Сталин - Волкогонов Дмитрий Антонович - Страница 121

Устав от шквала эпитетов - "мудрый", "гениальный", "великий", "прозорливый", "железный", Сталин с особым вниманием слушал делегатов от армии. После безудержного славословия, которого он ждал уже от каждого оратора, Сталина неприятно поразила скупая на похвалы речь Тухачевского. Он опять взялся за свое: излагает свои "прожекты" технической реконструкции армии. Сказано же было ему, что слишком много фантазирует; нет, опять за свое... Сталину вспомнилось большое письмо Тухачевского, направленное ему в начале 30-х годов. В нем Тухачевский выражал свое недовольство отношением Сталина и Ворошилова к его предложениям о технической модернизации армии. Командующий Ленинградским военным округом писал:

"На расширенном заседании РВС СССР т. Ворошилов огласил Ваше письмо по вопросу моей записки о реконструкции РККА. Доклад Штаба РККА, при котором Вам моя записка была направлена, мне совершенно не был известен... В настоящее время, познакомившись с вышеупомянутым докладом, я вполне понимаю Ваше возмущение фантастичностью "моих" расчетов. Однако должен заявить, что моего в докладе Штаба РККА нет абсолютно ничего. Мои предложения представлены даже не в карикатурном виде, а в прямом смысле в форме "записок сумасшедшего..."328

Сталин уже тогда понял из письма, что Тухачевский, у которого были натянутые отношения с Ворошиловым, полемизирует не с наркомом, а с ним, генсеком. Его неприятно поразила независимость суждений этого военачальника, который, похоже, смотрит много дальше застывшего на уровне опыта гражданской войны наркома. Когда выступал Ворошилов, то Сталин знал, о чем скажет человек, ставший легендой, декорацией героического былого, ибо нарком накануне съезда приносил показать свою речь генсеку.

Ворошилов в своей речи ухитрился найти новый эпитет: "стальной Сталин". И конечно, Ворошилов не обошелся без восклицаний: "Имея такого испытанного, мудрого и величайшего вождя, каким является наш Сталин", нас не устрашит "никакое свиное или еще более скверное рыло, где бы оно ни появилось..."329. Сталина покоробил вульгаризм наркома: "мудрый", "великий вождь" и рядом какие-то "рыла"...

Сталин не упустил, к своему удовлетворению, и высказываний Долорес Ибаррури, Белевского, Бела Куна, Вильгельма Кнорина, других руководителей международного коммунистического движения о том, что он теперь не только вождь большевиков, но и "вождь всемирного пролетариата". Задумавшись, поймал себя на мысли: если бы все это ему приснилось два десятка лет назад, в Курейке, под вой пурги, что бы мог он подумать? Сошел с ума? "Вождь всемирного пролетариата"... Поистине судьбы людей непредсказуемы.

Как все хрупко, эфемерно в нашем быстро меняющемся мире, Сталин вдруг почувствовал в последний день работы съезда. Все казалось простой формальностью: избрать членов ЦК и новых органов (вместо ЦКК) - комиссий партийного и советского контроля. Персональный состав руководящих органов на Политбюро был, конечно, "обговорен" заранее, и все, казалось, триумфальное чествование "вождя" спокойно шло к завершению. Счетная комиссия, избранная съездом, заканчивала свою работу. Но вдруг произошло неожиданное. В комнату к Сталину зашли возбужденные и встревоженные Каганович и председатель счетной комиссии Затонский. Но вначале несколько слов об источнике этой информации.

В своих воспоминаниях о подробностях работы съезда рассказывает А.И. Микоян, бывший кандидатом в члены и членом Политбюро с 1926 по 1966 год, делегат всех съездов партии - с Х по XXIV. Об этом говорится и в целом ряде других мемуаров. В "Истории КПСС", вышедшей в свет в 1962 году, отмечается, что "ненормальная обстановка, складывавшаяся в партии, вызывала тревогу у части коммунистов, особенно у старых ленинских кадров. Многие делегаты съезда, прежде всего те из них, кто был знаком с завещанием В.И. Ленина, считали, что наступило время переместить Сталина с поста генсека на другую работу". По свидетельству А. Микояна (а его в свою очередь проинформировали старые большевики А. Снегов, О. Шатуновская, бывший член счетной комиссии Н. Андреасян), Каганович с тревогой объявил Сталину неожиданные результаты голосования: из 1225 делегатов трое подали голоса "против" Кирова и около трехсот (!), почти одна четверть голосовавших, "против" Сталина. Это было невероятно!

Сейчас никто не может точно сказать, что ответил генсек. Но, по утверждению Микояна, быстро было принято решение оставить "против" Сталина, как и "против" Кирова, три голоса, а остальные бюллетени уничтожить. Добавлю, что благодаря сложившейся практике в списках для голосования осталось ровно то количество кандидатов, которое необходимо для избрания. В общем, это были "выборы без выбора", где нужно простое большинство. Сталин, даже если бы учли 300 голосов "против", все равно вошел бы в состав ЦК и, видимо, был бы избран в любом случае генсеком330. Но политический резонанс после оглашения результатов был бы таким, что учесть все его последствия представлялось невозможным. Все сразу почувствовали бы, что величие "вождя" эфемерно.

По этим же свидетельствам, группа старых большевиков, узнавшая о результатах голосования до их официального объявления, предложила Кирову, чтобы он согласился на выдвижение его генсеком. Киров отказался и якобы обо всем рассказал Сталину.

В этой неясной до конца драматической истории тем не менее есть несколько объективных обстоятельств, придающих ей достаточно большую степень правдоподобности. Прежде всего, на съезде оказалось немало делегатов, состоявших ранее в различных "оппозициях" и выступавших прежде лично против Сталина. Кроме того, многие из партийных работников, бывших на съезде, уже имели возможность испытать на себе бесцеремонность, грубость и диктаторские замашки Сталина. Но обстановка в партии уже была такой, что подвергать открыто критике Сталина и тем более предлагать сместить его с высокого поста не мог никто. Хотя возможность использовать шанс совести существует всегда. И выразить свое подлинное отношение к Сталину с помощью тайного голосования эти люди, бесспорно, могли. Если когда-нибудь это сообщение, сделанное Микояном на основе свидетельств группы старых большевиков, в том числе членов счетной комиссии XVII съезда партии, будет полностью доказано, то оно одновременно зафиксирует одно из самых неприглядных, преступных действий Сталина против партии. Я уже не говорю здесь (об этом будет сказано в другой главе), сколь трагичной окажется судьба подавляющего большинства делегатов "съезда победителей", поскольку Сталин после голосования стал в каждом из них видеть потенциального противника.