Легко ли быть Миротворцем - Воробьев Вячеслав - Страница 5

Я выбрал для поиска ту, по которой, наиболее вероятно могла проследовать наша машина. К счастью, интуиция меня не подвела.

Патрульную машину удалось обнаружить в поле, далеко за пределами дороги, совершенно разбитую и покореженную, лежащую на боку. Водитель-португалец находился в ней. Он лежал неподвижно, без признаков жизни. Рядом с машиной, обхватив голову руками, весь в крови, в явном состоянии шока, сидел непалец. Из его кратких сбивчивых объяснений удалось лишь понять, что за ними гналась красная гражданская машина с двумя одетыми в военную форму и вооруженных автоматами сербами, намерения которых были достаточно очевидны. Они с португальцем решили попытаться оторваться от преследователей и уйти под защиту находившегося в трех километрах впереди по дороге приграничного блокпоста польского батальона войск ООН. Они увеличили скорость, но не смогли вписаться в крутой поворот. Машина перевернулась, слетела на обочину и сделала с десяток кульбитов через крышу. Преследователи приостановились на несколько секунд на дороге напротив перевернувшейся машины и затем скрылись. Благодаря тому, что аккумулятор машины еще работал, и рация оказалась цела, он успел передать сообщение на станцию.

Поняв, что непалец, хоть и в шоке, но серьезных ранений не имеет и может еще потерпеть, я кинулся к португальцу. Тот был без сознания, но живой. Дыхание его было сиплым и каким-то прерывистым. Минут десять мы с непальцем пытались выломать заклинившую дверцу машины, чтоб вытащить его. Наконец с помощью камней, монтировки и колесного ключа кое-как удалось выдрать заклинившую дверь. Но это не очень облегчило нашу задачу, так как ноги португальца оказались зажатыми деформированным железом кузова машины. При малейшем прикосновении к его телу португалец сильно стонал, а при попытке вытягивать его из машины стоны переходили в крик. Мы видели, что причиняем ему сильные физические страдания, но у нас не было иного выхода, чтоб спасти его. Под эти стоны и крики мы все-таки сумели высвободить его ноги и вытащить португальца из разбитой машины. На руках я отнес его к "Гольфу" и кое-как впихнул в свою малолитражку на заднее сиденье. Непалец сел рядом, поддерживая его голову.

Я не медик и не умею ставить диагнозы. Но мне было понятно, что жизнь с каждой минутой уходит из моего коллеги и подчиненного. Он стал впадать в беспамятство, что-то бормотал сквозь стоны, на посиневших губах выступила розовая пена.

Никогда в своей жизни, ни до этого случая, ни после него, я не гнал машину по горной дороге на такой сумасшедшей скорости, как в тот раз. Наверное, я мог на равных поспорить тогда с водителями "Формулы-1". Впервые для меня столь остро и определенно была поставлена на карту жизнь конкретного человека. Не помню как, но по пути я еще умудрился связаться по радио со штабом и переругаться с ними по поводу необходимости вызвать на станцию вертолет. Для меня самого все это было, как в лихорадочном полусне. Помню, что влетел на машине на плац в месте расположения пункта управления роты пограничной охраны польского батальона войск ООН, что-то кричал солдатам по-русски, по-английски и по-польски. Они быстро забрали из машины и унесли куда-то в палатки и португальца, и непальца. К счастью, там оказался полевой перевязочный пункт, немного медикаментов и какой-то доктор...

В этот же день на вертолете обоих моих коллег эвакуировали в центральный госпиталь ООН в Загреб. Непалец через некоторое время вернулся на станцию продолжать службу. Португальцу сделали несколько сложных операций, я пару раз навестил его в госпитале, но на станцию он больше не вернулся. Память долго хранила лица и имена этих ребят, но сейчас помню только лица, имена стерло время. Хотелось бы верить, что они тоже помнят своего товарища- русского миротворца.

Много было еще эпизодов и эпизодиков, которые добавляли нам седых волос. Приходилось выезжать и на места подрыва людей на минных полях, и видеть следы "работы" в деревне диверсионных или обыкновенных бандитских групп. Было и ночное нападение пьяных сербов на нашу полицейскую станцию, с подожженной дверью и обещаниями всех убить. Были и ночные тревоги, и попытки угона наших машин, и угрозы физической расправы. У многих из нас до сих пор еще осталась привычка всегда садиться лицом к двери, даже днем плотно зашторивать окна, оставлять "контрольку" на входной двери и заглядывать под машину, прежде чем завести двигатель.

К счастью, у нас на станции не было ни одного случая гибели сотрудников. Но не все выдерживали постоянное психологическое напряжение. В результате были и нервные срывы, и затяжные алкогольные разрядки, и "поехавшие крыши". Нет, мы не были суперменами. Мы просто буднично делали свою работу, писали тысячи бумаг, иногда, как нам казалось, совершенно ненужных. Патрулировали территорию, разбирались с местной полицией при выявлении укрытых и нераскрытых преступлений, распределяли гуманитарную помощь, помогали беженцам, эвакуировали больных, беспомощных, разыскивали пропавших без вести...

Но самый главный смысл нашей работы был в том, что мы своим присутствием давали людям хоть маленькое, зачастую иллюзорное, но такое необходимое для жизни чувство защищенности, или было бы, наверное, правильнее его определить - неброшенности. Что означает приезд белой полицейской машины с буквами "UN" на борту в глухую югославскую деревеньку? Это и новости "с большой земли", и продукты питания из гуманитарной помощи, и возможность передать письмо и записку родным. Это - шанс переправить роженицу в больницу, рассказать о вылазках бандитов, о болезнях скота, о проблемах с учебой детей, об отсутствии стройматериалов для ремонта дома, газет, медикаментов, школьных учебников, тетрадок, топлива для ведения сельскохозяйственных работ. Просто возможность увидеть новые лица, поговорить с людьми, которых не надо бояться и от которых не надо прятаться в лесу. А если еще удается привезти заветную весточку от родных или близких, помочь в чем-то важном, благодарности людей не бывает границ. Это очень трогает и печалит одновременно. Я помню, как простые, в большинстве своем пожилые люди из деревни бросались целовать нам руки, когда нам удавалось вывезти их из района боевых действий или спасти от бандитского беспредела. Они плакали и обнимали нас, как своих сыновей. За время моей работы на станции в Слуне, нам удалось переправить за пределы Сербской Краины около 400 хорватов, вынужденных из-за реальной угрозы их жизням покинуть родные места. Я думаю, что именно ради таких дел и стоит трудиться в миссии.

Наверное, у читателя возникнет закономерный вопрос: "Неужели вся миссия - это только напряженная работа, без продыха и перерыва?". Да, работы было много, в большинстве случаев она была связана с горем и страданиями людей. Это, конечно, негативно сказывалось на нашем психологическом состоянии. Но мы старались находить и находили моменты для отдыха, расслабления и шутки. Порой случайные комические моменты в работе отвлекали нас от тяжести происходящего.

Помнится, был у нас на станции дежурный офицер - нигерийский полицейский. За свои сорок пять лет он никогда в жизни не видел снега. И когда первые снежинки закружили за окном, он, как завороженный, стоял и смотрел на них. Потом он вышел на улицу и принес в ладонях небольшой комочек снега, подходил к каждому и с неподдельным удивлением, доверчиво глядя нам в глаза, спрашивал: " Ребята, это что - снег, да?" и очень сокрушался, что его жена и дети не могут ощутить эти снежинки на руках. Не помню, кто в шутку посоветовал ему отослать домой снег в письме. Он очень обрадовался этой идее и стал спешно искать конверт... Остановил его только наш громовой хохот, который спорадически продолжался весь этот день и всю последующую неделю.

Изредка случалось заниматься и спортом. Так, сербские полицейские пригласили нашу и близлежащие ооновские полицейские станции поучаствовать в турнире по футболу. Все мы с удовольствием ухватились за эту возможность хоть как-то скрасить наше существование. К сожалению, все интернациональные полицейские футбольные команды "с треском" проиграли сербам с разгромным счетом. Остались лишь моральное удовлетворение от участия и воспоминания о хорошей послематчевой встрече за кружкой пива.