Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович - Страница 75

Но, пожалуй, самое негативное в теоретическом "творчестве" Сталина заключается в том, что он фактически отбросил гуманистическую сущность социализма, постепенно обосновал, если так можно выразиться, "жертвенный социализм". Эти мировоззренческие установки генсека со временем позволят ему с легким сердцем пойти на неслыханные массовые репрессии, на широкое применение насилия как главного социального рычага в строительстве социализма. По сути, анализ теоретических взглядов Сталина и особенно способов и методов их материализации позволяет сделать вывод, что генсек постепенно отошел от ленинизма. Звучит парадоксально, но это факт: Сталин, оставаясь большевиком, в конце концов не станет ленинцем! И это - руководитель партии! Среди многих разновидностей социализма - утопического, мелкобуржуазного, казарменного, научного - Сталин создал нечто свое. Его социализм - это социализм бюрократический, несущий в себе черты и догматического, и казарменного. Одним словом - сталинский. Нет, он не смог, не сумел, не успел все деформировать в живой ткани социализма, который строили миллионы. Но сегодня мы знаем, что считать социалистическим общество, где только высока степень обобществления, где коллективное выше личного, где все планируется "сверху", нельзя. Подлинный социализм это когда в центре внимания - ЧЕЛОВЕК. Теоретически ленинская концепция социализма - это демократия, гуманизм, человек, социальная справедливость. Подобный подход никогда не может сочетаться с насилием, отчуждением народа от власти, вождем-полубогом. Но такой социализм ни при Ленине, ни после него так и не был построен. Слова, слова...

Справедливости ради нельзя не отметить, что над своими статьями, речами, репликами, ответами генсек трудился сам. Свидетельства его помощников, в разное время работавших с ним, других ответственных лиц из аппарата Генерального секретаря дают основания сделать вывод: при огромной загруженности Сталин весьма много работал над собой. Ему ежедневно по его специальным заказам делали подборку литературы, приносили вырезки из статей, сводки по материалам местной партийной печати, обзоры зарубежных изданий, наиболее интересные письма.

Однажды он долго сидел над письмом из Берлина с обратным адресом: Целендорф, Вальдемарштрассе, 11, "Вилла Нина", В.П. Крымову. Это было довольно необычное письмо. Его автор - один из "бывших", писатель, бежавший из страны в 1917 году, но пристально, до боли в глазах и в сердце всматривавшийся в новую Россию. Читая, Сталин отчеркивал строки: "Я пишу Вам как одному из самых крупных государственных деятелей в современной России. Я пацифист и интернационалист, но все-таки я люблю Россию больше всякой другой страны. Мне отсюда м.б. видно кое-что, что Вам не так ясно, при всей Вашей осведомленности, изнутри (здесь красный карандаш проделал двойной путь. Прим. Д.В.)...

Нужно во что бы то ни стало сохранить власть в ваших руках, вожаков пролетариата, ничего не щадя. Помните: "Кто не способен на злодейство, тот не может быть государственным человеком". Прежде всего армия. Она не должна воевать, но она должна быть. Все должны звать о ней преувеличенное. Чем больше всяких военных демонстраций, тем лучше... Никаких средств не надо щадить в заботах об увеличении населения России и полном его воспитании. Это самое страшное оружие против капиталистического мира. Сегодня ясно, что современная Россия может дать новый закон истории: размаха маятника в другую сторону может и не быть; он может навсегда остаться слева... Не нужно лжи, но нужны две правды, и о большей умолчать на время и тем заставить верить в меньшую, а когда понадобится, малая отступит перед большой... Не надо притеснять религию, это укрепит ее. Привлекайте частный капитал. Пока государственная власть у вас - это не представляет никакой опасности... Проявление современного русского творчества нужно поддержать, не жалея затрат. Скажем, литературу; м.б. балет. Нужно бросить в остальной мир яркие кристаллики современной России: этим можно иногда сделать больше, чем самой широкой пропагандой... Революция сделала уже колоссально много. Но эксперимент затягивается, нужны какие-нибудь реальные результаты. Нужны какие-то выполнения обещанного благополучия пролетариата. А пока у вас волокиты больше, чем в царском строе. Есть случаи, когда тянуть выгодно, но сплошь эта система гибельна..."217

Сталин долго сидел над письмом, перестав подчеркивать, ибо почти каждая строка была, как ему казалось, умной, взвешенной, выстраданной. Взглянул еще раз на подпись: размашисто - "Вл. Крымов", "опубликование моего письма нежелательно". Сталин отложил письмо в папочку, где лежали бумаги, к которым он еще возвращался.

В 1924 - 1928 годах Сталин неоднократно приглашал к себе профессоров из Промышленной и Коммунистической академий, которые консультировали его в области обществознания. Особенно он чувствовал свою слабость в философии. Историю знал заметно лучше. К углублению своих экономических знаний особого рвения не проявлял. Вместе с тем длительный опыт работы на посту генсека, где ему приходилось заниматься самыми разнообразными проблемами, сформировал довольно тонкое чутье, весьма практичный ум, способный быстро оценивать ситуацию, правильно ориентироваться в калейдоскопе проблем и выделять в нем главные звенья. Природная наблюдательность, отличная память на лица, фамилии, факты, богатый опыт общения с целой когортой образованнейших людей из ленинского окружения не могли не выработать у Сталина и нечто свое, неповторимое. Например, не будучи теоретиком, он превосходил многих своих сотоварищей в прагматическом подходе к теории, умении максимально полно "состыковать" ее с практическими задачами.

Уже через несколько месяцев после смерти Ленина многие почувствовали "твердую руку" Сталина. Генсек ничего не забывал и не прощал. Однажды поставив цель, сформулировав задачу, он проявлял порой поразительную изощренность и упорство в их реализации. Эта же линия была видна и в его литературных трудах. В статьях, брошюрах, естественно, были "довороты", некоторые коррективы, но в основном он с упорством повторял то, что сказал ранее. На окружающих это производило впечатление и со временем невольно приобретало хрестоматийный оттенок. Так, сказав однажды, что "ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности"218, Сталин канонизировал определение. Бесспорно, на этапе непосредственной борьбы за выживание нового строя это определение сыграло свою роль, позволило полнее понять сущность идеалов и целей Ленина. Но эта формула у Сталина так и осталась застывшей на долгие годы, хотя очевидно, что она явно беднее содержания теории и практики ленинизма. Сведение ленинских идей только к теории и тактике диктатуры пролетариата было предпосылкой многих трагических коллизий в последующей практике социалистического строительства.