Щепки плахи, осколки секиры - Чадович Николай Трофимович - Страница 15

Фиолетовая чаша-кормушка своим появлением как бы подтвердила, что ватага взята на учет и имеет статус полноправной участницы некой грандиозной игры, с человеческой точки зрения абсолютно бессмысленной.

После долгого и бурного обсуждения Веркин план умножения запасов все же был принят, хотя не обошлось без компромиссов – Зяблику был обещан стакан спирта, а Лилечке лишняя шоколадка. Фляжка с водой, помещенная в кормушку, немедленно дала приплод в виде трех совершенно идентичных экземпляров (на большее объема фиолетовой чаши просто не хватило).

Вволю поев и напившись – с режимом экономии можно было проститься, – ватага легла опочивать, сбившись в кучу на манер цыганской семьи. Вопрос об организации ночного дежурства, внесенный Смыковым, был отклонен большинством голосов. То, что бандиты сумеют отыскать их бивуак в почти непроницаемых сумерках местной ночи, представлялось делом маловероятным.

Примерно в том же плане прошло еще пять или шесть суток (никто, кроме Смыкова, их не считал) – однообразных до тошноты. Днем они рыскали в запутанных лабиринтах иномерного мира, устройство которого по-прежнему оставалось для них тайной за семью печатями, а ночью коченели под своими никудышными одеялами.

Единственным развлечением были эксперименты с кормушкой, регулярно появлявшейся на исходе дня и исчезавшей сразу после опорожнения. У ватаги теперь было вдоволь и воды, и шоколада, и печенья, и всякой другой вкуснятины. Наращивание запасов спирта и бдолаха в данный момент признали нецелесообразным, поскольку сойти с ума здесь можно было и без помощи всякой дури.

Зато с носильными вещами выходила полная непруха. Возможности кормушки ограничивались ее размерами. При желании туда можно было запихнуть куртку или брюки, но, поскольку для второго экземпляра места не хватало, процесс умножения состояться просто не мог. Единственное, что удалось Верке, никого к фиолетовой чаше не подпускавшей, – это изготовление пяти пар перчаток по образцу, принадлежавшему Лилечке (впрочем, Зяблику они не подошли). Смыков выпрашивал для себя шапку, аналогичную той, которую носил Цыпф, но с этим решили повременить. По общему мнению, наследники дела товарища Дзержинского должны были априорно иметь холодные головы.

Бандиты о своем существовании ничем не напоминали, и оставалось неясным, выполнили они ультиматум Зяблика или нет. С будетляндцами, несколько раз встречавшимися на пути ватаги, установить контакт не удавалось. То, что они не понимали ни русского, ни испанского языков, было еще не главным. Незадачливых потомков отпугивал сам вид выходцев из Отчины, внешне свидетельствовавший об их общности с экс-аггелами. Не помогло даже то, что Зяблик выбросил совершенно бесполезный автомат (предварительно, правда, приведя его в полную негодность).

Все изменилось в середине одного ничем не примечательного дня, когда Смыков, раньше всегда гордившийся своей зоркостью, но в сиреневом мире несколько сдавший, попросил вдруг Цыпфа:

– Вы, братец мой, вон туда гляньте. Что-то я двумя глазами не разберу… Может, четырьмя у вас лучше получится.

Ватага, для которой любое непредвиденное событие было просто отрадой, немедленно остановилась. Обоих наблюдателей завалили советами, самый безобидный из которых предполагал размножение Левкиных очков в кормушке.

Не снисходя до пустопорожней полемики, Цыпф тщательно протер стекла, помассировал глазные яблоки и устремил взор туда, куда указывал Смыков.

Спустя полминуты он хмуро поинтересовался:

– Что, собственно говоря, я должен увидеть?

– А то, что есть, то и должны… – неопределенно ответил Смыков.

– Так нет же ничего!

– Это вам кажется. Лучше смотрите.

– Люди, как всегда, бегают… Вон там, там и там… Больше ничего.

– Братец мой, вы не просто так смотрите, а присматривайтесь! – осерчал Смыков. – Вон к той группе, что справа… Над ними еще тень какая-то нависает, как баклажан, синенькая.

– Это от вашей руки тень… А группа как группа, ничего особенного.

– А вот хрен вам, – сказал Зяблик, вместо оптического прибора использовавший два своих пальца, сложенные колечком. – Никакая это не группа… Скотина, похоже, какая-то… Вроде быка, а может, и побольше…

– Верно… Теперь вижу… Как же я так… – устыдился Лева. – Слон не слон… Крокодил не крокодил… Знаете, кого это существо больше всего мне напоминает?

– Знаю, – кивнул Зяблик. – Зверя Барсика… Который был очень мил с нами, не мог закрывать глазки, но на стороне шуровал все живое так, что даже костей не оставалось.

– Неужели они здесь водятся? – наивно воскликнула Лилечка.

– Ну ты что! – Цыпф с укоризной посмотрел на свою подругу. – Такой тип существ здесь невозможен морфологически. Точно так же, как и люди. Это, конечно же, тот самый Барсик, принимавший участие в погребении Эрикса.

– В качестве катафалка… – добавил Смыков.

– А вдруг Эрикс здесь ожил? – ахнула Верка.

– Не исключено, – пожал плечами Цыпф. – Хотя совсем не обязательно, что после этого они с Барсиком подружились.

– Так или не так, а проверить надо, – заявила Верка решительно. – По крайней мере, у нас будет хоть какая-то цель.

– Цель-то, может, и будет, – задумчиво произнес Цыпф. – Но вот вопрос: располагаем ли мы средствами для ее достижения?

Весь остаток дня ватага была занята охотой на Барсика, что по сути своей напоминало попытки кошки поймать птичку, порхающую на экране телевизора. Были моменты, когда казалось, что их пути обязательно пересекутся где-то хоть и в далекой, но во вполне реальной перспективе, однако в прихотливых изломах иномерного и чужеродного пространства могли заблудиться не то что люди, а даже планеты. Кончилось все тем, что зверь, у которого теперь даже хвост можно было разглядеть, перевернулся вверх ногами (подобные оптические иллюзии ватаге уже доводилось наблюдать) и пропал без следа в нагромождении каких-то призрачных пиков, существовавших не сами по себе, а как отражение чего-то совсем иного.

Верка печально сказала:

– Мне показалось, что рядом с Барсиком кто-то шел… Не с той стороны, которая к нам, а с другой…

С ней не стали спорить, хотя всем было известно, что в сиреневом мире Верка ориентируется, как курица в сумерках.

В свой срок возвращенные неведомой силой на бивуак, пленники Синьки плотно поужинали («Огурец бы сейчас соленый, – ворчал Зяблик, – а то все сладкое да сладкое») и, пользуясь последним светом уходящего дня, занялись неотложными делами.

Лилечка штопала Левкину рубаху, Зяблик, буквально вымоливший у Смыкова с десяток блокнотных листков, старательно изготовлял игральные карты, Верка же, как всегда, посвятила свой досуг манипуляциям с кормушкой.

Согласно единодушно утвержденному накануне плану, сегодня наступил черед размножения патронов, запас которых не мешало пополнить в преддверии возможной стычки с бандой. Для этой цели Верка получила от Зяблика наиболее надежный из его магазинов (каким способом он определил таковой, для всех оставалось загадкой).

Зяблик уже заканчивал рисовать трефовую даму, когда Верка, подойдя к нему, протянула вперед сжатый кулак и загадочно сказала:

– Угадай, что у меня есть.

– Я только погоду могу угадывать да в каком ухе звенит, – сказал Зяблик, чтобы отвязаться от нее.

– А ты все же попробуй, – настаивала она.

– Пуговица от смыковских кальсон, – ничего более неправдоподобного Зяблик придумать не мог.

– А вот и нет! – Верка разжала кулак. – Получай сувенир.

На ладошке у нее лежал пистолетный магазин – совсем как настоящий, только размером с фасолину.

Зяблик некоторое время рассматривал его, а потом иголкой, позаимствованной у Лилечки, выщелкнул один патрончик – крохотный, как рисовое зернышко, но ощутимо тяжелый.

– Это какой же калибр получается? – прищурился он. – Полмиллиметра, а то и меньше… Много такого добра получилось?

– Нет, – ответила Верка. – Всего одна штука. Вот эта самая.

Вокруг них собралась уже вся ватага.

– Это надо так понимать, что наказаны мы! – жизнерадостно сказал Смыков. – Лишены на ужин крем-брюле.