кору со своего лука (так что теперь мне оставалось только пропитать древесину льняным маслом) и натянул на него тетиву.

Дальше я шел, сам держа наготове лук с натянутой тетивой. Я не раз видел кроликов, белок и даже оленя; я стрелял, но лишь потерял пару стрел. Через несколько дней, когда меня уже качало от голода, я поутру наконец подстрелил куропатку и отправился на поиски огня. Я искал долго и уже почти решил махнуть на все рукой и съесть мясо сырым, но ближе к ночи заметил вдали, над деревьями, струйку дыма, похожую на белое привидение на фоне темного неба. Когда показались первые звезды, я нашел лачугу в густых зарослях диких фиалок. Она представляла собой каркас из жердей, покрытый звериными шкурами, с пологом из оленьей шкуры вместо двери. Я кашлянул, поскольку не мог постучать в дверь, а когда на мое покашливание никто не откликнулся, постучал по жердям каркаса.

– Кто там?! – раздался из лачуги голос, похоже принадлежавший весьма воинственно настроенному человеку.

– Жирная куропатка, – сказал я. Меньше всего на свете мне хотелось драться.

Полог из оленьей шкуры отодвинулся в сторону, и из-за него выглянул сгорбленный мужчина с длинной бородой. Рука у него мелко тряслась, и голова тоже, но голос не дрожал нисколечко, когда он грозно рявкнул:

– Кто ты такой?

– Просто путешественник, готовый поделиться с вами подбитой птицей за огонь, – сказал я.

– Здесь нечего красть, – сказал бородач и поднял дубинку.

– Я пришел не грабить вас, а поджарить куропатку. Я подстрелил и ощипал птицу сегодня утром, но у меня нет огня, чтобы ее приготовить, а я умираю от голода.

– Тогда входи. – Мужчина посторонился, пропуская меня. – Можешь поджарить куропатку, коли оставишь мне кусочек.

– Оставлю, и не один, – сказал я и выполнил свое обещание: отдал хозяину лачуги оба крылышка и обе ножки.

Он не задавал мне никаких вопросов, но смотрел на меня так пристально, лишь изредка отводя глаза в сторону, что я назвал свое имя и возраст, объяснил, что я нездешний, и спросил, как добраться до Гриффинсфорда.

– Проклятье! Это моя родная деревня, юноша, и я до сих пор иногда наведываюсь туда. Но сейчас в Гриффинсфорде никто не живет.

Я не поверил.

– Мы с братом живем.

Бородач покачал трясущейся головой.

– Никто не живет. Там никого не осталось.

Тогда я понял, что наш городок называется не Гриффинсфорд. Возможно, Гриффин или Гриффинсбург… или что-то вроде. Но я не мог вспомнить.

– Они обратились ко мне за помощью, – пробормотал бородач. – Многие хотели бежать, но я сказал «нет». Оставайтесь и сражайтесь, сказал я. Если великанов окажется слишком много, мы обратимся в бегство, но сначала нужно испытать их силы.

Я обратил внимание на слово «великаны» и стал ждать, что же последует дальше.

– Вожаком у них был Шилдстар. Я тогда жил в отцовском доме. Не таком, как мой нынешний. В большом доме с мансардой под высокой крышей, с большой передней комнатой и маленькими задними. С большим каменным камином и столом, достаточно большим, чтобы усадить за него всех моих друзей.

Я кивнул, вспоминая дома, которые видел в Иррингсмауте.

– Шилдстар не был мне другом, но и он смог бы войти в мой дом. Правда, сгорбившись, как я сейчас.

– Вы сразились с ними?

– Да. За свой дом? За свои поля и Герду? Конечно! Я сразился, хотя половина людей пустилась в бегство, когда великаны только показались на дороге. Одного я пронзил копьем, а двух зарубил топором. Они падали как срубленные деревья, юноша. – Глаза мужчины сверкнули. – Камень… – Он потрогал пальцами висок и вдруг показался гораздо старше своих лет. – Не знаю, кто нанес мне удар… Да и камнем ли? Не знаю. Потрогай вот здесь, юноша. Пощупай под волосами.

Волосы у него были густые, темно-серые волосы, почти черные. Я осторожно дотронулся и мгновенно отдернул руку.

– С тех пор я мучаюсь. Вода и огонь. Знаешь? Это они любят больше всего. Загнали нас в пруд и разожгли вокруг костры. Загнали нас в пруд, словно скот. Швыряли в нас горящие головни, покуда все не утонули. Все, кроме меня. Как твое имя, юноша?

Я повторил.

– Эйбел? Эйбел. Так звали моего брата. Много, много лет назад.

Я знал, что на самом деле у меня другое имя, но Парка велела мне использовать это. Я спросил мужчину, как его зовут.

– Нашел ондатровую нору под водой, – сказал он. – Нырял и копал, поднимался на поверхность, чтобы набрать воздуха в грудь, а головни все горели и шипели. Потерял счет ныркам и ожогам, но не утонул. Вынырнул в ондатровом домике и дышал там. Дождался, когда ангриды решили, что все утонули, и ушли.

Я кивнул с таким чувством, будто видел все своими глазами.

– Попытался выкарабкаться на берег, но моя тень отделилась от меня. Упала обратно в пруд. До сих пор остается там. – Бородач потряс головой. – Сны? Нет, не сны… До сих пор барахтаюсь в пруду, и в меня летят горящие головни. Пытаюсь выкарабкаться на берег. Скользко… И огонь обжигает лицо.

– Если я останусь здесь на ночь, я могу разбудить вас, коли вам приснится дурной сон, – предложил я.

– Шилдстар, – пробормотал бородач. – Он высокий, как дерево, Шилдстар. Кожа как снег. Глаза как у совы. Я видел, как он схватил Бальдига и оторвал у него руки. Могу показать, где. Ты действительно направляешься в Гриффинсфорд, Эйбел?

– Да, – сказал я. – Я пойду завтра, если вы покажете мне дорогу.

– Я пойду с тобой, – пообещал бородач. – В этом году я еще не наведывался туда. Раньше часто ходил. Раньше жил там.

– Здорово, – сказал я. – У меня будет спутник, с которым можно поговорить и который знает дорогу. Мой брат наверняка страшно разозлился на меня, но сейчас уже остыл.

– Нет, нет, – пробормотал бородач. – Нет, нет. Бертольд Храбрый никогда не сердится на тебя, брат. Ты же не разбойник.

Так я остался с Бертольдом Храбрым. Он был малость не в своем уме, и у него не всегда все получалось. Но в смелости он не уступал мужчинам, которых мне доводилось встречать в жизни, и отличался исключительным великодушием. Я по мере сил заботился о нем и помогал ему, а он по мере сил заботился обо мне и учил меня. За годы нашего совместного проживания Бертольд Храбрый сделал мне много хорошего, Бен, но в конце концов я сумел отблагодарить его и, возможно, таким образом совершил самое доброе дело в своей жизни.

Иногда я задаюсь вопросом, не потому ли Парка сказала, что я Эйбел. Все описанные события происходили на северной окраине Целидона. Мне следовало упомянуть об этом раньше.

Глава 3

КОЛЮЧИЙ АПЕЛЬСИН

На следующий день Бертольд Храбрый занемог и попросил меня не уходить, поэтому я отправился на охоту, а не в Гриффинсфорд. Охотником тогда я был неважным, но благодаря скорее везению, чем умению, поразил двумя стрелами оленя. Древки стрел сломались, когда зверь упал, но железные наконечники я сохранил. Вечером, когда мы уплетали за обе щеки жареную оленину, я завел речь про эльфов и спросил Бертольда Храброго, слышал ли он об Эльфрисе и знает ли что-нибудь о народе, обитающем там.