История мира - Уэллс Герберт Джордж - Страница 25

Разум, занятый решением большой и трудной проблемы, продвигается медленно, шаг за шагом, и вдруг, как бы в мгновение ясновидения, достигает полной победы. Точно так же случилось и с Гаутамой. Он уселся под огромным деревом, над какой-то речкой, чтобы поесть, и внезапно к нему пришло совершенно четкое видение. Ему показалось, будто он понял - что есть жизнь. Говорят, будто весь день и ночь сидел он там в глубочайшем размышлении, после чего поднялся, чтобы представить миру свою идею.

Он пришел в Бенарес, отыскал там своих давних учеников и привлек их к новому учению. В царском парке в Бенаресе они построили себе шалаши и основали нечто вроде школы, куда мог прийти каждый, ищущий мудрости.

Исходным пунктом его учения был вопрос, который он задал себе сам, еще как живущий в достатке юноша: "Почему я не абсолютно счастлив?" Это был интроспективный вопрос. Это был вопрос, совершенно отличающийся от того откровенного, не думающего о себе, направленного наружу любопытства, с которым Фалес и Гераклит пытались решить проблемы Вселенной, и он совершенно отличался от бремени моральной ответственности, которым самые выдающиеся пророки нагрузили мысли евреев. Индийский учитель не забывал о себе, тем не менее, всю мысль он концентрировал на себе с целью уничтожения собственного "я". Любое страдание - учил он - вытекает из жаждающих стремлений личности. Пока человек не преодолеет собственные желания, его жизнь будет мукой, а смерть - угрызением. Имеются три главные формы жажды жизни, и все они достаточно плохи. Первая - это все наши чувственные желания, вторая - это желание личного, эгоистичного бессмертия, третья это желание личного успеха, выгодного устройства в свете, жадность и т.д. Все эти формы желаний необходимо перебороть, дабы избегнуть жизненных беспокойств и печалей. В тот момент, когда ты их преодолеешь, в тот миг, когда человеческое "я" исчезает, наступает спокойствие души, нирвана, наивысшее благо.

Вот главное содержание его учения, учения по-настоящему очень тонкого и метафизического, не столь легкой для понимания как греческое указание глядеть и понимать все ясно и без тревог, либо же как еврейское приказание боязни божьей и справедливых поступков. Это было учение, которую не смогли постичь даже ближайшие ученики Гаутамы, так что ничего удивительного, что с того момента, когда личное влияние учителя завершилось, оно подверглось огрублению и изменениям. В те времена в Индии было распространено верование, что время от времени Мудрость спускается на землю и воплощается в избранную личность, которую называли Буддой. Ученики Гаутамы провозгласили, что он и есть Будда, последний Будда, но нет ни малейшего доказательства, что это он сам принял подобный титул. Еще при жизни вокруг него начали сплетаться самые фантастические легенды. Человеческое сердце всегда чаще склоняется к волшебной сказке, чем к моральным усилиям, поэтому Гаутама Будда сделался волшебником и чудотворцем.

Но мир получил от этого большую пользу. Даже если нирвана была чем-то совершенно высоким, отдаленным и тонким для воображения обычных людей, если стремление к созданию мифов было слишком сильным по отношению к простым событиям из жизни Гаутамы - то даже самый банальный человек мог хоть что-то понять из замыслов Гаутамы, из того, что сам он называл Восьмеричным Путем, Арийской или же Благородной Тропой Жизни. В этом пути было требование тщательности исполнения, благородных целей, справедливого языка, истинного и благородного способа жизни. Это было пробуждение совести и призыв к великодушным и неэгоистичным стремлениям.

Глава двадцать девятая

ЦАРЬ АШОКА

В течение нескольких поколений после смерти Гаутамы все эти возвышенные и благородные буддийские учения - это первое ясное изложение взгляда, будто наивысшей ценностью для человека является преодоление самого себя - еще не сумели завоевать весь мир. Зато они овладели умом одного из самых замечательных повелителей, которые когда-либо приходили в мир.

Мы уже вспоминал и том, что Александр Великий вторгся в Индию и провел битву с царем Порусом. Греческие историки рассказывают о том, как некий Чандрагупта Маурья пришел в лагерь Александра и пытался склонить его к дальнейшему походу к реке Ганг, чтобы завоевать всю Индию. Александр не мог этого сделать, поскольку его македоняне не желали идти дальше, в неизвестный им мир, хотя чуть позднее (321 г. до н.э.) сам Чандрагупта осуществил свои желания без греков, с помощью различных горных племен. Он основал в северной Индии могущественное царство, так что впоследствии (303 г. до н.э.) смог атаковать в Пенджабе Селевкоса I и убрать из Индии последние следы греческого владычества. Его сын расширил это новое царство, а его внук - Ашока, повелитель, о котором сейчас и будет идти речь, в 264 г. до н.э. стал владыкой громаднейших территорий, от Афганистана до Мадраса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Поначалу Ашока намеревался идти по следам отца и деда и произвести завоевание всего индийского полуострова. Он напал на Калингу (255 г. до н.э.), страну, расположенную на восточном побережье Мадраса; ему сопутствовал успех, но этому исключительному завоевателю столь опротивели жестокость и ужасы войны, что он полностью забросил эту идею. Он проникся мирными доктринами буддизма и заявил, что с этого времени его завоевания будут происходить исключительно в области религии.

Его двадцативосьмилетнее правление было одним из самых светлых периодов в хмурой истории человечества. Во всей Индии он организовал в огромном масштабе выкапывание колодцев и насаживание дающих тень деревьев. Он основывал больницы и общественные сады, организовывал школы, где выращивали лечебные травы. Он создал в Индии министерство по опеке над туземцами и над расой рабов. Он заботился об образовании женщин. Он осыпал подарками и приношениями многочисленные ордена буддийских учителей и призывал к более тщательной и энергичной критике их собственной богатой литературы. Ведь в чистое и простое учение индийского Учителя очень быстро вкрались самые различные, полные суеверий, напластования. Ашока высылал миссионеров в Кашмир, Персию, на Цейлон и в Александрию.

Таким был Ашока, величайший из царей. Он значительно опережал свое время. После себя он не оставил ни принца, ни какой-либо организации, которые смогли бы и дальше проводить его дело, и через сто лет великие дни его правления стали всего лишь наполненным славой воспоминанием в шатающейся и идущей к упадку Индии. Жреческая каста браминов, самая высшая по положению и наиболее привилегированная в индийском обществе, всегда организовывала сопротивление откровенному и открытому учению Будды. Она пыталась постепенно снижать влияние буддистов в стране. Древние ужасные с виду божества, бесчисленные культы индуизма23, вновь восстанавливали свою силу. Кастовые принципы сделались еще более суровыми и сложными. В течение долгих веков буддизм и брахманизм сосуществовали рядом, после чего буддизм стал постепенно угасать, зато брахманизм, в самых различных формах, стал занимать его место. Зато буддизм начал расширяться за пределами Индии и за пределами каст - и в конце концов завоевал Китай, Сиам, Бирму и Японию, где преобладает и по сей день.

Глава тридцатая

КОНФУЦИЙ И ЛАО ЦЫ

Еще нам следует поговорить о двух великих мужах - Конфуции и Лао Цы, что жили в этом чудесном веке, начинающем юношеский возраст человечества в шестом веке до нашей эры.

До сих пор в этой книге мы очень мало говорили о ранней истории Китая. К настоящему времени эта ранняя история до сих пор еще весьма темна, и мы с ожиданием глядим на китайских исследователей и археологов, которые в формирующемся сейчас новом Китае разрабатывают историю собственного прошлого с тем же самым тщанием, с которым в прошлом столетии разрабатывалась история Европы. Очень давно в долинах великих рек ранние китайские цивилизации вышли из первоначальной гелиолитической культуры. Культура эта имела признаки, сходные с культурой Египта и Шумера, поскольку китайцы тоже концентрировались вокруг святынь, в которых жрецы и цари-жрецы периодически возлагали кровавые жертвы. Жизнь в этих городах должно было очень походить на египетскую или шумерскую шести- или семитысячелетней давности и на жизнь майя в Центральной Америке, которую те вели тысячу лет назад.