Великое Лихо - 2 - Волков Сергей Юрьевич - Страница 62

Зугур, дозор державший последним, разбудил всех, когда рассвело. Утро выдалось хмарным, мглистым, словно и не порог лета, а начало осени на дворе. Небо затягивали давешние низкие тучи, но дождя не было, и стояло душноватое тепло. Огляделись.

Рощица, что приютила путников на ночь, одиноко шелестела молодыми листьями посреди широкой бугристой пустоши. На полуночь, в десятке стреловых полетов, начинался лес, густой и темный. На восходе еле угадывался в дымке Серединный хребет, на закате все тонуло в тумане - не иначе, низина там, и речка или ручей течет. А на полдень виднелись вдалеке заросли кустов, купы деревьев и несколько холмов, что уходили за окоем и терялись из виду.

Шык, велев Луне взять меха и идти к низине за водой, а Руне с Зугуром - перетаскивать вещи к лесу и там ждать, затаившись, сам пошел на полдень, разнюхать, что и как.

Еще и половины времени до середины дневной не прошло, как волхв вернулся, и выглядел он озабоченым. Остальные к тому времени умылись уже, Руна даже почистить одеженку успела, а Зугур зайца подстрелил и на маленьком, бездымном костерке, весело потрескивающим на дне ямки, варилась в котелке заячья похлебка.

Шык, отдуваясь, бросил на землю подобранную где-то по дороге суковатую палку, на которую опирался при ходьбе, сел, ухватился за мех с водой и первым делом долго пил, утоляя двухдневную жажду. Напившись, спросил у Луни:

- Там, куда ты за водой ходил, луговина большая, болотистая, и ручей течёт, так?

Луня кивнул - все так и есть.

Шык развернул Чертеж Земель, ткнул пальцем:

- Вот тут мы оказались, совсем рядом с Великим Ходом. До Дома Корча отсюда - день пути пешему, не больше. А болотина твоя, Луня, Мокрым лугом называется, в тот год, когда мы с тобой к Веду в гости собрались, пауны из Черного леса лурийских торговых гостей на ней погубили, Корч сказывал.

Руна, услыхав знакомые, родные названия, задрожала вся, глаза заблестели, и Шык, глянув на нее, кивнул:

- Да, девка, родина это твоя, ваши, Корчевы земли. Ты-то нашим проводилой и будешь, небось, каждый кусток тебе тут знаком?

- Тут, за Мокрым лугом, я редко бывала, а вот коли пройти его, там и вправду каждую тропку, каждый бугорок знаю. - кивнула Руна: - До Черного леса три дня нам идти отсюда, только вот...

- Что? - спросил Шык.

- Домой бы завернуть, крюк небольшой выйдет, а поклониться родинщине своей хочется. - закончила Руна, смутившись.

Волхв кивнул:

- Завернем, не сомневайся - мне тоже Дому на Великом Ходу поклониться надобно, мы ж с дедом твоим, с Корчем, считай, побратимами были, кровь мешали и в вечной дружбе клялись. Его памяти поклониться хочу, так что зайдем...

А теперь вот чего: был я на Великом Ходу, и сильно встревожил он меня. Не тот стал Ход ныне, совсем не тот. Чары, что ране его блюли, от нечисти спасали, и от людей лихих, ныне порушены, ослабели совсем. Зарос Ход травой-бурьяном, раскис весь, а Стражи Ходовы побиты, повалены, и опасно ныне малым числом по Ходу ездить. Врагов наших, аров и иных, в здешних местах нет сейчас, но были не так давно, большая дружина на закат проходила, и конные там были, и пешие. Так что путь наш до Корчева Дома окрест держать будем, с опаской да оглядкой, кабы на дозоры вражьи не напороться!

Зугур, что менял свалявшиеся перья на стрелах, усмехнулся:

- Вот едрит мать его, Владыки, хоть и не было её у него! Мы ж ВСЕХ людей от смерти спасаем, и аров треклятых, и хуров тех же, детей шакальих, и мы же от них таиться должны! Что за времена, что за дела такие? Боги гибнут, люди дружка дружку хуже зверья дикого опасаются, хуже нелюдей бояться. Ух, и отольються все слезы вагаских матерей, и матерей всех иных народов этому Владыке! Ух, и посмеюсь я над прахом его, пусть и не увижу его глазами!

- Ладно, ладно, разошелся! - проворчал Шык: - Погоди, тут кабы ОН над нами не посмеялся, вишь как выходит - Черный лес впереди, так и до него ещё суметь добраться надо!

Луня заточеной щепкой потыкал зайчатину в котелке, повернулся к волхву:

- Зато, дяденька, коли доберемся, то аров уже бояться не надо будет они-то, небось, туда не сунуться, остерегутся, разорви их Игг!

* * *

Похлебав заячего варева, обглодав косточки, путники залили костерок, заложили ямку сбереженным дерном, Луня веткой замел следы, и к полудню маленький отряд уже спускался на Мокрый луг.

Шли сторожко. Впереди, за пять сотен шагов - Луня, дозорным, остальные следом, цепочкой, быстро и тихо. Разговоров не вели, головы пригибали. Сырой туман, что висел над лугом, надежно укрывал путников, а как минули луг, Руна Луню сменила, по распадочку меж холмами повела, потом - лесной окраиной, и к вечеру в буреломный осинник вывела, место глухое и дикое.

Там и на ночь остановились. Шык сперва долго землю слушал - аров без арпаков не бывает, а стук копыт конских земля далеко разносит. Но тут все тихо было, и путники на ночлег расположились без опаски. Луня куропатку подстрелил, Руна щавеля по дороге нарвала, корешков разных, голодными сидеть не пришлось.

Зугур на этот раз первым в дозор ушел. Луня залил костерок, и все уже собрались на боковую, но перед тем, как спать укладываться, Руна вдруг обратилась к волхву:

- Дядько Шык, дозволь мне Могуч-Камень поглядеть, в руках подержать.

- Зачем тебе? - удивился Шык.

- Ну дозволь, рассмотреть я его хочу, что за диковенка такая. Ты вот про него говорил, что камень сам про себя рассказывать может...

- Так то ж не всякому, тем только, кто без слов понимать обучен. Шык, уже было улегшийся, сел и пояснил: - Волховство, магия, как Вед это называет, дарует человеку многое, но многого и требует взамен. Сильный волхв, маг, колдун, он от жизни обычной отрешиться должен, семью, детей иметь ему нельзя, а за это он и мир по другому видит, и мысли тоже, и людские, и звериные, и прочие другие. Луне вон, посля женитьбы вашей, волхвом не стать уже, ну, ПОЛНЫМ волхвом, понимаешь? И тебе слова, что камень говорит, услыхать не дано, хотя и есть в тебе что-то, муть какая-то чарная, но ты её и сама особо не чуешь, а уж проявить и подавно не сумеешь.

- Ну дядько Шык, ну дай камень! - гнула свое Руна, и волхв махнул рукой:

- Ну, на, гляди, острожно только - сила в камне этом великая.