Цвет крови – серый - Брайт Владимир - Страница 1

Владимир Брайт

Цвет крови – серый

ПРОЛОГ

Любой мир, в каком бы времени и пространстве он ни находился, всегда одинаков и предсказуем. Тень борется со светом, а свет – с тенью. В этом нет ничего необычного и ужасного, потому что таков естественный порядок вещей в природе. Но в этом вечном противостоянии присутствует еще и третий противник – абсолютная всепоглощающая тьма, которая сильнее двух других сторон, вместе взятых, и при случае могла бы легко поглотить их, однако в силу своей хаотической нестабильной природы она постоянно вступает в конфликт не только с двумя этими противоборствующими началами, но и сама с собой. И это не позволяет тьме не только добиться подавляющего превосходства – ей подчас с трудом удается удержать ранее завоеванные позиции.

Однако что есть мир без противостояния?

Ничто.

Пустая оболочка без смысла и содержания.

Боги решают свои проблемы, смертные, копошащиеся у их ног, – свои. Колесо истории безостановочно крутится, пытаясь достичь невозможного: обогнать себя же. И по большому счету никому нет дела ни до чего на свете, кроме собственных, порой сумасшедших, устремлений. Поэтому одни безумцы верят в силу оружия, другие – в разум, третьи – в магов или героев, которые придут и спасут их от всех возможных и невозможных напастей.

И вот про этих-то самых героев при случае слагают легенды и мифы, которые еще долго живут в памяти людей.

Однако в конечном итоге и это проходит. Покрываются тленом забвения былые подвиги, и на смену им после заката солнца выползает все та же вечная, абсолютная, ничем не разбавленная тьма беспамятства. В бездонном чреве которой хранятся только смутные обрывки воспоминаний о тех немногих, чья кровь еще при жизни сменила цвет с пронзительно красного на пепельно-серый.

Память о тех, кто вовсе не был героем в буквальном смысле этого слова...

В общей сложности нас было около пяти тысяч. Люди племени Сави, охотники и землепашцы, поселившиеся в долине, которая со всех сторон окружена горами – каменными монолитами, пронизывающими остроконечными пиками небесную твердь и уходящими в заоблачную даль. Туда, где живут только забытые древние боги и, может быть, души умерших предков.

Безумная жизнь, в которой люди, орки, эльфы, гоблины, гномы и прочие расы постоянно воевали между собой, чтобы решить извечный неразрешимый спор: кому должна принадлежать власть в подлунном мире, – вся эта жизнь была слишком далека от нашего поселения и никак не влияла на наше существование. Были четко обозначенные горами границы, дальше которых не заходили мы и которые не могли преодолеть все остальные, поэтому ничто не нарушало спокойной, размеренной жизни нашего племени. До тех пор, пока однажды утром двадцатитысячный экспедиционный корпус армии генерала Тиссена, стремительно форсировав неприступные, как нам казалось, горы, не окружил со всех сторон нашу цветущую долину. Легкость, с которой войска совершили невозможное, объяснялась достаточно просто. В своем большинстве группировка противника состояла из имуров – людей-кошек, для которых преодоление подобных поднебесных препятствий было едва ли не детской забавой...

Только что жизнь била ключом, а мир казался прекрасным и удивительным – и вот все неожиданно изменилось. Солнечный свет погас, мышеловка захлопнулась, и теперь нам оставалось только одно – обильно пропитать своей и вражеской кровью только-только заколосившиеся весенние поля. После чего небольшому племени Сави было суждено навсегда исчезнуть из памяти этого злого, равнодушного ко всему мира.

Глава 1

Когда тебе всего двадцать пять, на дворе весна и до этого дня жизнь казалась нескончаемо долгой и прекрасной, особенно тяжело решиться на выбор, определяющий жизнь или смерть пяти тысяч человек, чуть ли не каждого из которых знаешь с детства.

Мой отец, вождь племени Сави, отправился неделю назад в путешествие, цель которого даже для меня так и осталась до конца не ясной. Может быть, ветер странствий посетил его седую голову или какие-то другие причины заставили отправиться в путь, но, как бы то ни было, отец ушел, взяв с собой несколько лучших следопытов и сказав, что вернется через два-три месяца. Так как я был единственным сыном правителя, то на время его отсутствия вся полнота власти (а власть эта состояла по большей части в решении мелких бытовых конфликтов) легла на мои плечи. Задача была не слишком обременительной, поэтому для меня не составляло особого труда справедливо править моим небольшим народом... Вплоть до утра того черного дня.

Словно стая прожорливой саранчи, лавина имуров заполонила долину, взяв в плотное кольцо наше небольшое поселение. Войска почему-то не пошли на штурм сразу, оцепив нас по периметру и встав походным лагерем неподалеку. Это позволило нам хоть как-то подготовиться к обороне, образовав в центре деревни кольцо баррикад из телег, бочек и прочей хозяйственной утвари. Преграда скорее психологическая, нежели по-настоящему действенная, особенно если учесть, что внутри «бастиона» кроме мужчин-охотников находилось и все остальное население деревни, совершенно непригодное к ведению боевых действий. Что ж, при всей своей хрупкости эти нелепые баррикады были все же лучше, чем ничего.

Однако и я, и большинство взрослых мужчин нашего племени прекрасно осознавали простую истину: это заграждение ровным счетом ничего не меняет, будучи скорее самообманом для людей, ставших отныне живыми мертвецами.

Мы все еще двигались, что-то делали, готовились к битве, может быть, боялись, надеялись и молились. Но все было напрасно.

Имея за спиной три тысячи стариков, женщин и детей, пара тысяч взрослых мужчин, пусть даже половина из них – прекрасные охотники, никогда не отобьется за жалкими баррикадами от десятикратно превосходящей группировки жестоких и свирепых воинов. Которые к тому же не люди, а более сильные и выносливые имуры.

Роли в бесчестной игре были распределены заранее, и нам в ближайшем будущем предстояло умереть. Пожалуй, самым горьким было то, что обреченные на смерть люди понимали: ничто уже не может изменить предопределенный свыше расклад.

Ко мне подбежал мальчишка-посыльный.

– Т-там парламентеры. – Его голос срывался от волнения. – Такие большие, н-необычные, в-волосатые и с хв-восттами. – Он начал слегка заикаться от страха.

– Где – там?

– Н-на южной стороне баррикад... У н-них вот такие шлемы. – Он сделал в воздухе неопределенный жест рукой. – И... и кривые сабли.

В карих глазах маленького сорванца холодный ужас смешивался с горячим любопытством. Разум ребенка не мог до конца осознать, что, может быть, всего через несколько минут эти самые кривые сабли обрушатся и на его голову.

– Пойдем, покажешь, – коротко приказал я и, не дожидаясь ответа, зашагал к южной стороне укреплений.

Мальчишка быстро засеменил в том направлении. Через несколько минут мы достигли границы баррикад. Оттуда открывался вид на узкую улочку, где нас действительно поджидала делегация парламентеров.

Их было трое. Все имуры. Вооружены, но спокойны. Что ж, имея за спиной поддержку в двадцать тысяч сабель, спокойным быть нетрудно.

Хотя... Переговоры ведь вещь специфическая – не всегда они заканчиваются к взаимному удовольствию сторон. Поэтому остается вероятность, что парламентер может не вернуться в свой лагерь. Отрубленная голова, насаженная на пику, нагляднее всяких слов свидетельствует о том, что в лагере осажденных идти на компромисс никто не собирается.

В нашем безнадежном положении было бы естественно поступить именно таким образом – бить всех троих. Ибо лучшее, что они нам могли предложить, – это сдаться на милость победителей и попасть в вечное рабство. Каменные шахты или подземные рудники, где добываются драгоценные камни и магические кристаллы, не те места, ради которых стоит жить. Лучше быстро и легко умереть в жарком бою, чем долго и мучительно гнить заживо в этих проклятых богом и людьми местах.