Всем стоять на Занзибаре - Браннер Джон - Страница 114

– Что там?

– Э… мадам… – Вид у мужчины стал откровенно несчастный. – Как вам известно, в связи с Бенинским проектом мы прогнали через Салманассар десятки программ, и на всех он функционировал безупречно. А сегодня случайно…

– Переходите к делу, кретин…

– Да, мадам. – Мужчина отер лоб тыльной стороной ладони. – Все программы прогонялись на гипотетической основе, исходные данные принадлежали к категории «допущения», и это неизменно были результаты от наших корпоративных исследований. Теперь же мы переключились на оптимальную программу, на которую решили перейти совсем недавно, так как она, опираясь на реальные данные, способна взаимодействовать со всем прочим, что Салманассар знает о реальном мире.

– И?..

– Он тут же ее отверг, мадам. Говорит, это полный абсурд.

Черная ярость волной поднялась из подсознания Старушки ДжТ, затопила сперва ее живот, где завязала узлом и затянула внутренности, потом легкие, хватавшие воздух и силившиеся наполниться кислородом, который внезапно превратился в тягучую смолу, потом сердце, которое грохотало и билось о ребра, словно желало вырваться из своей клетки, горло и язык, который окоченел, треснул, будто очень старая сухая бумага, и наконец мозг, в котором сложилась мысль:

– !!!!!

– Врача! – крикнул кто-то.

– Хх ххх ххх, – сказал кто-то другой.

РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (31)

ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ РАБОТА

Снова зажужжал телефон. Чертыхаясь, Дональд доковылял до тумблера. Поначалу слышался только громкий фоновый шум, словно взад-вперед сновало множество людей. И вдруг из трубки заревел разгневанный женский голос:

– Хоган? Вы здесь? Это Дейрдре Ква-Луп! Мне только что позвонили из штаб-квартиры головного офиса «АССТ». У нас же с вами был договор, помните? Четыре часа зазора до наводки!

Дональд ошарашенно уставился на телефон, словно, несмотря на отсутствие экрана, по кабелю мог видеть лицо звонящей.

– Что, язык проглотили? Чего удивляться! Надо было знать, что вам, паршивцам, нельзя доверять! Ну, я-то в этих кругах пообтерлась. Уж я-то устрою так, чтобы вы никогда…

– Хватит!! – оборвал ее Дональд.

– Ну уж нет! Слушай, бледножопый…

– Где ты была, когда я разбирался с мокером? – взревел Дональд. В зеркале над телефоном он увидел отблеск света из номера Бранвен – розовато-персиковое свечение.

– А это, мать твою, тут при чем?

– Сотня человек видели, как мокер едва не убил Сугайгунтунга! Что я, по-твоему, должен был сделать? Отсчитать четыре часа по циркониевым часам и позвонить тебе? Да уже через пять минут об этом знал весь пресс-клуб! Тяжелое дыхание. Наконец неохотно:

– Ну, после четырех папа-мама здесь обычно затишье, и…

– И что ты сделала, поехала за город, а? Молчание.

– Ага, ясно, – с едким сарказмом сказал Дональд. – Ты думала, я найму бригаду посыльных и скажу им: «Я пообещал кое-что одной женщине, которая не способна сама разрабатывать свою тему. У вас четыре часа, чтобы найти, где она прячется!» Знаешь, где я был через четыре часа после того, как это случилось? В университетской клинике, накачанный транками до коматозного состояния! Это тебе как, сойдет в качестве оправдания?

Молчание.

– Катись ты знаешь куда… а я пойду снова лягу!

Он оборвал связь. Почти сразу телефон загудел снова.

– Черт бы все побрал? В чем дело?

– Это управляющий, мистер Хоган, – очень нервно сказал молодой голос. – Тут много важных персон желают с вами поговорить. Говорят, это очень срочно, сэр.

Дональд перешел на ятакангский и повысил голос так, чтобы его слова – если у трубки не узконаправленный динамик – донеслись бы до стоящих у телефона на том конце.

– Скажите им, пусть идут торговать мочой своей бабушки. Если до девяти утра по этому номеру еще хоть кто-нибудь позвонит, я вас, лично вас, закатаю в шкуру помершей от гангрены коровы и подвешу на прокорм канюкам, поняли вы меня?

«Одно я смог оценить только по приезде сюда: ятакангский прекрасно подходил для того, чтобы изобретать на нем всевозможные ругательства».

Он ненадолго задумался. Потом собрал одежду, коммуникоплект и все, что, как ему показалось, может потребоваться утром, перенес вещи в номер Бранвен и, задвинув засов с ее стороны двери, забрался к ней кровать.

Но на сей раз заснуть ему не удалось. Казалось, после звонка Делаганти и событий предшествующего дня его мозг разослал поступившую в него неприятную информацию на всех мыслимых радиочастотах, а теперь она эхом вернулась к нему обратно.

Лишь смутно он отметил то, чего почти ожидал: шаги в коридоре, громовой стук в дверь его номера, щелканье и скрежет, когда кто-то попытался вставить в замок отмычку. Но ведь он для того и опустил собачку. Разочарованный взломщик выругался и ушел, вероятно, сожалея о взятке, которую дал портье, чтобы узнать номер комнаты.

Это, однако, было менее важно, чем противоречивые мысли и образы, мечущиеся в его черепе. Десять лет он вел себя как губка: ничего не делал, только впитывал полученную из вторых рук информацию, и это никак не подготовило его к таким действиям, каких сейчас от него ожидают. Даже новая его версия, модель, появившаяся на свет после опустошения, не удовлетворяла новым требованиям.

Бранвен рядом прошептала что-то, соблазняя потеряться в животных ощущениях, но он не нашел в себе сил среагировать, только велел ей, чтобы лежала тихо и дала ему подумать. И тут же пожалел об этом, так как из тьмы возникло тупое лицо с дурацким провалом на месте рта и, как отражение ему, не менее нелепой дырой на месте горла. Подавив стон, он перекатился на бок, его захлестнул ужас.

«Должен же быть какой-то выход… думай, думай!»

Постепенно из потенциальных возможностей сложились планы. Лицо мокера поблекло, забрав с собой ощущение тошнотворной паники, и сменилось смутной гордостью за возложенное на него – поступок, могущий изменить ход истории.

«Я знаю, на что подцепить Сугайгунтунга. Я знаю, как связаться с Джога-Джонгом. Между первым и вторым дело только в…»

Его тело расслабилось и отдыхало, а неуемный разум переваривал и упорядочивал события минувшего дня.

В восемь утра он заказал завтрак и перепробовал, что мог, с маленьких тарелочек, полных жареных и маринованных деликатесов: рыба, фрукты, овощи. Запил еду обжигающе горячим чаем. Бранвен, голая, как была всю ночь, подавала ему молча и удостоверилась, что он насытился, прежде чем сама взяла еду.

Он обнаружил, что ему это нравится. Было в этом что-то от восточной роскоши, непривычной и достаточно чуждой, чтобы соответствовать странной стране, в которую его занесло.

«Невозможно представить в такой роли Жаннис…»

– Мне нужно уйти, – наконец сказал он. – Может быть, я еще увижу тебя сегодня вечером.

Улыбнувшись, она обняла его, а он подумал, что, если они увидятся снова, значит, произошла катастрофа. Но воображать катастрофы вредно. Он оделся, собрался, повесил на плечо сумку-коммуникомплект и, решив идти напролом, спустился в главный вестибюль.

Там царила утренняя суета, но помимо постояльцев и обычной обслуги здесь были люди всех возможных цветов кожи, которые праздно сидели тут и там, пока не заметили его. А тогда они надвинулись, как акулы, приближающиеся к раненому пловцу, подняли камеры, микрофоны и голоса.

– Мистер Хоган, вы, наверное… Мистер Хоган, позвольте мне… послушайте, и я…

Толстая арабка, среагировавшая быстрее остальных, подсунула камеру практически ему под нос. Вырвав, он швырнул ее в лицо японцу справа от себя. Когда дорогу ему загородил плотный сикх в тюрбане, он ударил его в бок кулаком и перешагнул через падающее тело. Возле главных дверей стояла пальма в кадке, через которую он перепрыгнул, а затем повалил, задержав тем самым всех репортеров, кроме настойчивого африканца, которого пришлось ударить ногой в голень. Споткнувшись, африканец опрокинул человека за собой, что дало Дональду время выскочить на улицу и подозвать пустое такси.