Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович - Страница 37

– Покажи, – строго приказал воеводу Олегу кудесник Осташ.

Бояре Карислав и Велемудр даже с места приподнялись, чтобы лучше видеть, воеводы вытянули шеи. Любопытный Лихарь, которого за стол пустили только из уважения к отцу, едва не опрокинул свой кубок на колени соседу, а увидеть ничего толком не смог. Ну, разве что странное пятно на груди воеводы Олега, похожее на трилистник.

– Трувер Меровингов, – хрипло сказал воевода Фрелав, обладающий острым зрением.

О трувере Меровингов слышали все, многие видели его на груди князя Воислава, но никому и в голову не приходило, что безродный воевода Олег носит точно такой же знак на своем теле. Если верить волхвам, то такую отметину ставит на теле избранных сам бог Род во славу своих божественных сыновей. Бывают труверы – в честь Белобога, бывают в честь Чернобога, но чем они друг от друга отличаются, знают только кудесники. Если учесть, что за спиной великого князя Рерика стоит сейчас первый ближник Белеса, то с большой долей уверенности можно предположить, какому богу служит воевода Олегаст.

– Ну, коли Род сказал свое слово, то нам, бояре, остается сказать «люб!» вслед за великим князем, – развел руками Карислав. – За здоровье князя Олегаста, и да будет он твердым защитником правды славянских богов.

Каган-бек Вениамин хорошо понимал, что предпринятый им поход в верховья Волги таит в себе серьезную опасность. Так далеко на север хазары еще не проникали. До сих пор сфера влияния каганов ограничивалась землями вятичей и булгар Племена мери и муромы никогда дани Итилю не платили, а их вожди наотрез отказывались от покровительства высокомерных беков.

Положение изменилось с приходом в земли приильменских словен варягов во главе с Рериком. Великий князь Воислав, захватив Ростов и Муром, вышел к границам Вятского княжества, чем ввел в соблазн тамошних старейшин, хорошо помнивших о своем родстве с венедами южной Балтии. Появилась реальная угроза возникновения на границах Хазарии мощного союза племен, куда кроме ильменских словен и кривичей вошли бы вятичи и радимичи. А это означало бы, что торговые пути, ведущие из Хазарии в Северную Европу, попадали под их контроль.

К сожалению, каган-бек Ицхак Жучин, дед Вениамина, не сумел предотвратить опасность, хотя и правильно оценил ее. Причиной тому были слишком тесные отношения славянских и скифских беков со своими сородичами, живущими на северных землях. Именно славяне и скифы, принявшие иудаизм, но не забывшие родной язык и обычаи, стали серьезным препятствием расширению влияния Итиля на северных землях. Недалек уже был тот час, когда приазовские и кубанские славяне, объединившись с тюркскими и кавказскими ганами, продиктовали бы свою волю рахдонитам.

К счастью, рабби Иегуда и его соратники вовремя заметили опасность, что и позволило Вениамину принять упреждающие меры. Каган Ханука, этот выродок с нечистой кровью, вокруг которого и кучковались заговорщики, был устранен руками истинных сефардов, положивших конец бесчинствам варваров в Итиле.

Устранив угрозу в сердце каганата, Вениамин решил, что пришла пора свести счеты с варягами, бесчинствующими на речных путях. В этом его поддержали и ученые рабби во главе с уважаемым Иегудой, и беки из старых сефардских родов, сумевших сохранить чистоту крови даже в окружении представителей племен, чуждых богу Яхве.

Именно чистота крови отныне должна стать мерилом знатности итильских беков, иначе сефарды просто растворятся среди враждебных им гоев. Странно, что далеко не глупый дед Вениамина каган-бек Ицхак этого не понимал и не только не пресекал, но и всячески поощрял браки между сефардами и хазарскими ганами из тюрков, скифов и славян. Какое счастье, что у Ицхака все-таки хватило ума призвать из Византии носителей истинной веры. Именно эти подвижники и стали вдохновителями похода на север, который возглавил каган-бек Вениамин, ныне единоличный правитель Хазарии, сделавший когда-то всевластного кагана просто забавной куклой, которая успокаивала чернь.

Каган-бек Вениамин ехал по чужой земле в сопровождении свиты из беков и в окружении исламских гвардейцев, закованных в стальные доспехи. Хазарские ганы, по преимуществу тюрки, во главе своих дружин пылили следом. Печенежские и угорские наездники, не обремененные защитным снаряжением, составляли авангард. Их вождям были заплачены большие деньги и обещана изрядная доля в захваченной добыче, а в случае поражения их ждала неминуемая смерть.

Каган-бек Вениамин решил возродить почти забытый закон кагана Обадии, грозивший казнью всем, кто дрогнет на поле битвы. Это должно было поднять боевой дух не только печенегов и угров, но и хазарских ганов, недовольных переменами в Итиле, которые ныне косо посматривали на беков.

Всего же войско Вениамина насчитывало тридцать тысяч человек. Сила вполне достаточная, чтобы пройтись огнем и мечом по землям приильменских словен и навсегда отбить у варягов охоту вмешиваться в дела каганата.

Беком правого крыла Вениамин назначил уважаемого Песаха, близкого к рабби Иегуде человека, для которого не было тайн в воинском деле. Песах служил еще византийскому императору Михаилу и одержал для него немало побед. Беком левого крыла стал уважаемый Моше, жаждущий превзойти воинской славой героев древности. Исламскую гвардию каган-бек оставил под своей рукой.

Именно этим людям, закованным в сталь, предстояло в случае нужды истребить бегущих и нанести решающий удар по варягам Воислава Рерика. Гвардейцы составляли треть войска Вениамина, и их доблесть, не раз проверенная в битвах, не оставляла сомнений в том, что и в этот раз они выполнят свой долг до конца.

– Дозорные обнаружили варягов у стен Мурома, – доложил подскакавший бек Борух, назначенный Вениамином присматривать за печенегами.

Каган-бек поморщился от досады. Конечно, местные ганы вряд ли могли оказать серьезную поддержку хазарскому войску, но в предстоящей битве сгодились бы и ржавые мечи.

– Сколько их?

– Не менее двадцати тысяч. Приблизительно треть из них – пехотинцы.

В хазарском войске пехоты не было. Ее можно было бы перебросить по воде, но Вениамин посчитал это излишним. На марше пехотинцы мешали бы быстрому продвижению конницы, а в битве, скорее всего, стали бы легкой добычей врага. К тому же план предстоящего сражения, разработанный беком Песахом, не предусматривал участия в нем пешей фаланги.

К Мурому хазарское войско вышло на исходе дня. Варяги, стоявшие у стен чужого города, уже зажигали костры, рассчитывая, видимо, скоротать ночь в чистом поле.

Вениамин покосился на Песаха, но бек правого крыла лишь пожал плечами. Атаковать противника ночью было бы слишком опрометчиво. Следовало дождаться утра, чтобы нанести удар наверняка и избежать нелепых случайностей, способных повлиять на ход сражения.

За ночь дозорные несколько раз пытались приблизиться к варяжскому стану, но, встретив дружный отпор, неизменно откатывались назад. К сожалению, лазутчикам так и не удалось точно установить численность войска новгородского князя. Это обстоятельство вызвало беспокойство Вениамина, но в любом случае отступать от намеченной цели он не собирался.

С первыми же лучами солнца войска выстроились друг против друга. Каган-бек Вениамин занял Удобную позицию на холме, с которого можно было спокойно наблюдать за передвижениями как своих, так и чужих ратников. Значительную часть варяжского войска составляла пехота, ощетинившаяся длинными копьями. По мнению бека Моше, расколоть этот крепкий орешек будет не так просто. Русы умели биться в пешем строю.

Однако Песах, которому Вениамин доверил руководство предстоящим сражением, остался глух к предостережениям как молодого бека, так и опытного хазарского гана Гзака, едва ли не единственного скифа в свите повелителя Хазарии. Ган Гзак участвовал в знаменитом сражении при Матархе, где хазарам ценой больших усилий и немалых жертв удалось одержать верх над русами.

– Наша победа была бы полной, если бы мы не прозевали удар засадной дружины, которой командовал Рерик, – вздохнул скиф.