Так пал Кенигсберг - фон Ляш Отто - Страница 5

В эти дни, когда наступавшие русские войска приближались к району Танненберга, мой начальник штаба, позвонил в оперативно-разведывательное управление генерального штаба, предложив извлечь из Танненбергского мемориала гробы с прахом фельдмаршала фон Гинденбурга и его супруги, чтобы переправить их на немецком военном корабле в западную часть Германии. Об этом было запрошено у Гитлера после чего начальнику Штаба резко выговорили за нашу пессимистическую оценку обстановки: «Восточную Пруссию будем удерживать, поэтому изымать саркофаги из Танненбергского мемориала нет никакой необходимости». Однако, часом позже, из главной квартиры раздался новый звонок с приказом осуществить предложенное мероприятие. Поэтому я, к своему удовлетворению, смог поручить генерал-лейтенанту Оскару фон Гинденбургу сопровождать на немецком военном корабле саркофаги с прахом его родителей из Пиллау в Райх. Он, между прочим, образцово выполнил свое последнее задание. Саркофаги, насколько мне известно, без особых инцидентов прибыли в западную Германию и позже были захоронены в Марбурге.

От начальника округа до коменданта крепости

Какова же была обстановка в самом Кенигсберге в эти грозные дни? На мне, как на начальнике Первого войскового округа, лежала забота не только о самом городе, за который непосредственно отвечал его комендант в лице генерал-майора Бехера, но и обо всей провинции Восточная Пруссия. В это тяжелое время, когда началось наступление русских, свою главную задачу я видел в том, чтобы по мере сил помогать фронту, формируя на месте части на случай тревоги и готовя комендантов городов к активному участию в боевых действиях. Нет никакого сомнения, что эта помощь фронту оказывалась, в известной степени, за счет крепости Кенигсберг. Но и здесь мы заблаговременно позаботились о строительстве оборонительных сооружений для отступавших фронтовых частей. В последнюю неделю января, когда подавляющая часть Восточной Пруссии была уже занята русскими или являлась зоной военных действий, моя задача как начальника войскового округа, была исчерпана, я теперь поступал в подчинение Северной группы армий. О гауляйтере Кохе в эти дни ходили слухи, что он в своем имении Фридрихсберг срочно пакует вещи.

В период между 22 и 25 января Кенигсберг не отличался четкой организацией управления, ибо настоящего боевого коменданта у города не было. Этим и объясняется хаос, царивший в Кенигсберге в те трудные дни вследствие беспорядочного притока беженцев из северных районов Восточной Пруссии, а также обозов Третьей танковой армии и ее солдат, отбившихся от своих частей. Командование гарнизона по своему составу оказалось неспособным быстро и решительно навести порядок. Но, главное, партия совершенно не справлялась со своей задачей по обеспечению организованной эвакуации беженцев, поскольку ее видные руководители, за немногим исключением, думали лишь о собственном спасении. Четкость в организации управления наступила лишь 25 января, когда приказом по группе армий генерал-лейтенанту Шитингу со штабом Первой восточно-прусской дивизии была поручена оборона Кенигсберга. Он прибыл в крепость 25 января и постарался прежде всего уяснить создавшуюся обстановку.

Так приближались мы к 27 января, очень беспокойному моменту в истории Кенигсберга. В этот день местные партийные власти опять выкинули номер. В обращении к населению города они объявили, что в случае танкового прорыва русских из района Тапизу, о чем будет сообщено по радио, жителям Кенигсберга предписывается немедленно выходить (считай, бежать) из города по дороге на Пиллау. Сам я в тот день отправился в Пиллау договариваться с морским комендантом о предоставлении судов для эвакуации гражданского населения из Восточной Пруссии. На обратном пути из Пиллау в Кенигсберг проехать на автомашине было почти невозможно. Непродуманные мероприятия партийного руководства привели к тому, что на этой дороге скопилось невообразимое количество людей. Кто шел пешком, кто ехал на велосипеде или в повозке, женщины везли детские коляски, тут же – колонны танковых частей, отводившихся на Земландский полуостров, – все это двигалось в три-четыре ряда в направлении Пиллау.

В кенигсбергском порту на нескольких судах еще шла погрузка беженцев, но места, конечно, всем не хватало. В порту скопились тысячи людей. В толпу гражданских затесалось много солдат, отставших от своих частей, некоторые из них нашли убежище в домах. Когда я, наконец, добрался во второй половине дня до своего командного пункта, мой начальник штаба доложил, что со мной срочно хотел поговорить гауляйтер. что он сейчас во Фридрихсберге, но собирается уезжать и имеет сообщить мне нечто важное. Прибыв к Коху во Фридрихсберг, я застал у него картину страшного беспорядка. Кох рассказал мне, что в течение сегодняшнего дня ему звонил сам фюрер, а это до сих пор случалось не более двух-трех раз. Он спрашивал обо мне – достаточно ли я надежен и сведущ как войсковой командир, ибо он хочет дать мне важное поручение. Я заметил Коху, что речь, по видимому, может идти лишь об одном назначении – комендантом крепости Кенигсберг, на что тот возразил, что имеется ввиду использовать меня в более важной роли. Об этом мне будет сообщено в течение дня по телеграфу.

Это сообщение я получил утром 28 января. В нем говорилось: «С этого момента Вы назначаетесь командующим оборонительными сооружениями вокруг Кенигсберга и самой крепостью Кенигсберг». Я тотчас позвонил генерал-полковнику Гудериану, заявив ему, что, судя по положению противника, в наших руках находятся лишь «непосредственные» укрепления под Кенигсбергом, что даже так называемую примыкающую позицию в направлении Кранца русские уже перешли, что командующим в районе кенигсбергских укреплений является командующий Третьей танковой армией генерал-полковник Раус и что командовать в данном районе должен только один человек. В ответ на это Гудериан сказал, что я прав, но ему нужно еще раз обсудить этот вопрос с фюрером. В состоянии неопределенности относительно своего дальнейшего назначения и обстановки на фронте, я пытался связаться с командующим Северной группой армий генерал-полковником Рейнгардтом. По телефону мне сообщили, что Рейнгардт смещен. На мой вопрос, кто теперь новый командующий, последовал ответ, что в течение дня из Курляндии прибудет генерал-полковник Рандулиц, который и примет этот пост. Почему в час величайшей опасности потребовалось смещать вполне оправдавшего себя командующего вместе с начальником штаба и назначать вместо него нового, который никогда не воевал на данном участке фронта и, следовательно, вообще не был в курсе дела, оставалось для нас, войсковых командиров, непостижимым. Этот безответственный шаг служил очередным примером того, насколько нелепы бывали порой ошибки дилетантского высшего командования. Назавтра, в первой половине дня 29 января, на моем командном пункте в Модиттене появился новый командующий группой армий генерал-полковник Рандулиц с сообщением: «Фюрер решил, что Вы должны немедленно принять крепость Кенигсберг». Прежний комендант – генерал-лейтенант Шитинг, командир Первой пехотной дивизии, находившейся на переформировании в Кенигсберге, направлялся для особых поручений в распоряжение моего штаба. Таким образом, я стал четвертым и последним комендантом крепости Кенигсберг после того, как три моих предшественника в течение последних четырех недель были смещены приказом сверху по тем или иным соображениям личного характера. Новая задача потребовала несколько пополнить мой старый штаб, в том числе и за счет офицеров Первой пехотной дивизии.

Отдав приказ об изменениях в составе штаба, я выехал со своим начальником штаба на командный пункт прежнего коменданта крепости, находившийся в подвале Главной почтовой дирекции. Выслушав доклад бывшего коменданта об обстановке и приняв крепость, я со своим начальником штаба проанализировал общее положение и пришел к выводу, что в течение ближайших дней русские будут атаковать крепость с запада.

Первое окружение

Тем временем положение в Восточной Пруссии продолжало ухудшаться. Русские, продвижение которых из последних сил старались задержать потрепанные в боях дивизии, приближались к району Кенигсберга. План занять остатками Третьей танковой армии новый передний край обороны в северной части Хальсбергского треугольника по линии так называемой канальной позиции между Фридландом, Тапиау, Дайме и Лабиау – не удался, 24 января стало ясно, что эта попытка бесперспективна. 22 января русскими был занят Велау, их передовые танковые подразделения подошли к реке Дайме, а 24-25 января после тяжелых боев пали Алленбург, Тапиау и Лабиау. Сильное танковое соединение Одиннадцатой гвардейской армии русских 29 января продвинулось к югу от прорванного в районе Велау фронта и подошло к Фришскому заливу на участке между Бранденбургом и Мауленом. И, хотя танковой дивизии «Великая Германия» во взаимодействии с Пятой танковой дивизией удалось отвоевать на берегу залива узкую соединительную полосу, все же связь с Четвертой армией была практически потеряна. В результате этого прорыва были раздроблены отходившие южнее Прегеля части Третьей танковой армии из корпусной группы Блаурокк. На пути отступления они были оттеснены к югу, в район Пройссиш-Айлау – Цинтен и примкнули к Четвертой армии. Лишь немногие дошли до Кенигсберга.