Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович - Страница 16

– А почему у вас не каган правит, а каган-бек? – удивился молодой франк.

– А зачем же обременять священную особу кагана земными делишками, – усмехнулся Кончак. – Властвует не тот, у кого больше прав, а тот, у кого больше ума. Каган Ханука слаб, а каган-бек Ицхак, да продлятся его дни, силен духом. И у Хануки есть свои сторонники, но у Ицхака их больше. В Киеве сейчас то же самое. Прав больше у великого князя Дира, а заправляет там всем варяг Аскольд. Вратислав не даст соврать.

Застенчивый, как девушка, боярин Вратислав только кивнул в ответ на слова хазара, а взор его в это время был обращен на княжну Милораду, которая горделиво сидела в открытом возке, закутанная в платок чуть не по самые глаза. Лицо Милорада прятала не от любопытных взглядов, а от комаров и мошек, досаждавших и простолюдинам, и родовитым особам. Слышать разговор молодых людей из-за скрипа колес многочисленных телег она не могла, но их интерес к себе, конечно же, чувствовала.

– Жалко отдавать такую девку дураку Градимиру, – вздохнул Кончак.

– А князь Градимир – дурак? – полюбопытствовал Олег.

– Умом не блещет, – со смехом подтвердил хазар. – Но в жизни семейной ум, конечно, не главное.

– Давно хотел спросить тебя, ган, как погиб князь Стоян? – Олег пристально глянул в глаза Кончаку.

– Не береди рану, воевода, – вздохнул хазар. – На моих глазах пал князь с коня, пронзенный стрелою. То ли на разбойную ватажку мы наткнулись, то ли печенеги устроили засаду на дороге, но испятнали они нас стрелами и скрылись.

– Где это случилось?

– У самого Берестеня. Может, пяти верст не доехал до родного города князь Стоян. На вас ведь тоже напали там, как я слышал?

– Нам повезло больше, – кивнул Олег и отвернулся.

Ган Кончак все-таки вызнал у мечников воеводы, кто отвел беду от дружины боготура Драгутина. Оказалось, что именно Олег, которого франки именовали графом, первым почувствовал опасность, таящуюся в овраге, и предупредил остальных.

– Дар у него от бога, – сказал Кончаку пожилой мечник. – Иной раз сквозь землю видит. Мы меж собой зовем его Вещим.

– А от какого бога сей дар? – спросил любопытный хазар.

– Знамо дело, от Черного, – буркнул франк.

Князь Градимир едва с крыльца не упал, увидев невесту. Вот удружил ему боярин Казимир, так удружил! Телом вроде стройна княжна, но ликом-то до чего ужасна. И такую страхолюдину хитрый киевлянин именует белой лебедушкой. Да чтоб у него глаза повылазили! Градимир с трудом удержался от того, чтобы не ткнуть кулаком в ощеренные зубы киевлянина. Неловко было перед смоленскими боярами, собравшимися вокруг красного крыльца, чтобы полюбоваться княжьей невестой. Полюбовались. Ну, Казимир, ну, собачий сын, дай срок, спросит с тебя Градимир за нынешнее бесчестье.

Князь распалился до того, что едва не повелел своим мечникам гнать со двора псковитян вместе с их уродиной-княжной, но при виде приданого невесты смягчился. Загомонили и удивленные смоленские бояре. А уж когда боярин Казимир объявил, что кроме золотой посуды, мягкой рухляди и тканей за невестой дают еще и пятьдесят тысяч денариев серебром, тут у князя на душе и вовсе полегчало, а у его ближников дух перехватило от зависти.

– Ты не смотри на ее лик, князь, – зашептал Казимир на ухо Градимиру. – Комары девку искусали. Лесом ведь везли. Вон хоть у гана Кончака спроси, у него глаз молодой, наметанный.

– Краше нее не встречал девки, – охотно подтвердил хазар. – Коли ты, князь, отказываешься, я беру ее с закрытыми глазами.

– Но-но, – осадил Кончака князь кривичей. – Раскатал губу. Просватана уже княжна, – и, обернувшись к челядинам крикнул: – Вносите сундуки в терем.

Глава 6

АСКОЛЬД

Весть о том, что боярин Казимир сосватал для Градимира Кривицкого псковскую княжну, дошла до Киева только к осени. Князь Аскольд, почувствовав подвох, приказал ближникам вызнать подробности, которые были не из приятных. Кроме княжны Милорады, в Смоленске обосновались пятьсот варягов воеводы Олега. Это означало, что Рерики дотянулись-таки до земли кривичей и осели там, не испросив разрешения Киева. Глуповатый князь Градимир, возможно, и против своей воли, теперь оказался у них то ли в союзниках, то ли в заложниках, ибо где пятьсот варягов, там скоро будет и тысяча. Неужели князь Дир этого не понимает, не говоря уже о беке Карочее, без слова которого его сестричад Казимир не посмеет сделать и шага?

– Все они понимают, – спокойно сказал боярин Гвидон, давний и верный соратник князя Аскольда. – Опасен ты стал ныне не только для Новгорода, но и для Итиля.

Тридцать лет назад Аскольд и Гвидон в первый раз ступили на киевскую землю. Тогда никто не мог предположить, что судьба так вознесет нищих ротариев, у которых не было ничего – ни денег, ни могущественных покровителей, за исключением разве что бога Световида. Впрочем, у Аскольда крещенного в детстве, со Световидом были сложные отношения. Клятву он богу принес, но вряд ли она была искренней. Все эти годы Гвидон ждал, что грозный бог покарает его друга за лицемерие, но не дождался. С течением времени влияние Аскольда в Киеве только росло. Ныне без его ведома на землях полян ничего не делается. Местные старейшины и вспоминают иной раз о князе Дире, но кланяются все же князю Аскольду.

Гвидона стало брать сомнение, а так ли силен Световид, как твердят об этом волхвы, и все чаще взоры его обращались в сторону служек Христа. Световид молчал, когда Гвидон, поддавшись соблазну, окрестил своих сыновей, молчал, когда сам боярин принимал в своем тереме ближников ромейского бога. Гвидону оставался только один шаг к вере, которую он теперь считал истинной, но сделать его, приняв крещение, боярин пока не решался.

– Ты виделся с Леонидасом? – пристально глянул на Гвидона Аскольд.

– Патриарх Фотий и император Михаил обещают нам поддержку, но только в обмен на принятие христианства, ибо помогать язычникам им мешает вера.

– А что скажут на это волхвы и бояре?

– Многие бояре ждут только твоего слова, князь. Ромеи, присланные Фотием в Киев, время даром не теряли и склонили многих киевских старейшин к принятию истинной веры. Ты ведь тоже христианин, князь, пришла пора сбросить личину.

Аскольд задумался. Легко сказать, сбросить личину. А если она за столько лет уже к лицу приросла и отдирать ее придется с кожей? Киевляне, чего доброго, не узнают князя, для них его кровоточащий лик станет бесовским наважденьем. В один миг можно потерять все, с таким трудом нажитое. Да и привык уже, чего греха таить, князь Аскольд к чужой вере. Привык жертвовать жадным до крови языческим богам, привык участвовать в посвященных им таинствах. Захочет ли истинный бог принять под свою длань человека, измазанного жертвенной кровью? Не постигнет ли Аскольда судьба кагана Обадии, которого волхвы сначала объявили драконом, а потом и вовсе убили руками Воислава Рерика?

Смерть брата, князя Трасика, до сих пор стояла у Аскольда перед глазами. Трасик шел на Калинов мост с твердой уверенностью в том, что ему удалось обмануть бога Белеса, и ошибся. Языческий бог покарал клятвопреступника рукой Сидрага Рерика. Теперь тан Гвидон предлагает своему старому другу Аскольду выйти на Калинов мост не с мечом, а с крестом в руке, но спасет ли крест от длани Чернобога?

– Леонидас считает Чернобога сатаной, – неуверенно произнес Гвидон. – Князем зла. А Христос – олицетворение добра и милосердия. Но ведь добро всегда побеждает зло на Калиновом мосту?

– Это смотря какое зло, – процедил сквозь зубы Аскольд. – Черный Ворон – вестник смерти. А все люди смертны – и язычники, и христиане.

– Зато души истинно верующих бессмертны.

– Бессмертны для рая или для ада? – резко обернулся к ближнику князь Аскольд. – Мы с тобой так много грешили, Гвидон, что вряд ли наш путь в том мире будет столь уж простым и гладким.

– Все грешат, – вздохнул боярин. – Но ромей Леонидас сказал, что со смертью Черного Ворона на нас снизойдет благодать, ибо этот Рерик не человек а посланец сатаны.