Исчадие ада - Браун Картер - Страница 6

— Вы будете обольщать всю прислугу? — вежливо осведомился я после того, как дверь за ним медленно закрылась.

— Такие пустяки меня никогда не беспокоили, — равнодушно ответила она. — Представление, что девушка должна падать в обморок, если мужчине случится увидеть, как она надевает подвязки, безнадежно устарело, вы так не думаете? — Она взяла с подноса ближайший бокал и с видимым удовольствием отпила из него. — Можете сами приготовить себе напитки, лейтенант.

Я с опаской поднялся на ноги и очень осторожно подошел к кофейному столику. Дело обстояло не так уж скверно, еще год-другой, и я смогу ощущать боль, подумал я. Я приготовил себе большую порцию своей излюбленной смеси и вернулся с бокалом назад к креслу. Чарити уселась напротив, скрестила ноги, и тут я понял, что ее пряжки на туфельках будут преследовать меня во сне до конца жизни. Я понизил уровень жидкости в своем бокале на пару дюймов одним продолжительным глотком и почувствовал, что живительное тепло скотча разливается по всему телу.

— Вам лучше, лейтенант? — спросила Чарити. — А что следует за «лейтенантом», кстати сказать?

— Уилер, Эл Уилер.

Она выпятила нижнюю губку.

— Так это вы были в нашем доме?

— Да. Надо думать, это ваш очаровательный братец Криспин решил, что вам не следует со мной разговаривать, да?

— Разумеется. — Она несколько раз кивнула. — Это кричащий заголовок в утренней газете заставил его так нервничать. По неясным мне причинам он вообразил, что я произвожу скверное впечатление, или нечто подобное.

— Могу себе представить его переживания… Итак, Тино был болен и вынужден оставаться в постели?

Она очень старалась, чтобы ее лицо выглядело бесстрастным.

— Кто такой Тино?

— Гостивший в вашем доме человек, который лишился головы, — терпеливо объяснил я. — Тот самый, которого Эмили Карлью видела в спальне, а вы с ним разговаривали и называли его Тино.

— Бедная старенькая Эмили! — Она медленно покачала головой. — По всей вероятности, ее воображение к этому моменту стало неуправляемым…

— Нельзя высосать из пальца предсмертное признание священнику, — возразил я ворчливо. — Да и подписанные признания тоже не придумывают. — Чарити не очень естественно вздохнула. , — Если вы не желаете верить мне, Эл, полагаю, вам придется потолковать с нашими адвокатами.

Я закурил сигарету, с трудом удерживаясь от желания одновременно поджечь Чарити Самнер. Лейверс велел мне действовать предельно осторожно, и вот уже во второй раз с другим представителем семейства Самнер я ничего не мог поделать.

Она насмешливо наблюдала за выражением моего лица.

— Я могу сообщить вам имена и номера телефонов наших адвокатов, Эл, если желаете, — предложила она с самым невинным видом.

— Излишне! — Я махнул рукой. — Ну и как долго вы намереваетесь оставаться здесь под чужим именем?

— Теперь, раз вы отыскали меня, нет никакого смысла задерживаться дольше. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Но, поскольку я устроилась, почему бы не побыть здесь несколько дней? Вы, конечно, встречались с моим братцем?

— Встречался.

— В таком случае вы знаете, какое это барахло, — равнодушно пробормотала она. — Да и его жена тоже не подарок. Ей пришлось выйти за него из-за денег, и я бы не имела ничего против нее, если бы она не совала нос в мои дела. По каким-то идиотским соображениям она решила, будто ей необходимо спасти меня от самой себя. Я ей неустанно твержу, что это психоз, вот если бы пару раз она переспала с нашим дворецким, не исключено, она стала бы другой женщиной. Но она не прислушивается к моим советам… Или же мне просто не удалось уличить ее в этом…

— Я сегодня днем видел ее, она мне показалась очень милой особой, — сказал я.

— Вы слишком наивны, Эл, — холодно заявила Чарити. — Конечно, Джессика очень хитрая. Но, возможно, для того чтобы это понять, необходимо пожить с ней под одной крышей.

— За последнее время вы не встречались с Барнаби?

— Мы ни разу не виделись с того времени, когда я была восемнадцатилетней глупышкой, а папа выставил его из дома, — произнесла она весело. — Но иногда мне не хватает старины Барнаби. Конечно, случалось, когда он находился поблизости, жизнь становилась невыносимой, но зато никогда не бывало скучно.

— Почему «невыносимой»?

— Барнаби был весьма импульсивным малым, невыдержанным, как принято говорить… — Она усмехнулась. — У него имелись собственные приготовления о веселье. Один раз он назначил на полночь свидание одной из самых распущенных девиц в нашей округе в дальнем конце фамильного склепа, раздел ее там догола и запер внутри до утра. Он воображал, что это своеобразный бунт против условностей, а девица, кстати, не помешалась на протяжении первых двух недель после случившегося, как он предполагал.

— В семейном склепе?

— Неужели вы его не видели? — Она явно удивилась. — В сотне футов от дома. Дедушка Самнер соорудил его, поскольку его страшила мысль, что его повезут после смерти на погребальном катафалке через всю долину и превратят похороны в публичное празднество. Бабушка тоже, конечно, покоится там. И мама с папой. Но склеп выстроен слишком большим, так что внутри еще сколько угодно свободного места.

— Что еще делал Барнаби?

— Потребовалось бы недели две, чтобы обо всем рассказать, обо всех его выходках. Хорошо помню, как он привез в дом повара-китайца с судна в Сан-Франциско. Барнаби нарядил его в роскошные одежды, каких я до этого не видела даже на картинках, и представил его семье как свергнутого императора какой-то китайской провинции, его императорское величество Са Ятсен.

Самнеры никогда не были особенно сильны ни в политике, ни в географии, а старик в его одеянии выглядел весьма внушительно. Барнаби объяснил, что император обязан соблюдать обычаи своего двора, так что вся наша семья тоже должна соблюдать их вместе с ним, в противном случае он будет смертельно оскорблен. Чарити залилась веселым смехом.

— Целых две недели мы ели суп из импортных консервов из акульей кожи и соленый миндаль на завтрак. Нам приходилось пятясь выходить из комнаты, потому что к императору нельзя поворачиваться спиной, как объяснил Барнаби. Каждый вечер отец и Криспин садились за карточный стол, китайцы славятся своим умением играть в карты, по словам того же Барнаби, и повар заработал целое состояние. Каждый раз, когда они уличали его в плутовстве, Барнаби спешил объяснить, что такова привилегия императора.

Он мог бы остаться в доме навсегда, но однажды вечером он напился до потери сознания и ворвался в спальню отца около четырех часов утра, размахивая кухонным ножом и именуя отца «капитаном». Пока несчастный папочка сидел неподвижно с приставленным к горлу ножом, император повествовал о том, как его состояние вернется к нему через десять поколений. Потом внезапно переменил пластинку и почтительно осведомился, что он должен приготовить «капитану» на завтрак.

— Если ваш отец после этого не вышвырнул Барнаби из дома, значит, он должен был выкинуть что-нибудь еще почище, чтобы в конце концов оказаться лишенным наследства! Что же он такого натворил?

Ее лицо опять стало непроницаемым.

— Знаете, прошло столько лет после того, как это случилось, что я начисто все позабыла.

Скотч мне здорово помог. Я вскочил с места без всякого труда. Чарити с любопытством наблюдала за мной.

— Я не стану говорить, будто все было замечательно, — подмигнул я ей. — Но скотч был хорош, а ваше тело потрясающе.

— Вы уже уходите, Эл? — Она нахмурилась. — Зачем? До ночи еще далеко. Я взглянул на часы.

— Начало восьмого, а я постарел на двадцать лет после того, как переступил порог этого номера, не забывайте! Так что я намерен вернуться к себе домой, принять горячую ванну и лечь в постель.

Она медленно поднялась на ноги.

— Мне очень жаль, что вы должны идти, Эл, но я понимаю.

Когда мы подошли к двери, она положила мне руки на плечи, так что я был вынужден повернуться к ней.