Небо и корни мира - Тулянская Юлия - Страница 81

У Неэра сильно забилось сердце. Вот тот час, которого он ждал всю жизнь. Богоборец зовет его на битву у Небесных Врат. Мир выбрал себе защитником Яромира, а Престол – Неэра.

– Я принимаю вызов князя Севера, – решил король. – Пришла пора готовиться к последней битве.

Неэр размышлял о судьбе лорда Эймера. Он хотел поговорить с другом наедине. Недавно епископ Эвонд, сжимая сухощавые кулаки, твердил, что Эймер, видимо, уже околдован сыном погибели, как бывший ставленник Анвардена, князь Кресислав. Но Неэр не верил в это.

Оруженосец остался у входа снаружи шатра. Эймер сидел на лавке, не зажигая свечи. Неэр зажег и осмотрелся. Перед Эймером стояло блюдо со скудным обедом, какой и был возможен на исходе голодной зимы. К еде Эймер почти не притронулся, но кубок из-под вина был пуст. Неэр приказал оруженосцу принести еще вина, подошел к Эймеру и сел рядом.

– Я не знал, как буду смотреть тебе в глаза, – ровным голосом проговорил лорд Орис-Дорм. – Я думал, они казнят Меня, тогда бы и не пришлось.

– Ты хотел положить конец войне. Такой ценой… Я понимаю.

Эймер глубоко вздохнул и впервые посмотрел в лицо Неэру.

– Да, – сказал он. – Это меня не оправдывает. Ты король, ты должен меня судить и вынести суровый приговор. Пусть враги Престола видят, что не ты подстрекал меня к бесчестному удару и что в твоих глазах я тоже преступник.

Неэр посмотрел на Эймера.

– Я знаю. Но есть многое, что смягчает твою вину. Твоя жизнь вне опасности.

Эймер неожиданно усмехнулся:

– Это сейчас, в наше время, когда жизнь ничего не стоит, когда умирают на войне, от голода, в плену… мне пришлось просить князя Яромира казнить меня, а он говорит: «Не могу!» И ты не хочешь или не можешь. Ни у кого рука не поднимается меня убить.

– Не говори так, Эймер! – Неэр сел около него. – В самом деле, ты в отчаянии, на твоих руках еще отпечатки цепей, – король схватил друга за руку, показывая ему след от стального браслета у него на запястье. – У тебя сердце неспокойно, подавлена душа. Я знаю, как это бывает… Кажется, что все против тебя. Но пройдет время, и ты увидишь, что это не богоборец пощадил тебя. Это сам Вседержитель удержал руку твоих врагов, – горячо говорил Неэр, вглядываясь в лицо Эймера. – Стоит тебе отдохнуть, стоит успокоиться сердцем – и тебе снова все сделается ясно, и не останется никаких сомнений, что делать дальше, как жить. Просто тебе нужно отдохнуть, Эймер, – настойчиво повторил король.

Эймер поднял глаза:

– Я постараюсь, государь. Я знаю, что нам запрещено отчаиваться: мы за все должны благодарить Создателя. Но, если можно, выполни мою просьбу…

– Я обещаю, – быстро отозвался Неэр.

– Позволь мне идти с тобой к Небесным Вратам, государь, – произнес Эймер, оживившись. – Но пусть все видят, что ты, государь, не одобрял моего покушения на богоборца. Я должен идти в бой не военачальником, а простым воином. Я хочу себе такого приговора.

Много десятилетий на главной площади Даргорода стоял собор. Когда началась смута и, еще до Кресислава, даргородским князем объявил себя Яромир, в храмах Севера часто стали являться грозные вестники и совершаться ужасные знамения. Где-то небожители посылали с неба огонь на засеянные поля, где-то поражали непокорных болезнями или мечом. Тогда Яромир приказал закрыть храмы и разрушить алтари, чтобы вестники не могли больше являться. В ответ прошел слух о пророках и чудотворцах именем Вседержителя. «От кого увижу разбойничьи чудеса, от которых хлеб горит или люди болеют, – не ждите пощады, вот сук, а вот веревка!» – обещал Яромир.

Но небесные кары, которые раньше бы вызвали у людей трепет, теперь породили возмущение. Прежде чем князь Яромир объявил свою волю, в иных приходах народ уже сам свергал алтари и с кольями выходил против посланцев небес с их карающей силой.

Вскоре в сельских храмах обвалились крыши и выросла трава. Городские были заколочены, либо в них разместили склады.

Серым весенним утром даргородцы услышали звук колокола, похожий на тот, что в прежние годы созывал народ к службе. Над площадью кружили встревоженные голуби. Народ собрался во дворе перед храмом. Не слышно было ни шума, ни разговоров – все стояли в полном молчании.

Дружинники князя в полушубках поверх кольчуг окружили крыльцо храма. Люди всех их знали в лицо. Вот Радош из Гронска, который начинал войну мальчишкой, а стал храбрым военачальником. Вот его друг писарь Брослав, у которого, говорят, не то что каждый мешок – каждое зерно на складе сосчитано. Рядом вард Нейвил – он недавно поступил к Брославу в помощники – и его приятель Элстонд, медлительный, с льняными волосами до плеч.

Яромир поднялся на крыльцо, за ним бесшумно двинулся Джахир. Князь Кресислав еще был болен и не выходил на улицу, но пришел его стремянный Ивор. В толпе дружинников мелькали и платки женщин: целительница Ликсена стояла рядом с Лени, Девонна чуть поодаль, не отрываясь следила взглядом за мужем.

Яромир с силой рванул на себя доски, которыми был заколочен вход в храм. Он сорвал их руками, без всякого лома. Двери распахнулись настежь, изнутри повеяло холодом и сыростью. Яромир не пошел внутрь, махнул рукой и оглянулся.

– Это чтобы Вседержитель мог дать ответ, – объяснил он, развернувшись к своим. – А то вестнику придется изнутри в запертые двери толкаться.

Стоя спиной к черному провалу дверей, Яромир достал грамоту, по которой собирался читать. Он говорил не от себя, а то, что решено было на совете. Девонна и Брослав записали все это как надо: слово Даргорода и прочих северных земель к Вседержителю.

Богословы считали, что Вседержитель знает и слышит все, совершающееся не то что на площади, но даже и втайне. Яромир не мог говорить с Вседержителем, стоя лицом к лицу, – а поднимать голову к небу не хотел. Поэтому он читал свою грамоту на пороге храма, в темном проеме двери, перед собравшейся во дворе толпой.

– В Писании сказано, что накануне Конца люди пойдут войной на Небесный Престол. Вседержитель! Мы не верим в твое всемогущество. Слуги Престола даже твои поражения пытаются перетолковать к твоей славе, но у нас есть свободная воля, а где свобода – там конец не может быть предрешен. Мы не хотим воевать с небожителями. Ты правишь ими и благословенной землей у Престола – и правь. Но Обитаемый мир оставь нам! Говорят, ты хочешь пересоздать наш мир так, чтобы все в нем было тебе угодно, и все что тебе угодно – благо. Но мы не думаем, что для нас это благо, так что не хотим ни умирать, ни мучиться за него.

Если ты способен творить миры, лучше уйди и сотвори себе другой мир, где изначально все будет по-твоему. Можешь взять с собой те народы, что пойдут с тобой добровольно. Мы примиримся с Престолом, если ты снимешь с нас бремя своей власти. Не должно быть в Обитаемом мире ни тебя самого, ни Князя Тьмы, которого ты сотворил, ни подземной тюрьмы для твоих врагов.

Люди в толпе стали переглядываться, так и не нарушая молчания: неужели Вседержитель отменит установленные века назад законы?

– Если ты, Вседержитель, готов договариваться с людьми, пошли вестника. Даем тебе день и ночь на раздумье. Явится вестник – мы выслушаем, что он нам скажет, и будем сами с ним говорить. Если же ты не хочешь решить дело согласием, тогда, получается, ты враг мира и наш враг. И мы пойдем на тебя войной, как и написано в твоем же Писании.

Яромир снова замолчал и оглянулся, всмотрелся в темноту храма. Джахир настороженно стоял рядом, сжимая рукоять своей кривой сабли. В храме было тихо, как в склепе. Какое-то время слышались только крики ворон и грачей, что вили гнезда на деревьях вокруг площади. Небо было серым, низким и казалось пустым. Яромир вздохнул и стал спускаться с храмового крыльца.

– Все слышали? – На крыльцо поднялся Радош, и крикнул громко, так, что голос отозвался эхом от окружавших площадь домов. – Если до завтра не будет ответа, начинаем собирать войско. Назад пути уже нет.