Амулет (Потревоженное проклятие) - Волков Сергей Юрьевич - Страница 56

— Письмо отвозил турецкому султану! — невозмутимо ответил Пеклеванный, уловил мой недоверчивый взгляд и перекрестился: — Вот ей-богу, честное пионерское, не вру! Ага… Привез он, значит, клад, и заховал его где-то в огороде. Прадед мой его искал, дед, отец с братьями — ни хрена не нашли! Ну, я когда с армии на побывку домой приезжал, тоже решил покопаться вдруг повезет! А бабка моя, покойница, и говорит: «Ты, Сашенька, землю попусту не копай, а ступай в полнолуние на шлях, ровно в полночь. Только иди — не оглядывайся! Дойдешь до перекрестка, шапку сними, на землю брось и стой так, не двигайся! Как услышишь сзади шаги, крикни: «Душу мою оставь, а клад дедов отдай!». Тут тебе голос и скажет, где клад лежит. А ты, как услышишь, сразу крестись, Бога поминай, и тикай до хаты!»

Я скептически покосился на Пеклеванного — гоглевщина какая-то! Но он и бровью не повел.

— Ну так вот! Посмеялся я, конечно, над бабкой, да и забыл! Прошла неделя, и бабуся моя померла! Похороны, поминки, все чин-чинарем справили, и вот иду я как-то от дивчины одной, со станции. Иду по дороге, пьяненький, конечно, и че-то злой — не дала, что ли? Не помню! Луна, вот такая, на небе, светит — газету можно читать! Я злюсь, ругаюсь, кепку снял, швырнул на дорогу, и вдруг слышу сзади — шаги! Ну, думаю, щас я тебе наваляю с горя, козлина! И тут бабкины слова вспомнил и для смеху возьми да и скажи, как покойница учила: «Ты душу мою не тронь, а клад дедов отдай!». И что вы думайте — мне женский голос, веселый такой, отвечает: «А ты, Санечка, в подполе посмотри, в углу, под бочкой! Покопаешь — и найдешь!».

Тут меня аж потом прошибло, весь хмель прошел. Хочу повернуться, а не могу! Вспомнил, как бабка дальше учила, и давай креститься — как мельница, руками махал! Потом повернулся все же — никого! Вот, прикинь, бывает же!

— Ну а клад-то вы нашли? — вдруг подал голос Смирнов. Я даже вздрогнул от неожиданности — гляди-ка, заинтересовало его!

— Нашел! — кивнул головой Саня: — Только никакого золота там не было! Так, медь какая-то, крестик, складень, ну, икона такая, переносная, маленькая! И «Часовник» — церковная книга!

— Так выходит, прапрадед ваш попом был? — снова спросил Смирнов.

— Сам ты поп! — разозлился Пеклеванный: — Сказал же — казак! А клад тот не его, он, как оказалось, и в доме-то этом не жил, его дед мой построил. Дед, когда революция была, и попрятал все эти вещи — от большевиков! Но я другого не пойму — что за баба со мной на дороге разговаривала?

— В мире есть множество вещей, необьяснимых с точки зрения науки… заметил Смирнов, и я вздрогнул, уловив знакомые нотки в его голосе. От кого-то я уже это слышал! Но от кого? Вспомнил! Почти тоже самое говорил Паганель, когда мы охотились за амулетом!

А Смирнов, между тем, усевшись поудобнее, заговорил:

— Я в свое время много общался с людьми, которые искали клады. Какие только штуки они не проделывали, чтобы добраться до древних сокровищь! Даже папоротников цветок искали на Ивана Купалу, хотя всем известно, что папоротник размножается спорами и цветов не имеет!

— Как это не имеет! — закипятился Пеклеванный: — Мой крестный сам видел, как папоротник цветет!

Смирнов усмехнулся, впервые за все время нашего путешествия:

— Ну хорошо, хорошо! Я хотел сказать про другое — дело не в заговорах, обрядах или заклинаниях! Надо уметь брать клад, хотеть его взять, и брать, не смотря ни на что!

— А если он не дается? — влез Саня.

— Сам он не даваться не может — бывает, что его не дают взять, люди не дают!

— И что же тогда? — полюбопытствовал я. Смирнов опять усмехнулся своей недоброй усмешечкой:

— Если враг не сдается, его уничтожают!

— Так это убийство получается! — махнул рукой водитель: — На хер надо — найдут, посадят!

— Ну, не всегда и не всех же находят! В конце концов можно сделать так, что никто и не заподозрит — умер человек себе и умер, кто его знает, от чего!

— Это как это? — сузил глаза Саня.

— Всякие способы есть… — уклончиво сказал Смирнов: — Мне говорили, что в таких случаях устраивают автокатострофу, несчастный случай, отравление…

Я с удивлением посмотрел на тихого экспедитора — не ожидал я от него таких слов! Пеклеванный начал было спорить, что любое преступление все равно раскрывается, Смирнов что-то отвечал, но я их уже не слушал почему-то последние слова попутчика насторожили меня, а в ушах звенело: «…отравление…».

Буран постепенно поутих, а к полуночи и совсем закончился. Прояснилось, взошла луна, заснеженные поля по обе стороны дороги засверкали серебром, на небе высыпали звезды. Наговорившись, водитель и Смирнов уснули, я же решил выйти, размять ноги. Осторожно, стараясь не шуметь, я открыл дверцу и вылез наружу, по пояс ухнув в снег.

Наш «Камаз» стоял, засыпанный по самый бампер. Дальше дорога несколько понижалась, и там машины занесло аж по стекла, а некоторые легковушки вообще было не видно из-под сугробов. Стояла тишина, кое-где в кабинах заснеженных грузовиков горел свет, виднелись фигурки людей, вылезших, как и я, поразмяться и покурить.

Сзади хлопнула дверца — из кабины осторожно выбрался Пеклеванный, отбежал в сторонку, потом подошел ко мне, застегиваясь:

— Че, Серега, красотища! Все, Россия кончилась!

— Как кончилась? — удивился я.

— Заволжье, потом Татария, Башкирия — и Урал! Раньше русская земля только до Волги была!

— А ты откуда знаешь?

— Книжки люблю читать! — усмехнулся Саня, и добавил:

— Слушай, как ты думаешь — если по полю мочкануть — пройдем?

— Ты водитель, тебе виднее. — пожал я плечами.

— А че? — вслух рассуждал Пеклеванный: — Врубить передний мост, блокировку, приспустить колеса, и на пониженной — вперед! Проскочим! Айда, лезь в машину, поехали!

— Ты уверен? — с сомнением покрутил я головой: — А если застрянем?

— Не застрянем! Вездеход у нас или че? Давай, давай, поехали! И чего я, дурак, раньше не додумался!

Мы сели в кабину, Саня завел двигатель, подергал за какие-то рычаги, стравил воздух из шин, понизив давление, и решительно газанул: «Вп-перед, холера!».

От толчка проснулся Смирнов, окинул взглядом происходящее, проворчал: «Раньше нельзя было, что ли?», и снова уснул.

«Камаз» взревел, подмял по себя сугроб, который намело рядом, и тяжело сполз в кювет. На секунду мне показалось, что мы застряли — машина ткнулась кабиной в снег, застыла, но сразу же поползал вперед, выравнялась, и через мгновение выехала на поле, где снегу оказалось — по ступицу!

— У-у! Зараза! В рот-пароход! — ругался Пеклеванный: — Голова дубовая, что ж я раньше не допер, что по полю можно! Э-эх, дурень!

Мы быстро ехали по белой целине вдоль застывших в снежном плену машин, и редкие не спящие водители махали нам руками, а кто-то даже бибикнул, моргнув фарами — мол, молодцы, ребята!

Миновав низинку, «Камаз» выехал наверх, и нам открылся вид на бесконечное скопище машин, белесую вереницу, уходящую к горизонту.

— Ого! А затор-то не слабый! — присвистнул водитель.

Ехали мы вдоль трассы почти час, прежде чем не подвернулась возможность вырулить на нормальную дорогу. Пеклеванный остановил машину, переговорил с шоферами, которых интересовало, как там, на той стороне, и мы поехали дальше.