Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Повесть о футболе - Старостин Андрей Петрович - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Недолго поразмышляв в нерешительности, Мишка, не меняя скорбной тональности, произнес: «Принесите кто-нибудь косарь…»

Никто не смеялся. Окружившие Мишку ребята понимали, какую жертву принес он футболу. И когда появился косарь, обязательная принадлежность кухонного обихода того времени, Мишка снял с ноги ботинок с каблуком, поставил его задником на край тротуара и одним ударом напрочь отсек от подошвы каблук, в отличие от своего близнеца не погибший в футбольной схватке.

– Клашка заметит? – как-то наивно-доверчиво спросил он у ребят в надежде найти в их ответе призрачное успокоение. Изогнувшись, он поглядел на пятки своих ног в бескаблучных ботинках.

– Не заметит, не заметит, – хором закричали все. Так нам не хотелось, чтобы Мишка был обижен футболом, чтобы Клашка отвергла его.

Уже собравшись уходить, Мишка позвал:

– Бульдо, подойди-ка сюда.

Все подумали: прощайся Бульдошка с гривенником. Но Мишка расплачивался за другое. Он взял подошедшего Шарифку сухой рукой за волосы, дернул книзу и сказал: «Это тебе за рэ-рэ, – а потом дал пощечину И добавил: – А это за канапу».

«Рэ-рэ», «канапу», на бульдошкином жаргоне означало – рыжий, рыжий, конопатый.

– Поеду с Клашкой на «олэлэс», – вслух принял решение Мишка и двинулся, пыльный, мятый, в разодранных ботинках к дому своей возлюбленной. Обдергай! А ведь только что был отменный франт!

Давно уже нет в живых Мишки. Говорили, что ушел он добровольцем на гражданскую и пропал где-то бесследно, так и не появившись больше на Пресненском Камер-Коллежском валу. Но в мальчишеской душе оставил о себе память как рыцарь футбола без страха и упрека.

«Олэлэс» – общество любителей лыжного спорта – вот и вся разгадка таинственного слова. После первой буквы нужное для правильного произношения «э» оборотное опускалось. Считалось шикарнее называть клуб именно без нее. И чудились нам, никогда не бывавшим на стадионе «олэлэс», в этом названии что-то возвышенное, о чем можно только мечтать. Вот есть где-то такое место, где настоящие гладиаторы футбола наносят такие удары по мячу, что с ног сбивают, если стоишь ближе двух саженей. А смелые голкиперы бесстрашно бросаются в ноги форвардам и отражают пушечные удары, не щадя своей жизни. «Вот бы куда попасть! Да где там – ведь это в лесу, в Сокольниках, на краю света: там лоси водятся», – вздыхая, говаривали между собой ребята.

Лоси в то время действительно водились в примыкающем к Сокольникам Лосиноостровском лесу. Отец и дядя Митя там на них охотились. Но пугали не лоси, а расстояние. Оно представлялось огромным. Старая Москва второго десятилетия нашего века была городом кривых улиц и переулков. Многоголосая, крикливая и тихоходная. Самый быстрый транспорт – трамвай. Он же и самый долгий. Трамвайные пробки возникали постоянно. То с рельсов сойдет, то столкнется, то просто черепашьим шагом продвигается через людское море Сухаревки, Трубной площади или Охотного ряда.

Путешествие с Пресненского вала в лесную глубь Сокольников представлялось неосуществимым. Попытки разведать обстановку у взрослых ничего толкового не давали, их неясные ответы только еще больше пугали. Старшие братья уже побывали в заветном месте. За недостатком средств меня с собой не брали. А на мои вопросы, сколько до «олэлэса» верст, Николай коротко, обескураживающе отвечал: двадцать пять!

Но настал день, когда я решился. Этому помог случай. На тротуаре возле дома я поймал жар-птицу с золотым пером. Она была в образе гривенника, на который меня навела судьба. Монета лежала орлом вверх: предзнаменование удачи! Это произошло в субботу, когда я с двумя ведрами, наполненными до краев водой, изнемогая под их тяжестью, но не останавливаясь для отдыха, потому что загадал: донесу без остановки, будет «хорошо», подходил к калитке. Это загадывание на «хорошо» вбирало в себя самый широчайший круг понятий: тут и школа, и футбол, и арапник, и вся мальчишеская жизнь со всеми преувеличениями незначительного и непониманием важного.

Вот тут-то гривенник и попался мне на глаза. Только когда я, с соблюдением всех правил осмотрительности, запихнул его за щеку, тогда поверил, что свершилось что-то огромное и радостное для меня.

Спрятав гривенник в укромное место, я потом стал перепрятывать его, не надеясь на надежность «заначки». Я подозревал весь дом в возможном лихоимстве.

В памятное воскресное утро после беспокойно проведенной ночи я нашел свое богатство в целости и сохранности. И твердо решил – сегодня поеду на «олэлэс».

Я знал, что от этого решения не отступлюсь. Упорство в достижении цели с самого детского возраста воспитывалось в нашей семье самими условиями жизни.

Главной темой разговора в доме была охота. Отец и дядя Митя вели разговоры в лицах и, по общему признанию широкого круга знакомых, посещавших дом, были превосходными рассказчиками. За многолетнюю практику охоты на хищного зверя у них накопилось много самых драматических сюжетов, когда жизнь каждого, как говорится, висела на волоске.

Слышали мы и про схватку с бешеным волком один на один, и про поединок с топором в руках против косолапого, и про трагический случай, когда наш двоюродный дед по линии отца застрелил любимого младшего брата: «Седой от мороза туман был, померещилось – лось! Ан, оказалось братец Онуша на просеку вышел из лесу. Наповал из штуцера и уложил».

Запомнились рассказы про выдающихся спортсменов, прославивших Россию на международной арене, в особенности чемпионов мира: Панина и Струнникова.

Имена знаменитых борцов профессиональных цирковых чемпионатов – Ивана Поддубного, Ивана Шемякина, Ивана Заикина – произносились с благоговением. Будучи заядлыми охотниками, наш дом посещали известные авиаторы того времени Габер-Влынский и Прохоров. Нашумевший тогда перелет Блерио через Ламанш в их пересказах мы подслушивали с замиранием сердца.

Все эти рассказы про сильных, мужественных людей пленяли воображение, вызывали желание подражать им, воспитывали твердость характера: сказал – сделал.

Я сказал себе, что поеду на «олэлэс», и знал, что поеду, несмотря на то что перелет Брелио мне представился не более трудным, чем предпринятое мною путешествие «через всю Москву».

Я не пошел с братьями на Ходынку подавать мячи из-за ворот. Там по воскресным дням было особенно людно. Мальчишки, подростки, юноши со всего Пресненского района шли на Ходынку, где процветал «дикий» футбол.

Засунув, что мне казалось, наиболее надежно, гривенник за щеку, я вышел из дому и отправился, боязливо оглядываясь, в путешествие.

Мой путь лежал по Грузинскому валу до Александровского вокзала, так назывался теперешний Белорусский, оттуда по Тверской до Садово-Триумфальной площади, через Самотеку и Сухаревку к Красным воротам.. Дальше все представлялось туманным, загадочным.

Площадь трех вокзалов, Краснопрудная, Стромынка, наконец, Сокольники – конец света. Главным ориентиром были трамвайные линии. Я знал, что шестой номер от Александровского вокзала идет в Сокольники. Но он плутал долго через центр Москвы. Поэтому я разработал маршрут по линии трамвая «Б», ходившего по Садовому кольцу.

Наиболее распространенным способом передвижения мальчишек были задние «места»: запятки извозчичьих саней, пролеток, буфера трамваев. На последнем я и отправился в путь, усевшись на металлический ствол со шляпкой как у гриба и ухватившись руками за толстый резиновый шланг. Я катил на буфере по центральной магистрали города, по которой запрещено ездить «золотарикам» даже в ночное время. Там жили люди, по своему достатку имевшие возможность снимать квартиры с канализацией – с «домашней уборной».

Из района, где небольшие бакалейные лавки – Д. И. Иванова, на углу Малой Грузинской, и А. Ф. Золотова, на валу, – со скромными, белым по черному, вывесками «Торговля колониальными товарами», обслуживали весь огромный квартал, я попал на оживленный проспект, по обеим сторонам которого в ряд тянулись магазины самых известных московских фирм. Вывески синие с золотом «Поставщик двора его величества Д. И. Филиппов», или «Н. И. Чуев»; по белому кафелю синим фамилии бескомпромиссных конкурентов, торговцев молочно-гастрономическими продуктами, Чичкина и Бландова. Если на одном углу перекрестка магазин одной фирмы, то на другом обязательно магазин конкурента. В гостях, пробуя нежно-розового цвета ветчину, считали обязательным спросить: вы покупаете у Чичкина или у Бландова? А вон не менее знаменитые соревнующиеся фирмы по торговле чаем – Перлова и Высоцкого. Обувной магазин Видонова, тканей Коншина, Миляева-Карташева. Много раз слышанные в упоминаниях взрослых имена «Чичкин, подлец, снятым молоком торгует»… «у Коншина обмеривают», – сейчас они как бы живые смотрели на меня со своих вывесок, и я почему-то почувствовал себя взрослее, как бы переселившись из мира отвлеченных представлений в мир конкретных наблюдений. Уверенность мне придавал и мой «капитал», который я время от времени нащупывал языком.