Ленин (Глава 3) - Волкогонов Дмитрий Антонович - Страница 12

А как в отношении того, что Ленин не имел "никаких" денежных дел с Ганецким? Тем более Ленин утверждает, что об этом "все знают?!".

После февральского революционного спазма Ленин кроме И.Арманд особенно много писем и телеграмм шлет Я.Ганецкому. В начале марта специальной телеграммой Ленин предупреждает Ганецкого "об отправке ему важного письма"72. 15 марта 1917 года Ленин шлет Ганецкому телеграмму, содержащую план возвращения в Россию. В последующие дни до отъезда лидер большевиков отправляет почти ежедневно Ганецкому телеграммы и письма, и в том числе такие, в которых даются распоряжения "выделить две или три тысячи крон для организации переезда из Швейцарии в Россию"73. Вскоре Ленин сообщает И.Ф.Арманд, что деньги из Стокгольма на дорожные расходы получены74. И, видимо, это был не единственный перевод. В письме той же Арманд Ленин сообщает, что "денег на поездку у нас больше, чем я думал..."75.

Так зачем же Ленин утверждал, что у него не было и нет "никаких" денежных отношений с Ганецким? Распоряжаясь прислать деньги, Ленин знал, что Ганецкий ими располагает! Так кто же, говоря словами Ленина, применяет "мошеннические" приемы?

Решение на проезд через Германию было принято быстро. В дело по предложению Парвуса включились не только генеральный штаб и министерство иностранных дел Германии, но и сам кайзер Вильгельм II. В публикациях В.Хельвига и З.Земана, составляющих сборник "Германия и революция в России"76, на основе немецких документов приводятся более чем откровенные намерения германского руководства. Посланник в Копенгагене граф Брокдорф-Ранцау советует министерству иностранных дел отдавать "предпочтение крайним элементам... Можно считать, что через какие-нибудь три месяца в России произойдет значительный развал и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи". Канцлер Вильгельм II в письме рейхсканцлеру фон Бетман-Гольвегу

216

ставит главное условие: "Я бы не стал возражать против просьбы эмигрантов из России... если бы в качестве ответной услуги они выступили за немедленное заключение мира".

Есть еще одно свидетельство со ссылкой на документы французской контрразведки, говорящие о том, что весной 1917 года Ленин в присутствии Анжелики Балабановой, швейцарского социалиста Мюллера, французского редактора журнала "Завтра" Гильбо Анри встречался с представителем немецкого посольства Далленвахом. Рандеву по поводу предстоящего отъезда Ленина через Германию в Россию происходило в ресторане Шоипа на Амтхаусгассе в Берне77.

Читатель уже знает, что и революция, и сепаратный мир сотрясут Россию, вольно или невольно в какой-то мере двинувшуюся по "немецкому маршруту" развития событий. "Ответная услуга" будет оказана. Ленин, прекрасно зная, что немецкие власти не менее большевиков заинтересованы в проезде русских революционеров через Германию, выдвинул с помощью Фрица Платтена несколько условий, которые могли бы сохранить большевикам видимость политического и исторического алиби. Его, алиби, Ленин вроде бы получил, но это не меняет исторического результата: Россия в мировой войне с помощью большевиков, говоря словами Людендорфа, была "опрокинута". Никто не в состоянии оспорить этот печальный итог.

То, чего так добивались германские руководители, удалось осуществить. Может быть, этот негласный и даже не зафиксированный письменно союз большевиков и Германии вдохновил Сталина и Гитлера, когда они в сентябре 1939 года скрепили подписями своих министров "Договор о дружбе"? Может быть, здесь просто историческое совпадение или проявление вековых традиций в государственных отношениях России и Германии, выраженных во вражде и дружбе? Может быть, Ленин, следуя своей революционной логике, не мог отказаться от неожиданного шанса?

Свое алиби Ленин постарался усилить, когда в Стокгольме отказал во встрече Парвусу. Ленин лучше, чем кто-либо другой, знал, что Парвус не только социал-шовинист, но и доверенное платное лицо германских властей. Доста

217

точно было того, что с Парвусом был близок его помощник Ганецкий... Сам Гельфанд-Парвус вспоминал об этом так: "Я был в Стокгольме, когда Ленин находился там во время проезда. Он отклонил личную встречу. Через одного общего друга (видимо, Ганецкого. - Д.В.) я ему передал: сейчас прежде всего нужен мир, следовательно, нужны условия для мира; спросил, что намеревается он делать. Ленин ответил, что он не занимается дипломатией, его дело социальная революционная агитация"78. Не случайно Ленин, добившись цели, презрительно и иногда демонстративно отвергал Парвуса. Он ему уже был не нужен. Дело было сделано. Работал механизм, ими запущенный, совсем не требовавший личных контактов.

Наконец, Ленин свое алиби обосновал и тем, что пальму первенства в поездке через Германию передал меньшевикам. В своей статье "Как мы доехали", опубликованной одновременно в "Правде" и "Известиях" 5 (18) апреля 1917 года, Ленин писал, что инициатива выдвижения плана проезда через Германию принадлежит Мартову79. Как писал Луис Фишер, "Ленину дело представлялось простым: он стремился в Россию, а все остальные пути были закрыты. Что об этом скажут враги в России и на Западе, его нимало не беспокоило. Меньшевики, он знал, не станут на него нападать: их вождь Юлий Мартов приехал в Россию той же дорогой"80.

Но все эти алиби, повторим, не могут оспорить непреложного исторического результата: совпадения по одному пункту интересов большевиков и Германии - свалить, опрокинуть царскую Россию. Это совпадение интересов было с максимальной эффективностью использовано заинтересованными сторонами. Обе избегали огласки. И та и другая стороны осуществили сделку через второстепенных лиц. Оба партнера смогли многое превратить в историческую тайну.

В поездке революционеры были охвачены противоречивыми чувствами: возбуждение, нетерпение, подспудные опасения перед неизвестностью. В 15 часов 27 марта Ленин и его спутники выехали из Цюриха в Россию. Большевистский вождь еще не знает, что долгие эмигрантские годы остаются за его спиной навсегда, Ленин и Крупская, Зино

218

вьев и Лилина, Арманд, Сокольников, Радек, - всего тридцать два человека разместились в отдельном вагоне, с хорошим поваром. И, что больше всего радовало, с дипломатической неприкосновенностью в придачу.