Щепки плахи, осколки секиры - Чадович Николай Трофимович - Страница 38

Являясь по природе своей вегетарианцами, варнаки умели превращать в легко усвояемые белки и углеводы любые органические вещества, в том числе целлюлозу и каменный уголь. В отличие от хомо сапиенс они не отличались агрессивностью, однако ради собственного спасения были вынуждены в свое время уничтожить все виды крупных живых существ, являвшихся источником питания для их естественных врагов – кошмарных хищников. Ныне варнаки выражали свои покаянные чувства в весьма своеобразных обрядах, являвшихся неким суррогатом религии. Обожествляя поверженных врагов, они тем самым возвеличивали и свою расу, прошедшую весьма извилистый и долгий путь становления.

Многие миллионы лет эволюции наделили варнаков необычайной жизнеспособностью, как видовой, так и индивидуальной, одним из механизмов которой был гермофродитизм – по античным понятиям, идеальный способ устройства живого организма. Представляя собой одновременно и мужскую, и женскую особь, варнак мог дать продолжение своему роду, даже находясь в условиях полной изоляции. (Впрочем, в нынешних условиях такие методы воспроизводства потомства практиковались крайне редко.)

В сфере межличностных отношений для варнаков громадное значение имело физическое общение, в том числе и сексуальное. Разные формы половых контактов заменяли им и приветствие, и выражение признательности, и многие другие, не менее прозаические вещи. Процветали инцест, педофилия и то, что на Руси называли свальным грехом. Варнаки вообще не могли переносить одиночество и при любом удобном случае сбивались в кучу, тесно прижимались друг к другу, что, вероятнее всего, свидетельствовало об их происхождении от стадных существ.

До поры до времени варнаки и не подозревали о своей способности проникать в смежные пространства, видимо, издревле существовавшей у них в латентной форме. Ситуация изменилась сразу после Великого Затмения, ослабившего преграду, отделявшую их мир от миров Тропы. Сначала случайно, а затем уже и намеренно они стали проникать в Отчину и сопредельные с ней земли. Двигало ими, скорее всего, не чувство любопытства, а тревога за судьбы своего собственного мира, уже затронутого влиянием каких-то грандиозных космических сил. Беспокоило варнаков и все, связанное с пробуждением чужой, древней жизни. У Артема даже создалось впечатление, что с чем-то подобным они в своей истории уже сталкивались.

Масштабы мира варнаков не совпадали с масштабами миров Тропы (например, по местным меркам от Кастилии до Хохмы было всего двое суток ходьбы), что позволяло Артему без особого напряжения успевать повсюду. Это еще больше укрепило его славу мага и колдуна.

То, что ускользало от внимания Артема, ему сообщали варнаки, неусыпно следившие за всеми событиями, происходившими в соседнем мире. Именно от них Артем узнал о том, что люди, некогда составлявшие его ближайшее окружение (а для варнаков было свято все, связанное с коллективными формами существования), забрели в Нейтральную зону и находятся на краю гибели.

К этому времени Артем вполне усвоил технику перемещения в сопредельных пространствах и уже не прибегал к услугам Кеши. Поэтому спустя очень короткий срок он сумел разыскать и спасти тех, к кому уже успел искренне привязаться.

Возможно, Артем задержался бы в Эдеме и на более долгий срок (сей мир, очень непохожий на все остальные миры Тропы, весьма заинтересовал его), если бы этому не воспротивился вдруг Кеша. Впрочем, конфликт между ними назревал давно. Интеллект Кеши, отличавшийся от интеллекта человека примерно так же, как компьютер последнего поколения отличается от арифмометра, рос не по дням, а по часам, исподволь захватывая все новые и новые участки их общего мозга. Иногда Артем чувствовал себя в собственном теле уже не хозяином, а квартирантом.

Теперь ему приходилось все время быть настороже, чтобы не позволить Кеше одержать окончательную победу. Совместное существование причиняло и много других неудобств. Иногда у Артема появлялись совершенно дикие, не свойственные человеку желания (тянуло, например, глотнуть расплавленного металла или совокупиться с каменным изваянием неизвестной звероподобной богини, на которое он наткнулся как-то раз во время скитаний по Трехградью). Бывало, вернувшись к власти над телом, которым до этого распоряжался Кеша, он находил на нем ужасающие раны, правда, уже затянувшиеся, следы от ожогов, которые можно было получить разве что в топке паровоза, и рудименты никогда до этого не существовавших органов.

Однажды, когда Артем выговаривал Кеше за очередной проступок, несовместимый с возможностями даже столь совершенного организма (можно было поклясться, что некоторое время его голова обходилась вообще без тела), тот напрямую предложил сожителю произвести, так сказать, обмен жилплощадью. За Кешей сохранялась их прежняя оболочка, а Артему предлагалось на выбор любое тело – мужчины, женщины, ребенка или животного.

Артем, естественно, отказался, и с тех пор их отношения напоминали уже не дружбу, а взаимный вооруженный нейтралитет. Конечно, при желании Кеша мог бы выселить Артема из собственного тела и насильственным путем, но какая-то своеобразная совесть у него все же имелась.

В Эдеме Кеше почему-то очень не понравилось. Говоря проще, он чувствовал себя там, как черт на амвоне. Артем к этому времени успел достаточно хорошо изучить своего напарника, чтобы понять: тот и сам не знает, в чем здесь причина. По-видимому, неприятие Эдема исходило не из сознания самого Кеши, а из наследственной памяти, оставленной какими-то очень далекими предками.

Позволив Кеше в конце концов покинуть это так не приглянувшееся ему место, Артем выторговал несколько уступок, главная из которых была такова: в случае их вынужденного или добровольного расставания сверхъестественное существо наделит человека даром самостоятельно переселяться в любые тела, технические устройства или природные образования, способные принять его разум. Наличие такого качества в принципе ставило Артема на одну доску не только с Кешей, но и с существами того же порядка, как Фениксы или Незримые.

После этого Артем не по своей воле побывал во многих местах – и в Отчине, и в Киркопии, и в Лимпопо, и в нескольких мирах, к Тропе отношения не имеющих. Очевидно, Кеша подыскивал подходящее для себя тело – то его интересовали могучие, но недалекие киркопы, то он внимательно изучал поведение крокодилов, то вдруг увлекался жизнью общественных насекомых.

О том, что ватага мечется по Будетляндии, не находя дороги домой, Артем узнал все от тех же варнаков. К сожалению, он отыскал своих друзей слишком поздно – «глубокий дромос» уже поглотил уцелевших друзей, а то, что осталось от Толгая, не смогли бы собрать даже добрые феи.

Против путешествия в Синьку Кеша не возражал (впрочем, название этого мира тогда еще не было им известно). Скорее наоборот – он стремился расширить сферу своих поисков. В схватке один на один Кеша одолел Незримого, переселился в роскошное тело Барсика и приобрел нового приятеля в лице Феникса.

Последнее время он почти не общался с Артемом, и оставалось загадкой, какая часть их общего наследства, накопленного в структурах мозга, досталась человеку…

Путешествие по миру варнаков было для людей сплошным мучением и если могло напоминать им что-то, то только страшные минуты прощания с жизнью в Нейтральной зоне. Но тогда они умирали при свете, пусть даже тусклом, и в лежачем положении, пристойном для отходящих в мир иной, а теперь им приходилось умирать на ходу, в могильном мраке. Не помогал даже бдолах. Духота иссушала нутро и туманила сознание, страшная тяжесть гирями висела на ногах и прессом давила на плечи. Легкие сокращались еле-еле, словно в плевру попала вода, зато сердце стучало громче, чем боевой барабан арапов.

Сначала Артем взвалил на себя всю их поклажу, потом посадил на закорки едва живую Верку, а в конце концов превратился в тягач, волокущий за собой всю ватагу.

Несколько раз они слышали поблизости журчание воды, однако, по словам Артема, это были то кислотные ручьи, то содовые озера, то гейзеры кипящей щелочи. Как бы то ни было, но в конце концов ватага добралась до места, предназначенного Артемом для привала (сам он ходил этим маршрутом уже не однажды).