Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий - Страница 5

– Ишь, лодку! Лодка дорого стоит. Заплатишь?

– У, торгаш!

– Братцы, придется сесть за весла, – вякнул Ленок.

– Вот человек правильно говорит, – пуще прежнего оскалился Олав. – Умный человек, сразу видать.

– Ладно, Сивел, пошли на скамьи, – позвал Белян.

– Слушай старшего, Сив, слушай! – пуще пущего оскалился Олав.

Сивел махнул рукой и нехотя поплелся за Олавом вниз, где трудились матросы, где остро пахло потом и грязной одеждой. Их рассадили на разные скамьи, и началось изнурение монотонной работой.

Перед самым закатом лодья вышла в море, пологие волны закачали ее, окатывая нос каскадом брызг. Слева едва виднелась темная полоса берега. Темно-синие тучи предвещали грозу. Ветер менялся, и снова удалось поднять парус. Гребцы могли передохнуть. Далекий гром и сполохи молний тревожили души. Все окуталось темнотой, далеко на севере бушевал ливень, воздух пропитался влагой.

– Пройдет стороной, – Ленок всмотрелся в горизонт.

– Слава богам! – прошептал Белян. Все-таки сухопутный он, сухопутный. А за бортом черная вода.

Ветер усилился, обдал брызгами и пеной.

– Смотри-ка, Белян, руки сами цепляются за борт, – нервно хихикнул Сивел, не решаясь ослабить хватку.

– Да, это не Волхов и не Ильмень-озеро! Хотя и там бывает несладко. Тут пострашней!

– Терпите, братья! – ободрил Ленок. – Вскорости свыкнетесь! Еще и насмехаться будете над собой!

– Не очень-то верится, – сквозь зубы буркнул Белян. Но, впрочем, что еще оставалось, как не терпеть.

А ветер все крепчал. Матросы споро справлялись со снастями, ловко передвигались по пляшущей палубе. Да, вот они не сухопутные. Свыклись, видать. Да и кормщик командовал ими уверенно. А Рунольв – так и вовсе грозно. Приказ начальника – закон для подчиненного.

Дождь все-таки пролился, но Ленок оказался прав – самая гроза прошла стороной. Но небо не светилось звездами, а белые ночи кончились. Близилась осень, а с ней и более жестокие штормы. Нет, невозможно с этим свыкнуться. Всяко для братьев-сухопутников – невозможно. Ночь не сомкнули глаза. Страхи не покидали.

Утром пришлось снова взяться за весла. Ветер стал меняться, и парус пришлось спустить. В качку грести очень неловко и тяжко. Весло скакало по уключине – трудно удержать.

* * *

…И снова – день да ночь, день да ночь, день да ночь. Иногда вдали проплывал парус, но близко подойти друг к другу боялись. В море встречались и пираты – подлавливали одинокие суда, грабили, убивая всех…

Море стелилось перед форштевнем лодьи в непрерывном накате волн. Ветер сменялся затишьем, гребцы натужно сопели, выгребая на запад, куда садилось солнце. По югу тянулись унылые низкие берега, с трудом различимые сквозь дымку.

А и впрямь попривыкли новгородцы помаленьку – и к вечной качке, и к ветру с солеными брызгами, и к гадким крикливым чайкам. Стали даже привыкать к речи варягов, старались постичь премудрость чужой речи.

Но то Ленок с Сивелом.

Белян же был хмур и неразговорчив, речь чужеземную понимать отказывался. Он даже не ворчал, а только неистово тянул весла или сидел, устремив взгляд на восток, где осталась его земля. Он перестал молиться и заклинать богов, будто их уже не существовало. Похудел, скулы обострились.

Сивел с тревогой поглядывал на брата, но все старания растормошить были тщетны.

4

Вечор Олав долго сидел с новгородцами за неторопливым разговором, выражая симпатию, ну явную симпатию. И хотя ему никто не верил, но слушали с охотой. Он много знал. Бывал и в Царьграде, спускаясь по Днепру до моря. Ходил по Волге, торгуя с булгарами. Даже однажды плавал по морю Хазарскому, где его оставили голым и нищим. Посещал огромный и холодный остров Исландию, где море кишело китами, а в долгие суровые зимы люди развлекались песнями скальдов.

– Завтра проскочим остров Борнхольм, и, считай, мы дома. Останется совсем немного, – говорил Олав, мягко скалясь. – Скоро осень, торги за морями закончены. И будем ждать местных ярмарок.

– А нам как жить там? – в который раз спрашивал Ленок.

– Хозяин Рунольв определит это позже. Вот расторгуемся в Гокстаде и засядем на зиму в Брейдифьорде. Отдохнем, поохотимся в лесах. Брагу бочонками пить будем, скальды песни петь нам станут, висы сказывать. Свадьбы пойдут. Весело!

– Вам-то весело, – хмыкнул Белян невесело. Тем самым разрушил иллюзию свободы-равенства-братства. Особенно свободы. Ну, и равенства. А про братство и вовсе что говорить!

Стало неловко. Олав не подтвердил, но и не возразил. Ушел молча. Ночь уже, однако.

– Рабами сделают, – горестно вздохнул Ленок. – Выкуп за нас никто не даст… Да и ждать долго, если б и дал кто.

* * *

Утром, когда туман рассеялся, впереди показалась твердь Борнхольма. Обходили с севера – темная полоска суши медленно проплывала по левому борту. Ветер шевелил парус едва-едва, и кормчий ударил в гонг, призывая к веслам. Ритм отбивался средний. Впереди целый день, и надо распределить силы равномерно.

Но тут вдруг гонг зачастил, послышались крики встревоженных матросов.

– Что-то случилось! – крикнул Ленок сидящему впереди Сивелу.

– А что бы ни случилось, нам не все ли едино!

Да нет, не все… Гонг все учащал удары. Гребцы стали поспешно надевать доспехи, развешанные тут же на колышках. Раскладывали оружие под руками.

– Сивел, никак готовятся к бою! Оружились варяги! – Голос у Ленка напрягся, спина задеревенела. Пот – крупными каплями.

К гребцам спустился Олав, прокричал что-то.

Сивел не понял слов, но понял смысл. Никак беда надвигается? Видно, разбойники? Настигают?.. Особой радости от мысли, что скоро плен может закончиться, не возникло. Так-то оно так, но не станет ли хуже? Здесь хоть не на цепи сидим, а что ждет у разбойников?

Скрипели снасти – матросы поднимали рей с парусом, пытаясь поймать ветер. Готовились луки и стрелы, а гребля продолжалась в неистовом темпе. Пот заливал глаза гребцам. Гремел голос Рунольва, бряцало оружие, стучали глиняные ядра, перекатываемые пращниками. Готовы встретить пиратов? Всегда! Лучше бы, конечно, с ними, с пиратами, вовсе не встречаться. Но раз уж так случилось…

Сивел исхитрился взглянуть на море в щели между щитами. Там, в море, стремительно шли на веслах два больших дракара [2] с драконьими головами на высоких носах.

Еще около часа продолжалась гонка, но уйти от преследователей не удалось. Дракары приблизились, стрелы застучали о борта и щиты, дребезжа оперением. Гребцы выбились из сил. Смены им не предвиделось. Все свободные от весел отражали натиск пиратов. А те уже изготовились забросить абордажные крюки.

Ну, все. Варяги прекратили грести. Толку-то! Дракары стали ломать весла лодьи, притягивая ее борта вплотную. Крики и стоны, стук копий и звон мечей. А новгородцы продолжали сидеть, пригнувшись на своих скамьях. Их соседи по веслам уже отбивались. Раненые и убитые валились навзничь и ничком, орошая кровью старые доски.

– К хвосту! К хвосту! На корму! – прохрипел Белян.

Раскоряками полезли через скамьи. Вокруг варяги и пираты – в пылу битвы.

Они втроем добрались до закутка, ссыпались в него, прикрыли дверь. Кто б им сказал неделю назад, что они вернутся в ту зловонную каморку с чувством глубокого облегчения – на смех подняли бы, а то и на копья!.. Затаились. Нет, право! Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Треск и сильный толчок! Ага! И второй дракар тоже сцепился с лодьей. Вой наступающих – с удвоенной силой. Вопли и стоны – с утроенной силой. Звон и скрежет. Глухие удары по дереву. Кровь, кровь, кровь…

– Теперь уж скоро, – вжал голову в плечи Ленок. – Авось, нас не кончат сразу, а? Не дрались ведь мы, а?

– Чего гадать! – сплюнул Белян. – Эх, лучше б дрались… Тогда б хоть честь по чести…

– Сдаются, – шепнул Сивел, разобрав в сумятице криков отдельные слова варягов и пиратов. – Вот и все… – Бледность четко выделила его лицо в полутьме.