Марсиане, убирайтесь домой! - Браун Фредерик - Страница 15

— Да, именно детское, — повторил Форбс. — Кстати, нужно сказать, что именно благодаря наблюдениям за детьми и за их реакцией на марсиан я сформулировал большинство своих теорий. Все вы, несомненно, заметили, что по прошествии нескольких часов дети привыкают к марсианам, принимают их гораздо легче и охотнее, чем взрослые. Особенно дети в возрасте до пяти лет. У меня самого двое детей и...

— Трое, Джонни, — заметил марсианин с угла стола. — Я читал соглашение, по которому ты отслюнил одной дамульке из Гардена две тысячи долларов, лишь бы она не предъявляла иска об отцовстве.

Форбс покраснел.

— У меня двое детей дома, — с нажимом сказал он, — а еще...

— А еще жена алкоголичка, — добавил марсианин. — Не забудь о жене.

Форбс посидел несколько секунд с закрытыми глазами, словно считал про себя.

— Нервная система ребенка, — продолжал он, — как я объяснял в моей популярной книге «Ты и твои нервы»...

— Не такой уж и популярной, Джонни. В твоей налоговой декларации говорится о неполной тысяче экземпляров.

— Я имел в виду, что она написана в популярной форме.

— Тогда почему же она не продавалась?

— Потому, что люди ее не покупали! — рявкнул Форбс и улыбнулся классу. — Прошу прощения. Зря я втянулся в этот бессмысленный спор. Когда вам задают глупые вопросы, не отвечайте на них.

Марсианин, сидевший на записях Форбса, внезапно перебрался на его голову, размахивая ногами перед его лицом таким образом, чтобы то открывать, то закрывать психологу поле зрения.

Форбс взглянул на записи, теперь открывшиеся перед ним.

— Гмм... у меня здесь помечено, чтобы напомнить вам... и лучше сделать это сразу, пока я еще могу прочесть... что в общении с людьми, которым вы будете помогать, следует быть абсолютно искренними...

— А сам ты почему не был, Джонни? — спросил второй марсианин.

— ...и воздерживаться от голословных утверждений о себе...

— Вроде тех, что ты понаписал в своей листовке, Джонни? Позабыв добавить, что ни одна из твоих монографий никогда не была опубликована?

Форбс покраснел, как рак, за маятником из зеленых ног. Он медленно встал, крепко сжимая руками край стола.

— А почему ты не рассказал, Джонни, ни того, что в «Конвэйр» был только ассистентом психолога, ни того, за что тебя вышвырнули? — марсианин на столе сунул большие пальцы в уши, помахал остальными и громко фыркнул.

Форбс с усилием повернулся к нему, а потом взвыл от боли, когда его кулак, пройдя сквозь марсианина, сбросил на пол тяжелую бронзовую лампу, которую тот заслонял.

Психолог затряс покалеченной рукой, пытаясь увидеть ее сквозь размахивающие ноги второго марсианина. Внезапно оба зеленых человечка исчезли.

Форбс медленно сел и тупо посмотрел на шестерых людей, находившихся перед ним, как будто не понимал, что они тут делают. Потом махнул рукой перед лицом, словно отгоняя что-то, чего там уже не было.

— В общении с марсианами прежде всего нужно пом... — он умолк, закрыл лицо руками и тихо зарыдал.

Женщина, представившаяся как миссис Джонстон, сидела ближе всех к столу. Она встала, наклонилась вперед и положила ладонь на плечо психолога.

— Мистер Форбс... — сказала она. — Мистер Форбс, что с вами?

Ответа не было, но рыдания постепенно стихли. Остальные тоже поднялись с кресел. Миссис Джонстон повернулась к остальным.

— Мне кажется, лучше оставить его одного, — сказала она. — И еще, думаю... — она подняла шесть пятидолларовых бумажек, — ...что мы получили их обратно. — Один банкнот женщина взяла себе, остальные раздала. Все вышли, некоторые на цыпочках.

Все, кроме Люка и мистера Грэшема, что сидел рядом с ним.

— Останемся, — предложил Грэшем. — Ему может понадобиться помощь.

Люк, соглашаясь, кивнул.

Оставшись одни, они приподняли со стола голову Форбса и поддержали его на стуле. Глаза у него были открыты, но психолог смотрел как бы сквозь Люка и Грэшема.

— Шок, — заметил Грэшем. — Он может из него выйти и снова будет здоров. Хотя... — в голосе его звучало сомнение. — Может, лучше вызвать специалистов из дома, где двери без ручек?

Люк осмотрел пораненную кисть Форбса.

— Сломана, — констатировал он. — Помощь нужна ему так или иначе. Вызовем врача. Если до того времени он не выйдет из шока, пусть врач вызывает тех.

— Хорошая идея. Может, даже звонить не придется. Рядом есть кабинет врача; когда я шел сюда, там горел свет. Наверное, у него вечернее дежурство или просто засиделся допоздна.

Врач засиделся допоздна и уже собирался уходить, когда они заглянули к нему. Его привели в комнату Форбса, объяснили, что произошло, и возложили ответственность на него.

Спускаясь по лестнице, Люк сказал:

— Неплохой был человек, пока держался.

— И идея была неплоха, пока держалась.

— Точно, — согласился Люк. — Я и сам чувствую себя гаже некуда. Послушайте, мы же хотели вспомнить, где видели друг друга раньше. Вы не вспомнили?

— Может, в «Парамаунте»? Я работал там шесть лет, пок две недели назад они не свернули лавочку.

— Точно, — сказал Люк. — Ты занимался графиком рабочего сценария. Пару лет назад я провел несколько недель в «Парамаунте», работал над сценариями. Шло неважно, и я бросил, это дело. Мой талант проявляется в повествовании, а не в киносценариях.

— Вот и ладно. Так, значит, Деверо?

— Для тебя просто Люк. А тебя зовут Стив, правда?

— Верно. Я тоже чувствую себя неважно. И уже знаю, как потратить те пять долларов, которые только что получил обратно. Ты уже придумал, что сделать со своими?

— То же самое. Куда пойдем, ко мне или к тебе?

Обсудив вопрос, они решили, что лучше пойти к Люку; Стив Грэшем остановился у сестры и ее мужа, а там были дети и другие неудобства, так что комната Люка оказалась наилучшим вариантом.

Они топили свои печали, поглощая стакан за стаканом. Оказалось, что у Люка литраж больше. Вскоре после полуночи Грэшем отключился, а Люк еще шевелился, только руки-ноги чуть заплетались.

Он попытался разбудить Грэшема, но ничего не вышло, поэтому просто налил себе еще и сел со стаканом в руке, чтобы пить и думать, вместо того, чтобы пить и разговаривать. Впрочем, он предпочел бы разговор и уже почти хотел, чтобы появился марсианин. Но ни один так и не заглянул, а Люк еще не был настолько пьян или безумен, чтобы говорить с самим собой.

— Но это пока... — громко произнес он, и звук собственного голоса так испугал его, что он вновь умолк.

«Бедный Форбс», — подумал Люк. Они с Грэшемом удрали от него, а надо было остаться и приложить все усилия, чтобы ему помочь... по крайней мере, пока не убедились бы, что это бесполезно. Они не дождались даже диагноза врача. Интересно, вывел он Форбса из шока, или вызвал парней из дома с дверями без ручек?

Можно было позвонить ему и спросить, чем кончилось. Вот только Люк не помнил фамилии врача, а точнее и вовсе не знал.

Еще он мог позвонить в Городскую больницу для душевнобольных в Лонг-Бич и узнать, привозили туда Форбса или нет. А если попросить к телефону Марджи, от нее можно получить больше информации, чем от телефонистки. Но он не хотел разговаривать с Марджи. Хотя нет, пожалуй, хотел. Нет, все-таки не хотел — она с ним развелась, и к дьяволу ее. К дьяволу всех баб!..

Люк вышел в холл и направился к телефону, только слегка покачиваясь. Зато пришлось прикрыть один глаз: сначала чтобы прочесть мелкий шрифт в телефонной книге, потом — чтобы набрать номер.

Он спросил Марджи.

— Как ее фамилия?

— Э-э... — Целую страшную секунду Люк не мог вспомнить девичью фамилию Марджи. Потом наконец вспомнил, однако решил, что жена могла отказаться от мысли вновь пользоваться ею, тем более, что развод не вступил еще в законную силу. Марджи Деверо. Медсестра.

— Подождите минуточку.

Вскоре голос Марджи произнес:

— Алло?

— Привет, Марджи. Это Люк. Я тебя не разбудил?

— Нет, у меня ночное дежурство. Люк, я рада, что ты звонишь — я за тебя беспокоилась.