Некромерон - Угрюмова Виктория - Страница 10

Король подумал, что кого-кого, а минотавров он на дух не переносит. Слышать спокойно не может об этих тупых рогатых тварях. После позавчерашней паялпы особенно. Но все-таки связываться с родственниками-некромантами не хотелось.

– Вы же сами только что говорили об опасностях, подстерегающих всякого, кто ввяжется в распрю с чародеями! – воскликнул окончательно запутавшийся Юлейн. – Если мы не можем воевать с простым противником, то как же вы собираетесь победить Кассаров? Помнится, мне читали перед сном летописи – там говорилось, что они просто поставили на уши всю Тиронгу, когда дошло до дела.

– А вот тут нам и повезло, – буквально расцвел маркиз. – Боги любят ваше королевское величество и всячески пекутся о вашем благополучии. Ваш кузен Зелг – единственный и последний из своей семьи. На нем кривая ветвь Кассаров, уродующая ваше генеалогическое древо, пресекается. К тому же – и это главное – он единственный в своем колдовском роду не постигал тайны черной магии. Десять лет изучал математику и медицину в трех университетах, а в некромантии разбирается так же, как новорожденный младенец. Это будет победоносный поход, государь, и о нем станут слагать песни и легенды. А несколько веков спустя вашим далеким потомкам будут читать на ночь истории о том, как великий король Юлейн Благодушный совершил подвиг во имя своей страны, пренебрег кровными узами во имя долга и чести и навсегда очистил Тиронгу от скверны. И возможно, там, в этих летописях, вас будут называть не Благодушным, а Благочестивым. Или Благородным. Или Непобедимым.

– Давайте остановимся на Непобедимом, – постановил король. – Мне кажется, это звучит просто, серьезно и убедительно.

Глава 4

А теперь вернемся немного назад, дабы привести хронологию хотя бы в относительный порядок.

Итак, на Малые Пегасики надвигалась гроза.

Мадам Горгарога полетела в свое благоустроенное гнездо; циклоп Прикопс поспешно уносил в пещеру горшки с нежными растениями, которым могла повредить повышенная влажность воздуха; у лабиринта Эфулернов две молодые минотаврихи снимали с веревок вещи, вывешенные для просушки. А дедушка Атентаров устраивался под навесом на берегу маленького пруда с золотыми рыбками, чтобы всласть налюбоваться дождинками, которые уже начали падать на зеркальную гладь воды. Он был неисправимым романтиком, хотя принимал участие в двенадцати военных кампаниях в качестве наемника. Ребятня обожала его рассказы о подвигах непобедимой тяжелой пехоты минотавров и почтительно просила подержаться за огромную, потемневшую от времени булаву.

Тяжелая сверкающая капля скатилась по щеке бронзовой, в зеленой патине, статуи кентавра, которая одиноко стояла у входа в заброшенный храм. И казалось, что кентавр тоскует по недостижимым лесным чащам, крутым горным склонам и безбрежному желтому морю степей. По свободе, что не дана изваянию, ноги которого кандалами обвивает густой плющ. Кентавр давно уже врос в землю, и никто не знал, отчего он стоит тут, в тишине и забвении, у древнего святилища Горгонид.

Крылатая кобыла, задумчиво жующая виноградную гроздь, на секунду отвлеклась от своего занятия и уставилась влажными глазами на козлоногого сатира, который подрабатывал сторожем при винограднике. Сатир рьяно относился к своим обязанностям, ибо то, что списывалось на усушку и утруску – то бишь истребление несносными копытными, охотно употреблял сам. И как легкий десерт, и для производства бульбяксы высочайшего качества, чистой, будто слеза младенца, которому еще рано пить горячительные напитки и который не может смириться с такой вопиющей несправедливостью. Впрочем, крылатые лошади сатира нисколько не боялись и рассматривали его крики, вопли, подпрыгивания и гневное топотание как некое диковинное представление.

Но вот лошадь фыркнула, запрядала ушами, несколько раз переступила с ноги на ногу и наконец, расправив великолепные серые в яблоках крылья, неохотно оторвалась от земли. Сатир даже застыл на месте от удивления. Неужели он сделал нечто такое, что испугало упрямого вредителя? Он растерянно повертел головой и тут же испытал одновременно облегчение и разочарование. Облегчение оттого, что все было в порядке вещей, а разочарование оттого, что не он выиграл сию великую битву.

У темного зева старинного лабиринта стоял, выпрямившись во весь свой великанский рост, могучий минотавр. Он тревожно всхрапывал и втягивал носом воздух. В носу сверкало толстое золотое кольцо.

Бурно вздымалась покрытая медно-рыжей шерстью грудь, весело сверкали миндалевидные глаза цвета спелого граната. В руках минотавр держал увесистый рулон свежей прессы.

Сатир окинул красавца тоскующим взглядом: некоторым повезло родиться наследниками славного рода, да еще и выглядеть при этом, будто выставочный образец своего вида. А ведь чем он так хорош, если вдуматься? Те же копыта, те же уши, тот же мохнатый торс. Разве что рога побольше да хвост подлиннее. Козлоногий изогнулся, заглядывая себе за спину, покрутил коротким пухлым хвостиком: вполне эротично. Но дамы почему-то вздыхают не о нем.

Минотавр вступил в пору цветущей молодости, но, невзирая на юный возраст, был существом степенным, обстоятельным и рассудительным. И потому с нескрываемым интересом изучал газету – раздел новостей и рубрику «Для тех, кто хочет сделать карьеру».

Был бы тут его младший братец – горячий, нетерпеливый и темпераментный, он бы кинулся изучать конкурсы и специальные предложения для самых доверчивых.

– Такангор! Сынок, почта пришла?

При первых звуках этого трубного голоса какая-то замечтавшаяся ворона сперва подпрыгнула ошалело на ветке, а затем рванула вверх и вбок, унося ноги и крылья подальше от греха.

– Пришла, – лаконично ответил минотавр.

– А «Королевский паникер»?

– Пришел.

– А «Траво-Ядные новости»?

– Тоже.

– Ты даже не посмотрел.

– Посмотрел.

– Я не слышала шелеста страниц.

– Я и так вижу.

– А дырки в стенах тоже видишь? Когда ты займешься ремонтом? Лабиринт скоро вообще развалится, но тебе и дела нет. Почему я должна обо всем просить дважды? Да, «Траво-Ядные» новости пришли?

И из лабиринта важно выступила Мунемея.

Когда боги создавали Мунемею, они пребывали приблизительно в том же состоянии духа, как и при сотворении океана или тверди земной; изобретении грома и молний и внедрении закона всемирного тяготения. А еще у нее оказались неожиданно голубые глаза, и она была единственной дамой в округе, кто с таким непринужденным изяществом носил новомодную замшевую мини-юбку о дыркой для хвоста. Кто-то сказал по поводу мини-юбок, что это торжество надежды над самокритичностью. Это не наш случай.

Критиковать Мунемею решился бы только тот, кто презирает классическую красоту и великолепие идеальных пропорций. Либо самоубийца, которому не хватает духу, чтобы самостоятельно осуществить свой замысел.

– Стены прохудились, кирпичи выпадают, всюду дыры размером с небольшого циклопа – приличному прохожему и заблудиться негде.

И в качестве самого весомого аргумента Мунемея предъявила сыну здоровенный замшелый булыжник.

– Я рожден не для ремонта, а для битвы, – недовольно забурчал минотавр. – Вы мне сами, помнится, на совершеннолетие подарили папин боевой топорик. Топорик, а не молоток или гвоздодер какой-нибудь. Слезу еще так трогательно смахнули платочком.

– Я его тебе дарила не для того, чтобы ты бездельничал, а на память об отце. Твой папа был уважаемым минотавром и известной личностью. Люди его боялись как огня; почтительные легенды слагали. Да пока он был жив, ни одна живая душа в лабиринт сунуться не осмеливалась, а теперь все время бледные тени по углам шастают. Нитки всюду протянуты… Девица какая-то у порога топчется. Я ее спрашиваю: кто такая? А она отвечает – Ариадна. Будто это что-то объясняет.

У меня вас шестеро, и обо всем я должна сама думать. Мечтала – вот ты вырастешь, станешь пользу приносить, по хозяйству помогать. Как же, дождешься! Я кого давеча просила в подземелье порычать и погрохотать, чтобы нагнать страху?