Вой-3: Эхо - Бранднер Гарри - Страница 9

А вот Беверли была в центре всего, что происходило вокруг нее. Но если даже ее убеждения были не столь глубоки, как его, Джонеса это особенно не волновало. Она была очень красивой. И он безумно ее полюбил, как только увидел сидящей обнаженной на солнце, со светлыми волосами, подобно вуали, прикрывающими великолепную грудь.

В сексе она имела все, о чем только можно было мечтать. То, что даже выходило за пределы эротических грез юноши. Она знала, где и как к нему прикоснуться. Доводила его до жгучего желания, когда он, казалось, полностью терял рассудок, а затем доставляла невероятное наслаждение, продлевая его до тех пор, пока он начинал чувствовать себя опустошенным и обессиленным, но вместе с тем самым счастливым человеком.

Может, теперь, раз в месяц, Джонес будет спускаться в один из баров Саучаса или Ньюхолла и брать себе женщину. Там всегда хватает подобных женщин, обитающих возле баров. Он старался держаться подальше от Пиньона. Слишком многие знали его там. Он не хотел начинать никаких отношений, ему был нужен только секс. А для этого как раз и существуют женщины в барах. Но даже в эти кратковременные вспышки страсти он никогда не переставал думать о Беверли. В основном он только представлял себе длинный и неприятный путь пешком в Саучас. Затем его правая рука заменяла ему женщину.

Вскоре его массивная голова упала на грудь, и великан уснул.

Он проснулся с ощущением, что что-то не так, как должно быть. Мгновенно он был на ногах. Быстро осмотрел унылую обстановку хижины и увидел, что на одной из кроватей кто-то лежит, накрытый одеялом. Он сразу вспомнил. Мальчик.

Когда Джонес посмотрел на него, мальчик зашевелился, словно почувствовав на себе его взгляд. Он тут же проснулся, как животное, почуявшее опасность. На мгновение Джонесу показалось, что сейчас он ринется к дверям.

— Эй, спокойнее, сынок. Это я, Джонес, помнишь? Здесь ты в безопасности.

Впервые, с тех пор как он нашел в капкане мальчика, Джонес увидел на его лице подобие улыбки. Слабая, но несомненно улыбка.

— Я забыл, где я, — сказал мальчик.

— Ничего. Я каждый раз просыпаюсь в одном и том же месте и то иногда забываю.

Мальчик попытался сесть. Джонес поспешно сказал:

— Тебе лучше не двигаться, чтобы лишний раз не задевать лодыжку.

Мальчик посмотрел вниз на одеяло, закрывающее его правую ногу.

— Лодыжку?

— Не хочешь ли ты сказать, что забыл об этом? Может быть, это и к лучшему. По крайней мере, ты немного поспал.

— Моя лодыжка повреждена?

— Боюсь, что да. Причем очень сильно. Мне лучше взглянуть на нее.

Пока мальчик смотрел с любопытством, Джонес откинул одеяло, освободил забинтованную ногу. Очень осторожно он размотал бинт и увидел чистую белую кожу.

— Черт возьми!

— В чем дело? — Мальчик хотел сесть, но Джонес держал его правую ногу, внимательно осматривая ее.

— Я не верю своим глазам.

Он ожидал увидеть отекшую и посиневшую ногу, разорванную стальными зубами, раздробленную кость, порванные сухожилия, связки, кровь и гной. Но вместо этого его взору предстала свежая здоровая кожа. Мальчик пошевелил ногой, и это явно не беспокоило его. Все, что осталось от страшной раны, — чуть заметный розовый шрам в том месте, где капкан схватил ногу.

— Я просто не могу поверить, — повторил Джонес.

Мальчик сел, опираясь на руки, и с любопытством продолжал смотреть на большого человека.

— Нога не болит?

Мальчик покачал головой.

— Совсем?

— Да.

— И ты можешь встать?

Продолжая осторожно держать его ногу, Джонес опустил ее на пол хижины. Мальчик слез с кровати. Сделал несколько шагов. Затем подпрыгнул.

— Будь я проклят, если я что-то понимаю, — пробормотал Джонес.

— Я чувствую себя великолепно, — сказал мальчик.

Джонес сел на край кровати, не отрывая взгляда от ноги мальчика.

— Или ты обладаешь способностью быстро вылечиваться, или мы стали свидетелями чуда.

— Может быть, рана была не такой опасной, как ты думал?

"Ну конечно. Куда там, — подумал Джонес. — Никто из врачей не смог бы спасти эту ногу, особенно ниже колена. Я не мог ошибиться". Джонес только хотел это сказать, как вдруг встретился с умоляющим взглядом мальчика. Мальчик не хотел услышать о себе что-то очень странное.

— Возможно, ты прав, — ответил Джонес. — Во всяком случае, сегодня ты в прекрасной форме. И можешь отправиться вместе со мной в Пиньон. Мне не придется тебя нести.

Мальчик смотрел в сторону.

— Нам обязательно туда надо идти?

— А как же. Тебя ведь ищут.

— Сомневаюсь.

— Конечно же ищут. У тебя ведь есть родственники.

— Я не помню.

— Но зато они помнят. И они беспокоятся о тебе.

— Я мог бы остаться здесь с тобой.

— Ни в коем случае. Я не могу допустить, чтобы люди, которые ищут тебя, пришли сюда и обнаружили у меня исчезнувшего мальчика. Не хватает еще, чтобы местные жители назвали меня похитителем детей или извращенцем, а их это не затруднит. Я верну тебя обратно, мальчик, и это мое последнее слово.

Мальчик немного помолчал. Затем он спросил:

— И это будет сегодня?

— Ну… — протянул Джонес и тут же упрекнул себя за проявление слабости. Лицо мальчика осветила улыбка, на этот раз самая настоящая.

— Я мало ем, Джонес. И я могу во всем помогать тебе. Рубить дрова, работать в саду. Дверь твоего дома пропускает воду. Я могу привести ее в порядок.

— Если бы мне это нужно было, я все давно сделал бы сам, — проворчал Джонес.

Мальчик краем глаза следил за ним.

— У меня еще немного болит нога.

Джонес теребил свою рыжую бороду.

— Ладно, я думаю, тебе не мешает денек отдохнуть.

У мальчика был такой счастливый вид, что Джонес смущенно отвернулся. Что за жизнь была у этого ребенка, если он так хотел остаться в полуразрушенной лесной хижине с оборванным отшельником?

— Но завтра, на рассвете, независимо от погоды, мы отправимся в Пиньон, слышишь?

— Как ты скажешь, Джонес. — Мальчик сидел на кровати и радостно постукивал о пол испачканным в крови башмаком, что было бы невозможно с искалеченной ногой.

— Завтра, — повторил непререкаемым тоном Джонес. — Завтра мы отправимся в путь.

Прошло целых четыре дня, прежде чем они отправились в Пиньон. За это время мальчик не только починил дверь хижины, что больше года собирался сделать Джонес, он выполол сорняки из цветов, которые остались после Беверли, и помог Джонесу привести в порядок грядки с овощами. Он нарубил дров на месяц и сложил их в поленницу, насобирал в лесу дикой ежевики и земляных орехов.

Джонесу было теперь с кем поговорить. Большой человек уже забыл, как хорошо звучит человеческий голос. Правда, мальчик говорил мало, он больше слушал, но Джонеса трудно было остановить. Джонес рассказывал о том, как он здесь жил, вспоминал свое детство и юность. Он говорил о Беверли и о Джоне.

Мальчик слушал. Он слушал, даже если не все понимал, поддакивал в нужных местах, задавал правильные вопросы и соглашался, когда это требовалось. Он все еще утверждал, что не помнит своего прошлого, и Джонес не торопил его. Если это была правда, Джонес все равно ничем не помог бы, а если мальчик не хотел об этом говорить, это было его дело.

На пятый день утром, когда мальчик проснулся, Джонес уже был обут в свои массивные башмаки и держал запасную пару. Мальчик хотел что-то сказать, но Джонес остановил его.

— Не нужно ничего говорить. Пора отправляться в путь.

— О, Джонес…

— Нет. Я нашел для тебя пару башмаков. Они подойдут, если ты наденешь три или четыре пары носков. Не беспокойся, у меня их много. Умывайся, а я пока приготовлю завтрак.

Они съели горячие сухари с маслом и джемом из дикой ежевики и выпили великолепный кофе. Мальчик больше не спорил, но когда они вышли на дорогу, он остановился и оглянулся.

— Это было хорошее время, Джонес.

Большой человек подождал, пока мальчик был готов идти дальше, и они вошли в лес.