Год рождения 1921 - Новожилов Игорь Васильевич - Страница 52

– Если ты попадешь под мой залп, тебе нечем будет плевать.

Потом мы с ним договорились.

Моим залпом на кладбище узел был вышиблен начисто. Оттуда не стреляли. Одно 88-миллиметровое орудие немцы, разобрав стенку, вкатили в часовню. Мой снаряд попал под переднюю стенку. Рухнули своды, остались две боковые стены, орудие лежало на спине. Оно бы натворило бед.

Танкисты прошли очень точно. Я это видел в стереотрубу по танковым выхлопам. Батальон дошел до Альтлевена, не потеряв ни одного танка.

Пошла пехота. Быстро вклинилась в передний край. А у меня часам к двенадцати дня кончились все боеприпасы. Левый берег Одера низкий. Все изрезано осушительными канавами. Огороды. Я заранее выбрал путь подвоза. Предупредил командира взвода подвоза Старорусского, чтобы не проявлял инициативы и ехал, как я сказал. А он захотел по-своему, попал меж канав, пришлось возвращаться и ехать по моему пути. Подвез снаряды в последнюю минуту. Я сильно волновался: доказывай потом…

День этот 16 апреля стоил мне очень большого нервного напряжения. Такие ночь и утро, да еще оболтус этот! Зато была хорошая погода, и немцы меня здесь не ждали. Я был для них неплановый: новые батареи всегда выскакивают за план.

Потом двигались хорошо. Взяли Врицен, потом Брюнау, севернее Зееловских высот. Тут нас снимают с Брюнау и бросили на Берлин. По дороге на нашу колонну налетели «фокке-вульфы»: их использовали и как истребители– бомбардировщики. Восемь штук. Стали клепать голову колонны. Я свернул своих в лес, сам выскочил на «виллисе» на опушку, смотрю прямо из машины. Вдруг – летят два наших Лагг-7. Первый прямо с хода всадил в брюхо выходящему из пике «фокке-вульфу». Его напарник шел слева, грациозным пируэтом перестроился вправо и точно таким же приемом влепил второму «фокке-вульфу». Остальные бросились врассыпную.

В Берлине мой дивизион действовал в одиночку, на Берлинераллее, выходящей на Силезский вокзал.

Я сначала устроился в бомбоубежище, в подвале. Темно, все расчерчено флюоресцирующими стрелками. Там было душно, и я перебрался на второй этаж. В комнате стоял кожаный диван, его кто-то отодвинул от стены. Я лег на диван, заснул. Проснулся от грохота. Пыль, все сыплется, в углу комнаты – дыра с метр. Сюда попал снаряд. Меня защитила спинка дивана, побило только камушками. Переехал в другую комнату.

В городе паршиво воевать. Вы не видите противника. Все вперемешку: немцы – мы.

Там была маленькая улочка Книпродештрассе. Я ее разнес. Как начал разваливать с одного конца, так и шел вдоль по ней по направлению к Франкфурталлее. Немцы были через улицу в тридцати метрах. Мы втаскивали ящики со снарядами в дом и били из окон прямо из ящиков в дом напротив. Давали в залп сразу снаряда по четыре. Взрыв ужасно бьет по голове. Взрыватели ставили на мгновенные, иначе они разбивались и не срабатывали. Стена после этого обрушивается метров на десять. Получается дом в разрезе – и там молчание. Прелестно! Немцы поняли, что это худо. Перебрались из домов в скверик, окопались. Я их там накрыл ночью из установок. Скверик маленький – каша. Они бросили все.

Трудно было со снарядами. Их надо было подвозить через железную дорогу в выемке. Поверх выемки был мостик. Но чуть шевельнешься – с балконов почем зря лупят 20-миллиметровые «эрликоны». У меня был шофер Марфутенко, его солдаты звали Марфуша. Говорит:

– Можно я попробую через выемку? Если застряну внизу, вытащат на тросах.

Сел в машину, взревел и выскочил наверх. Не видел бы – не поверил. Немцы злились страшно: по мосту попадают, а по нему – угол дома мешал.

Вокзал Силезский был рядом. Купол без подпор. Как утро начинается, командир бригады Вальченко меня вызывает:

– Игорь, тронешь вокзал, голову оторву!

– С чего это Вы решили?

– Я тебя знаю…

А у меня и в самом деле руки чесались. И хоть я никому об этом не говорил, но комбриг меня знал. Если б он меня не предупреждал, за себя не ручаюсь, может быть, и бабахнул Что мне на этот вокзал – молиться? Тем более, нигде мы не были так бесконтрольны, как в Берлине. Уж очень динамичный был бой. И такая шла стрельба… Да даже если бы и попал по вокзалу – ничего бы мне за это не было. Вальченко не дал бы меня в обиду.

Вокзал очень меня завлекал. Красиво было бы его завалить.

Это было бы так, как потом – на стрельбах осенью 45-го года. Тогда уже темнело. На фоне заката темным силуэтом рисовалась башня ветряной каменной мельницы. И от нее брызнуло огнем при прямом попадании на первом же моем пристрелочном выстреле. Это было так красиво!

Вокзал долго не мог взять стрелковый полк, который я поддерживал.

Рано утром, часов в шесть, я умывался. Снял гимнастерку, мне поливают… Подходит Коля Солодовников, мой помкомвзвода разведки.

– Товарищ капитан, немцы ушли с вокзала.

– Ты что врешь!

– Точно говорю, я сам там был.

Одеваю гимнастерку, пошли. Ходим по платформам. Стекло купола все осыпалось. Только мы высунулись с вокзала, нас обстреляли. Говорю Коле:

– Рассыпь своих разведчиков, чтобы немцы не пришли назад.

Иду к командиру полка, бравшего вокзал:

– Подполковник, хочешь вокзал?

– Кончай трепаться.

– Давай, я тебе – вокзал, а ты мне – коньяк.

(Он только что трофейнул грузовик с коньяком и меня уже угощал.)

Подполковник вознегодовал:

– Да пошел ты!

А я ему:

– На вокзале только мои разведчики. Посылай своих.

Днем приходит ко мне солдат с ящиком.

– Вот, комполка прислал.

А я уже и забыл.

Этот коньяк мы заедали шоколадом с кондитерской фабрики, что была рядом. Там шоколад застыл в лотке с метр шириной. Мы его кололи киянкой и набивали в ведро. Он быстро надоел. Днем мы тем и поддерживались. Еду засветло подвезти было невозможно: били снайпера.

В этих боях я чуть было не подзалетел. Идем из штаба бригады к Франкфурталлее: я, Иван Иванович, зам. командира 1-й батареи и разведчик. Проходим маленький вокзальчик Лихтенбергбанхофф. Вижу, лежит один наш солдат, другой – убитые. Говорю:

– Иван Иванович, куда-то не туда идем.

– Я тоже так думаю.

Остановились. Тут по нам как ударит из пулемета. Мы кинулись назад. На углу врыта по башню «пантера». Иван Иванович – слева, разведчик – справа, я – рыбкой сверху. И сразу за мной по башне резануло: «Тю-тю-тю». Точно бил, но чуть опоздал.

В 71– м году еду по Берлину с двоюродной сестрой Ниной и ее мужем Карлом Шпайзером к ним на дачу. Затормозили на перекрестке, как раз где «пантера» была зарыта. Я показываю:

– Карл, тут меня чуть не убили.

Можно было схватить и от своих. Где-то в эти дни вижу – шпарит по Берлинераллее прямо к немцам «форд» с шофером и девкой-санинструктором. Их обстреляли. Они выскочили – и под машину. Пошел их выручать, а девка как шарахнет в меня с перепугу из карабина – пуля чуть ухо не оторвала. «Ах, ты…!» – вытащил ее, а она закатила истерику. Я не знал тогда, как это прекращать.

Рано утром 23 апреля 45-го года я сидел на чугунной тумбе для привязи лошадей. Так устал – не могу. Сполз на тротуар, пригрелся на солнышке, дремлю. Такая хорошая погода. Подходит ко мне пожилой штатский: «Господин штабс-капитан…» «Нет, – отвечаю, – у нас нет штабс-капитанов». Оказалось – эмигрант из Чернигова. Я его позвал к себе в гости. Правда, были на этот раз у нас одни котлеты. Мы долго беседовали.

Числа 29 апреля нас в Берлине снимали кинооператоры. Им нужно было показать сверху, как стреляют «катюши». Во всех берлинских хрониках эти кадры есть. Дело было на Антонплац. На нее больше батареи не поставишь. Я завел оператора на балкон второго этажа. Он прицелился камерой, я махнул рукой. У нас из-под ног шарахнул огонь. Оператор выронил камеру, кинулся в комнату. Хорошо, что камера висела на ремне. Пришлось зарядить второй раз. Я встал в дверях, чтобы его не пускать. Но тут он уже не побежал. Этот оператор снимал залпы и с земли. Недавно я видел этот залп в кино. Потрясающее чувство – вернулся на 50 лет назад. Я тогда стоял рядом с оператором и увидел на экране точно то же, что и тогда.