Слово о земле Ай - Виткович Виктор Станиславович - Страница 3

Ай горячо шепчет мальчику:

— Алтын-дуга, помнишь, тебе понравился мой белый камешек? Теперь я тебе его подарю.

Кони Абзаила насторожили уши, тревожно фыркнули, отбежали в сторону. Пастух вынимает изо рта дудку. Из-за холма, поросшего травой, подъезжает на лошади чернобородый Кусэр, окликает:

— Ай!

Девочка оглянулась: «Отец зовет!» — и побежала к нему. Кусэр сажает дочь перед собой на седло, трогает лошадь. Ай обернулась, звонко крикнула:

— Я принесу сегодня камешек тебе. Алтын-дуга!

Вслед всаднику смотрят Абзаил, Гульбика и Алтын-дуга. Лошадь Кусэра скрывается за холмом, поросшим травой.

Кусэр тихо говорит дочери:

— Мы уезжаем из этой проклятой земли навсегда…

Ай изумлена, оборачивается, кричит:

— Алтын-дуга!!

Мальчик услышал, срывается с места, бежит. Кусэр взмахнул плетью, конь поскакал…

Бежит Алтын-дуга меж холмов, останавливается — не догнать! Он стоит, ловя ртом воздух. Откуда ни возьмись, старуха Мясекай с кувшином и глиняной чашкой в руке.

— Алтын-дуга, — говорит она ласково, — выпей моего шербета, прохладись!

Алтын-дуга жадно приникает к чаше.

Вокруг юрт табынцев шумно и людно. Женщины снимают с юрт белые кошмы и скатывают. На месте юрт остаются лишь ажурные деревянные остовы.

Чернобородый Кусэр сидит на коне возле своей юрты, с которой снимают кошмы, обшитые кусочками бархата. Он делает вид, что поглощен укладкой имущества. Рядом с ним, тоже на коне, — седоголовый Кусмэс, с ним несколько всадников.

Кусмэс горячо говорит:

— Остановись, Кусэр! Я не знаю твоей обиды, но она не может быть велика. Из-за одной блохи ты сжигаешь все одеяло. Ты уйдешь, разбредутся племена, брат пойдет на брата, и наш народ, эта горсточка на земле, станет дичью для охоты Джангархана…

Кусэр не отвечает, приказывает своим джигитам:

— Сундуки навьючьте на верблюдов!

Кусмэс говорит:

— Остановись, Кусэр! Подумай, что ждет тебя, твою дочь и весь табынский народ в джунгарских степях? На чужбине каждый камень стремится поранить ноги пришельцу, каждый куст — причинить ему вред и мирный воробей, завидев чужих, превращается в ястреба!

Кусэр не отвечает, приказывает егетам:

— Казан и чашки заверните в ковер!

Табынцы убирают ажурные остовы юрт. На их месте остаются лишь выжженные плешины очагов да навьюченные верблюды и кони.

Кусмэс говорит:

— Остановись, Кусэр! Не режь расцветающую ветку! Не разлучай землю Ай и красавицу Ай! И не забирай у меня сына…

— Сына?! — Кусэр не выдерживает, кричит: — Разве я с твоим сыном что-нибудь сделал? Разве я украл его у тебя и убил?

— Нет, — говорит Кусмэс. — Но ты забыл: человек не живет в одиночестве. Судьба моего сына связана с судьбой твоей дочери священною клятвой. Он когда-нибудь вспомнит об этом. И он уйдет за нею в джунгарские степи. Уйдет от меня навсегда.

— Ну, ты-то удержишь его! — насмешливо говорит Кусэр.

— Нет. Он еще тигренок, но у него прорежутся клыки. Он еще не окрепший детеныш орла, но у него вырастут крылья. Он еще не отточенная стрела, но она станет острее иглы, и когда стрела полетит, как смогу я ее удержать?

Кусэр с ненавистью смотрит на Кусмэса, говорит гневно:

— Девяносто слов затемняют смысл!

И, ударив коня плетью, уезжает.

Слышен тягучий, напевный звон верблюжьего колокольчика. В узком ущелье, по обе стороны которого вздымаются ноздреватые скалы, появляется голова уходящего каравана табынцев. Впереди на коне — Хултан-гол, джунгарский посол. Рядом с ним на другом коне — чернобородый Кусэр; перед ним, в его же седле, — красавица Ай. Позади них едет строгий Ханьяр, держащий на руке сокола.

Идут сквозь ущелье верблюды; с крутых боков их свешиваются сундуки, окованные медью. Едут табынцы с женами, матерями, детьми. Пастух на коне гонит отару овец — они заполняют ущелье живым кудрявым потоком. И еще, и еще едут табынцы…

Покачиваясь в седле, Ай разжимает ладонь — в ней лежит белый камешек.

— Алтын-дуга!.. Алтын-дуга!..

Седоголовый Кусмэс пытается растолкать сына, но Алтын-дуга в ответ только что-то мычит. Вокруг во дворике, обнесенном стеною из камня, стоят Гульбика, Абзаил, несколько егетов и старуха Мясекай.

— Сыночек мой, — восклицает Кусмэс, — проснись! Алтын-дуга!.. Алтын-дуга!..

Старуха Мясекай говорит:

— Вот что сделал Кусэр с твоим сыном: он его опоил. А сам уехал и народ свой увел!

Кусмэс медленно выпрямляется, говорит глухо:

— Да будут прокляты навеки чернобородый Кусэр, его дочь и весь их народ!

Старуха подхватывает:

— Пусть на их пути будут разлившиеся реки со снесенными мостами! Пусть на земле, которая их приютит, будет всегда неурожай и град! Пусть их ветер будет чумою, их солнце — смертью, их тучи — без влаги!

Кусмэс опускает седую голову и говорит едва слышно, но внятно:

— Пусть будет так!

Вечер. Посреди почерневшей долины речка Ай блестит, будто расплавленное серебро. В дверях юрт стоят айдинцы.

Всадник возглашает с коня:

— Да будет ведомо всем: старейшина нашего племени — справедливый Кусмэс просит свой народ навеки забыть о чернобородом Кусэре, о его дочери Ай и обо всем табынском народе!

Молча слушают айдинцы. Глашатай едет дальше. Слышен его голос:

— Да будет ведомо всем…

Прошло десять лет.

В каменном дворике Кусмэса, под розовым кустом, на подушках дремлет Алтын-дуга, уже юноша. Вокруг него сосуды со сметаной и медом, кувшины с напитками и горы всяческой снеди: мяса, козьего сыра, лепешек, очищенных орехов, халвы и других сладостей. Легкий свист вырывается из губ дремлющего Алтын-дуги. По его щеке разгуливает муха. Алтын-дуга передергивает щекой, чтобы согнать муху, ему лень пошевелить рукой. Но муха не слетает. Тогда Алтын-дуга приоткрывает один глаз, вздыхает. Вялым жестом он сгоняет муху, сует в рот халву и снова закрывает глаза. Сделал движение челюстями, подремал, снова сделал движение челюстями. Так он одновременно и спит и жует.

Во дворик вбегает Гульбика (она тоже стала уже девушкой), расталкивает брата:

— Алтын-дуга! Алтын-дуга!

— А-а… — спросонья мычит Алтын-дуга.

— К нам приехал Янгызак! — Лицо девушки пылает от оживления. — Приехал сладкоязычный джунгарский богатырь Янгызак!

— Ладно, — бормочет Алтын-дуга и поворачивается на другой бок.

— Тот самый Янгызак, про которого говорят, что он побеждает, очаровывая людей своим голосом…

— Не мешай! — бормочет Алтын-дуга. Гульбика забегает с другой стороны:

— Тот самый Янгызак, про которого говорят, что даже конь его издает ноздрями звуки рожка: сорок печальных и сорок веселых ладов!

И тотчас же раздается ржанье коня Янгызака: сорок веселых ладов на рожке, целая хроматическая лошадиная гамма. Он ржет, вытянув голову, — конь вороной, как смоль, украшенный сбруей с бирюзовыми и серебряными подвесками. И на его ржанье со всех сторон откликаются простым ржаньем айдинские кобылицы и кони.

С удивлением слушает толпа айдинцев, сбежавшаяся поглазеть на чужеземного гостя. С удивлением слушают седоголовый Кусмэс и старейшины. Они восседают на кошмах. Перед ними стоит Янгызак, первый красавец вселенной. Он в черном бешмете, облегающем талию. Легкая улыбка блуждает на его губах.

Уже давно умолк вороной конь, уже заговорил Янгызак, но айдинские кобылицы долго еще не могут успокоиться и перекликаются вдалеке. Янгызак говорит:

— Моему повелителю Джангархану стало известно, что у тебя, о Кусмэс, есть священный розовый куст. Этот куст — так поведали нам чужеземцы — расцветает будто, когда соединяются сердца двух влюбленных. Джангархан повелевает отдать ему этот розовый куст!