Марсиане, убирайтесь домой! - Браун Фредерик - Страница 20

— Такую телеграмму мог бы послать Одинокий Ковбой своей лошади. Вы что-нибудь понимаете, сэр?

— Не очень. Это как-то связано с тем, что с ним произошло, но понятия не имею, как. Впрочем, я в этом деле человек новый. Ну что, Пит, займемся бумажной работой или сразу отнесем его в машину?

— Сначала проверим его бумажник.

— Зачем?

— Если у него есть деньги — неважно, сколько — придется ему отправиться в частную психиатрическую клинику. Если есть указание: «в случае несчастного случая сообщить...», то мы сообщим первыми, и может, его родственники раскошелятся на платную клинику. У нас такая давка, что нужно все проверять, прежде чем принять кого-то. У него есть бумажник?

— Да, в заднем кармане брюк. Минуточку. — Практикант перевернул человека, неподвижно лежащего на кровати и вынул из кармана бумажник, и открыл. — Три доллара, — сказал он.

— А эти сложенные бумажки, случайно, не чеки?

— Возможно. — Практикант вынул их, развернул сначала одну, потом другую и тихо свистнул. — Почти полторы тысячи. Если они настоящие...

Врач заглянул ему через плечо.

— Настоящие, в крайнем случае, искусно подделанные. Это уважаемая издательская фирма. Ну-ка... выписаны на имя Люка Деверо. «Люк Девере», видимо, просто литературный псевдоним, но довольно похожий и звучит знакомо.

Практикант пожал плечами.

— Мне это ни о чем не говорит. Хотя, с другой стороны, я читаю мало беллетристики. Времени нет.

— Я не о том сходстве. Есть одна девушка, сиделка из Городской Больницы для Душевнобольных, так вот она просила всех врачей и психиатров Лонг-Бич сообщить, если кому-то в качестве пациента попадется Люк Деверо. Думаю, это ее бывший муж. Ее фамилия тоже Деверо, а имя... э-э вылетело из головы.

— Жаль. Выходит, нам есть, кому сообщить. А что с этими чеками? Платежеспособен он или нет?

— Имея тысячу четыреста долларов?

— Но ведь чеки не подписаны, а он пока не в состоянии ничего подписать.

— Гмм... — задумчиво хмыкнул врач. — Я тебя понимаю. Ну что ж, как я уже говорил, в данном случае кататония, думаю является состоянием переходным. Но если его признают душевнобольным, будет ли его подпись иметь силу?

— Нечего нам заранее об этом беспокоиться. Поговорим сначала с той дамочкой, его бывшей женой. Может, она возьмет ответственность на себя и избавит нас от хлопот?

— Неплохая мысль. Кажется, в холле на этом этаже есть телефон. Останься здесь и следи за ним, Пит — он в любой момент может прийти в себя.

Врач вышел в коридор и через пять минут вернулся.

— Ну, все улажено, — сообщил он. — Она этим займется. Частная клиника — за ее счет в случае неувязки с чеками. Она отправляет за ним машину, только просит, чтобы мы дождались ее.

— Неплохо, — заметил практикант, зевая. — Интересно, что заставило ее подозревать, что он может так кончить? Расстройство психики?

— Частично — да. Но прежде всего, она боялась, что с ним может случиться беда, если он снова начнет писать. Кажется, после прихода марсиан он не написал ни слова, даже не пытался. Еще она сказала, что когда он по-настоящему углублялся в работу и быстро писал, то выходил из себя по любому поводу. Когда он писал, ей приходилось ходить по дому на цыпочках и... в общем, понимаешь, что я имею в виду.

— Наверное, многие реагируют похоже, когда хотят на чем-то сосредоточиться. Интересно, что сделал ему марсианин сегодня ночью?

— Я знаю не больше тебя. Но что бы ни случилось, это произошло в процессе творчества, в тот момент, когда он взялся за работу. И все-таки интересно — что же это было.

— Почему бы вам не спросить у меня?

Оба повернулись. Люк Деверо сидел на краю кровати с марсианином на коленях.

— А-а? — довольно глупо спросил врач.

Люк улыбнулся и посмотрел на него глазами, которые были или по крайней мере казались — совершенно спокойными и разумными.

— Я вам расскажу, что случилось, — сказал он, — если это вас вправду интересует. Два месяца назад у меня началось психическое заболевание... видимо, от напряжения, в котором я жил, пытаясь заставить себя писать — у меня ничего не получалось. Я жил в небольшом домике за городом и у меня начались галлюцинации: марсиане мерещились. Так продолжалось до сегодня, а теперь прошло.

— А вы... уверены, что это были галлюцинации? — спросил врач, одновременно положив ладонь на плечо практиканта, чтобы тот молчал. Если бы пациент в подобном состоянии слишком резко посмотрел вниз, он мог бы впасть в шок.

Однако молодой человек не понял.

— В таком случае, как вы назовете существо у вас на коленях? — спросил он Люка.

Люк посмотрел вниз. Марсианин уставился на него, показал Люку длинный желтоватый язык и с громким чмоканьем втянул его обратно. Потом высунул еще раз и потряс им перед носом Люка.

Тот поднял голову и удивленно взглянул на практиканта.

— У меня на коленях ничего нет. Спятили вы, что ли?

9

Случай с Люком Деверо, о котором доктор Элликот X. Снайдер, психиатр и основатель Фонда Снайдера, клиники, в которую привезли Люка, позднее написал монографию, был, вероятно, исключением. Во всяком случае, ни один уважающий себя психиатр не упоминал ни об одном случае, чтобы пациент, который прекрасно видел и слышал, не видел и не слышал марсиан.

Разумеется, имелось много людей, страдающих одновременно от слепоты и глухоты. Поскольку прикосновения марсиан были неощутимы, и они не имели ни вкуса, ни запаха, этим несчастным людям невозможно было предоставить объективного или чувственно воспринимаемого доказательства существования марсиан, приходилось им верить на слово — передаваемое каким-либо образом, — что такие существа имеются. Некоторые из этих людей никогда не поверили в них до конца. Сами понимаете, трудно упрекать их за это.

И конечно, были миллионы — много миллионов — здоровых и психически больных ученых, атеистов и просто дураков, признающих факт их существования, но отказывающихся признавать их марсианами.

Самую многочисленную группу среди них составляли суеверные люди и религиозные фанатики, утверждавшие, что самозваные марсиане на самом деле были гномами, гоблинами, демонами, джиннами, домовыми, духами, колдунами, нечистой силой, призраками, привидениями, силами тьмы или зла, троллями, феями, чертями, эльфами и всем прочим из этого набора.

По всему миру в монашеских орденах, сектах и приходах происходили по этой причине расколы. Пресвитерианская церковь, например, разделилась на три самостоятельных конфессии. Возникла церковь пресвитерианскосатанистская, утверждавшая, что это были дьяволы, посланные из Ада для того, чтобы покарать нас за грехи; образовалась церковь пресвитерианско-научная, признававшая, что это марсиане и что их вторжение на Землю является таким же божьим деянием — ни больше, ни меньше, — как и множество землетрясений, пожаров и наводнений, с помощью которых он время от времени совершенствует свои позитивные деяния. И, наконец, возникла церковь ревизионистско-пресвитерианская, соглашавшаяся с основной доктриной сатанистов, но делавшая еще один шаг и признававшая пришельцев марсианами, благодаря простой ревизии взглядов на локализацию Ада. Небольшая группа представителей этого течения, называющая себя ревизионистами, верила в то, что поскольку Ад находится на Марсе, Рай должен быть под вечными облаками Венеры, этой сестры Земли.

Почти каждая вера распалась или распадалась по таким же или еще более шокирующим — линиям раздела. Исключением были Церковь Христианской Науки и римско-католическая церковь.

Церковь Христианской Науки сохранила большинство приверженцев — а те, что ушли, предпочли присоединиться к другим группам, а не создавать собственные учения — утверждая, что пришельцы не были ни дьяволами, ни марсианами, а просто видимым и слышимым порождением человеческого греха и, если бы мы не пожелали верить в их существование, они бы ушли. Как можно видеть, доктрина эта весьма похожа на параноидальный бред Люка Деверо, за исключением того, что теория Люка оправдалась, по крайней мере, в отношении его самого.