В Флибустьерском дальнем море - Волков Алексей Алексеевич - Страница 57

- Давай помогу. - Мэри увидела, как я осторожно пытаюсь напялить на себя рваную рубашку, и присела рядом.

Она с материнской заботой помогла мне одеться, но встал я сам, наотрез отказавшись опереться на ее руку.

- Порядок! - Ширяев отстранил вертевшегося рядом сына, встал и с довольным видом сунул пистолет за ремень. - Конечно, не ахти, но трофейному коню в зубы не смотрят.

- А мне дай саблю! - Маратик еле поднял тяжелый для него клинок. - Всех зарублю!

- Это не игрушка, - остудил его пыл Гриша, забрал оружие у сына и спросил у меня. - Ты фехтованием не занимался?

- Нет. Только бегом, да и то очень давно. - Я усмехнулся, поняв двусмысленность ответа.

- Вот и я нет. Предлагали в молодости. Да, знать бы, где упадешь... Ладно, держи. Хоть что-то будет. Или махнемся, если хочешь. Я тебе пистолет, а ты мне саблю.

- Я все равно стрелять не умею, - признался я и вытащил ранивший меня нож. - Мне и этого хватит.

- Покажи-ка. - Ширяев взял нож и оценил балансировку. - Ну вот, хоть что-то знакомое...

Почти незаметным стремительным движением он метнул нож в стоящее метрах в десяти дерево. Нож легко вонзился в ствол сантиметра на три.

- Ну, папка, ты даешь! - восторженно прокомментировал Маратик и поинтересовался: - А мне можно попробовать?

- Потом, когда время будет. И очень тебя прошу: не шуми. С нами женщины, и мы должны их охранять. А теперь, - обратился он к нам, - надо уходить. Местечко здесь хорошее, но как бы сюда дружки бывшего поклонника прекрасного пола не нагрянули.

Возражать ему никто не стал. Вряд ли пираты, обнаружив убитого кореша, в панике повернут назад. Лучше к этому времени оказаться как можно дальше отсюда.

Нож я отдал Ширяеву. Глупо было держать у себя то, чем в совершенстве владеет другой. Поэтому я прицепил к поясу саблю, страстно надеясь, что воспользоваться ей не придется.

Никогда не держал в руках холодного оружия. Разве что в раннем детстве мы с приятелями вовсю размахивали палками, воображая себя то капитанами Тенкешами, то рыцарями, то мушкетерами. Но это было давно - так давно, что уже почти не верилось. Да и в играх своих погибали мы понарошку. Сейчас же все происходило всерьез, и забыть об этом не давала саднящая боль в боку. Будь я верующим, то хотя бы надеялся бы на загробную жизнь. Но в детские годы верить меня не научили, а сейчас я уже вряд ли в кого-то или во что-то поверю. Я верю лишь в то, что можно пощупать, попробовать на зуб, понюхать или ощутить любым доступным образом. Все, что находится за гранью восприятия, не находит дороги к моему сердцу. Вера противоположна разуму. Они, как параллельные прямые, пересечься не могут.

Мы продолжали идти лесом, по-прежнему не удаляясь от берега. Порой за спиной далеко-далеко звучали редкие выстрелы. Ширяев неизменно настораживался, как боевой конь, заслышавший привычные звуки.

Нас пока никто не преследовал. Или преследовал, но не мог догнать. Поэтому и бегство постепенно начало напоминать обычную прогулку. Отчасти этому способствовало и наше оружие, смахивающее на карнавальное. Справа же от меня шла эстрадная звезда, и поверить в это было не легче, чем в неспровоцированное жестокое нападение.

- Привал. - Шедший впереди Ширяев снял с плеч сынишку и устало присел на траву.

Женщины переглянулись и по очереди удалились за кусты, а я присел рядом с Гришей.

- Болит? - кивнул на мой бок Ширяев.

- Немного.

Мы закурили, с наслаждением выпуская струи табачного дыма.

- Тебе еще повезло. - Ширяев поерзал, устраиваясь поудобнее. Я когда дырку в ноге заработал, так врачи сгоряча ампутировать хотели. Ногу, конечно, а не дырку. Знаешь же наших костоломов. Им на человека наплевать. Но ничего, отстоял.

- Ты что, воевал? - Почему-то рассказ о чужом ранении меня успокоил.

- В Афгане. А моим взводом командовал знаешь кто? - И, выдержав паузу, сам же ответил: - Кабанов.

- Сергей? - удивился я. После неудачного суда Линча я испытывал к Кабанову понятную симпатию.

- Он самый. Тогда он еще лейтенантом был. Отличный мужик! Пару раз нас из таких заварух вытаскивал, похлеще нынешней! Будь он сейчас с нами, придумал бы что делать. Эх, сейчас бы сюда наш взвод, да с оружием - эти морские разбойнички по лесу бы не бегали! Да что взвод... нам хотя бы Кабана найти!

- Кого это ты искать собрался? - подозрительно поинтересовалась вернувшаяся Вика. - Опять за старое?

- Какое старое? Я говорю, надо нам моего командира искать. С ним нигде не пропадешь.

Что-то забрезжило в моем сознании, неопределенно и нечетко. Но раньше, чем я сумел поймать ускользающую мысль, вмешалась Вика.

- Да, он не такой слюнтяй, как ты. Он бы и о еде позаботился, и местечко безопасное нашел. Мыкаемся, как неприкаянные. Ладно мы, а Маратик чем виноват?

- Привал закончен. - вместо ответа объявил Ширяев. Он старательно погасил окурок и поднялся. - Пройдемся еще немножко.

Я еле сдержал улыбку. Как знать, не пожелай Виктория устроить сцену, мы могли бы задержаться здесь. Опасность почти с равным успехом могла подстерегать нас повсюду. А пираты вполне могли удовлетвориться тем, что рассеяли нас по лесу, и не обращать внимание на немногих уцелевших бедолаг. Отсутствие мачты на атаковавшем нас корабле могло объяснить причину их появления в здешних водах. Причину древнюю, как мореплавание: ремонт корабля после шторма. Интересно, а как они вообще ухитрились пережить такое? И зачем нападать на нас, убивать, топить принадлежащий еще достаточно сильному государству лайнер? Ради тренировки? Ну да, шуточки у вас, поручик...

Вполне возможно и то, что флибустьеры не пожелают останавливаться на достигнутом и методично прочешут не такой и большой остров. Тогда как ни прячься, толку никакого не будет. Шапок-невидимок у нас нет, потаенные пещеры нам неизвестны, так называемое оружие сомнительно, своевременного прибытия помощи не намечается...

Но пока жив человек, жива и надежда. Мы шли и шли, стараясь удалиться от бывшего лагеря. О том, что один из кораблей мог обогнуть остров и послать людей нам навстречу, мы старались не думать. Так же, как и о шедшей сюда шлюпке.

Путь наш закончился сам собой. Впереди сверкнула вода, и скоро мы уперлись в неширокую, метров двадцать шириной, речушку.