Пятьсот лет спустя - Браст Стивен - Страница 68

– Ах, райские грезы – я вижу мою любимую Даро. Кровь? Даро, Даро, если это сон, то пусть я никогда не проснусь, пусть сладостное видение будет вечно оставаться у меня перед глазами!

– Замолчите, мой добрый капитан, и постарайтесь не шевелиться.

– Даро! Что? Вы? Здесь? Вы настоящая, вы не плод воображения, рожденный моим ослабевшим рассудком?

– Да, мой дорогой капитан, я настоящая. Вам нельзя двигаться, вы и так потеряли много крови. Увы, я не лекарь.

– Но что привело сюда? Кстати, где мы вообще находимся?

– Вы лежали среди мертвых на выезде из города.

– В лагере Адрона? Значит, я все еще здесь?

– Вы здесь, но не в лагере. Однако повсюду остались следы пребывания большого отряда, который совсем недавно покинул стоянку. Вы были один, не считая нескольких трупов.

– И все трое драконлорды?

– Да, все драконлорды, только вот их пятеро, а не трое.

– Пятеро? Пятеро? И все же, я помню…

– А сейчас помолчите. Трое из них пали от ваших рук, а с двумя разобралась я.

– Вы? С двумя?

– Ерунда. Они подходили по одному.

– Лучшие люди Адрона!

– Ну и что из того? Я тиаса.

– Так оно и есть, моя милая. Я думал, что умер, а оказалось…

– Ваши раны перевязаны – я сделала все, что в моих силах. Теперь мы должны проверить, сможете ли вы встать, а потом взобраться в седло. Я сяду впереди, вы будете за меня держаться, и мы вернемся в город, где вас осмотрит лекарь.

– Но как вы здесь оказались, не понимаю…

– Я тоже. В вашем доме очаровательные безделушки так живо напоминали о вас, и позволили еще лучше понять ваш характер. Мне вдруг почудилось, что вы в опасности. Я решила немедленно одолжить у кого-нибудь лошадь.

– А как вы меня нашли?

– Тем же способом – выбирала путь, который представлялся мне верным, и в конце концов вас отыскала. Потом… вставайте, друг мой. Вот так, хорошо. Разрешите мне… теперь все в порядке. Вам следует обхватить меня за талию, вот так. Когда я вас увидела, возле вашего тела стоял драконлорд. Он вроде раздумывал над тем, что с вами делать. Я предложила ему отойти в сторону, и у нас возникла небольшая дискуссия, после которой я начала перевязывать ваши раны, – впрочем, мне пришлось ненадолго отвлечься, чтобы переговорить с другим драконлордом.

– Значит, вы спасли мне жизнь.

– О, что до этого…

– Да?

– Драконлорды ведь не убивают раненых врагов.

– Может быть. Но и рассчитывать на то, что они будут перевязывать им раны, я бы не стал. А если они, как я подозреваю, знали, зачем я сюда пожаловал…

– Поговорим об этом чуть позже. Вас не беспокоит движение лошади?

– Ни в малейшей степени. Честно говоря, вряд ли я потерял много крови; подозреваю, удар в голову лишь оглушил меня, поскольку я чувствую себя намного лучше.

– Вполне возможно, хотя земля вокруг вас была залита…

– Ча! Поговорим об этом, как вы предложили, чуть позже.

– В таком случае о чем вы хотите поговорить?

– О вас, моя дорогая графиня.

– Боюсь, эта песня будет короткой, мой храбрый капитан.

– Я мечтаю насладиться каждым звуком.

– И мелодия не покажется вам скучной?

– Мелодия? Она лишь средство, при помощи которого музыкант раскрывает свою душу.

– А если музыкант обладает самыми обычными способностями?

– Прекрасное всегда выражается простыми средствами.

– Ах, кажется, вы шутите.

– Вы не любите шуток?

– Напротив – лекарь прежде всего мечтает о том, чтобы его пациент был счастлив, а шутки, которые приводят больного в веселое расположение, часто служат отличным инструментом в его профессии.

– Вот видите, упомянув об инструментах, мы вновь вернулись к обсуждению музыки.

– Как пожелаете. Однако музыканты важнее инструментов.

– Вы так считаете?

– Неумелый музыкант…

– О, вы всегда гармоничны, а вариации на вашу тему никогда мне не наскучат.

– То, что гармонично для одних, звучит диссонансом для других, а тема, которую вы находите бессмертной, другой посчитает банальной и избитой.

– Бессмертная любовь… Да, нет темы более банальной. Однако тут все дело в исполнении и оркестровке.

– Ну и как вы собираетесь оркестрировать данную тему?

– Но, Даро, ведь оркестр – это вы, что я и намерен вам продемонстрировать, если вы мне позволите, конечно.

– Безусловно. Вы можете попытаться доказать свою правоту, а я самым внимательным образом прислушаюсь к вашим словам. Но предупреждаю: я не потерплю фальши.

– Логика моих построений будет столь же безупречной, как клинок, при помощи которого вы защитили меня от опасности.

– Мы уже договорились о том, что больше не станем обсуждать данную тему.

– Хорошо.

– Тогда начинайте.

– Итак, слушайте. Прежде всего, ваши губы…

– Мои губы? Почему вы о них упомянули?

– Потому что они являются частью оркестра.

– Вижу, вы настроены самым решительным образом.

– Вы совершенно правы.

– Превосходно, мои губы. И какое участие они принимают в деятельности оркестра?

– Они станут дудочкой, а ваш голос пением тростника.

– Вы так полагаете?

– Я абсолютно уверен.

– Раз вы настаиваете – согласна, пусть мои губы будут дудочкой. А в оркестре, о котором мы говорим, есть волынка?

– Волынка и дудочка, свирель и флейта.

– И что же такое волынка?

– Что же иное, как не ваша грудь. Она вздымается так восхитительно – я ни о чем другом не могу думать.

– Вы научились подобным речам на службе у его величества? Ну хорошо, а как насчет свирели?

– Глаза, моя единственная. Трепетание ваших ресниц рождает такие сладостные, такие жаркие и совершенные звуки.

– Не знала, что вы знаток музыки, капитан. Теперь расскажите мне про флейту.

– Ваш подбородок и овал лица наполняют пение инструментов жизненной силой, без которой чудесные мелодии кажутся пустыми и холодными. Но когда речь идет о вас, произведение становится таким прекрасным, что при его звучании глаза наполняются слезами.

– Мне нравятся ваши сравнения.

– Я рад. Только чему вы смеетесь?

– Надеюсь, мой смех вас не ранит – вам хватает ранений и без моего участия. Я смеюсь от счастья и еще потому, что, если поступлю иначе, ваши комплименты вскружат мне голову.

– Как хорошо, что вы смеетесь не надо мной, – мое самолюбие не вынесло бы такого удара.

– Не сомневайтесь в моей искренности. А как насчет струнных инструментов? Они присутствуют в каждом оркестре.

– Ваши руки, каждый пальчик, поющий свою собственную песнь.

– Так, а дальше? Возьмем идиофоны – я имею ввиду трещотки, ударные и цимбалы.

– Биение вашего сердца, с которым мое стучит в унисон.

– Ах! Вы, оказывается, поэт, Кааврен. А литавры?

– Разумеется, ваши ножки, мадам. Литавры – опора каждого оркестра, они стройны, изящны, поразительно красивы.

– Вы заставляете меня краснеть.

– У вас это так прелестно получается.

– Кажется, мы почти завершили состав нашего оркестра, если не считать органофона, на котором может играть только настоящий мастер, создающий мелодию волнующую, приводящую в трепет, обостряющую все чувства, – причем он едва касается пальцами инструмента.

– О, я не могу позволить себе прямо назвать этот самый священный из инструментов.

– Теперь я краснею и смеюсь одновременно, а от моего достоинства не осталось и следа. Никогда не прощу вам такой вольности!

– Но, скажите, по крайней мере, удалось ли мне убедить вас в том, что вы достойны обсуждения?

– Уверяю вас, я капитулирую – окончательно и бесповоротно. Ну, что вы еще хотите знать?

– Все.

– Как много! С чего же начать?

– Расскажите о вашей семье.

– Моя мать, графиня Уайткрест, сейчас живет в Адриланке. После моего возвращения она отойдет от дел, поскольку никогда не любила управлять поместьем. У нас есть свои корабли, несколько страховых компаний и даже небольшой банк. Моя мать позаботилась о том, чтобы я получила хорошие навыки владения шпагой, а также кое-какие знания волшебства.