Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Чадович Николай Трофимович - Страница 30

Одолев очередной приступ меланхолии, я открыл сундучок и выбрал платье, которое собирался вручить ей при встрече (надежды питают не только юношей, но и вполне зрелых идиотов). И, хотя я прекрасно понимал, что в лесах и болотах нужно что-то основательное и теплое, однако выбор свой остановил на той самой легонькой тунике, в которой Фера буквально ворвалась в мою жизнь.

Сверх того я прихватил фиолетовый алмаз, однажды уже побывавший в моих руках. Представляю, как она обрадуется ему!

Со всеми делами здесь было покончено, и мысленно я уже прокладывал маршрут во владения вредоносцев. Однако время как будто бы остановило свой бег. Впору просить Рябого, чтобы он ускорил мое отправление. Действительно, ждать да догонять – хуже некуда. Может, и в самом деле соснуть часок?

Увидев платье Феры, которое я собирался сунуть в котомку, вещун саркастически хмыкнул (или хрюкнул, по губам ведь такое не разберешь).

– Нет на тебя управы! Стоишь на своем, словно пень… Хочешь, я окажу тебе последнюю услугу? По вещам, бывшим в употреблении, иногда можно узнать судьбу их хозяев. Например, живы они сейчас или мертвы. Обманывать тебя я не собираюсь, но правда, пусть даже горькая, иногда избавляет от лишних хлопот.

– Ты говоришь так, словно заранее уверен в ее смерти, – буркнул я.

– Ни в чем я не уверен, но скоро буду знать почти наверняка.

Пришлось отдать ему платье – не станешь ведь спорить из-за такого пустяка. Он долго мял тонкую материю в своих уродливых лапках, закатывал глаза в потолок и всячески демонстрировал свою причастность к потустороннему миру, а потом выдал следующее заключение.

– Можешь радоваться. Та, которая завладела твоей душой, жива и здорова. Вокруг нее вода…

– Она на острове? – меня даже озноб пробрал.

– Я сказал, вокруг вода, а не рядом вода. По-моему, это дождь. Далековато ее занесло. В Ясмене я дождей что-то не припомню.

– И все? Больше ты ничего не видишь?

– А тебе мало? Я, между прочим, не в твой мешок заглядываю, а за дальние горизонты. Это понимать надо!

– Понимаю, – вздохнул я. – Не надо обижаться. Ты молодец.

Внезапно вещун засуетился: «Пошли, я провожу тебя!» Оказывается, снаружи мне приказали выходить, но слышать этого я, конечно, не мог.

Других провожатых оказалось немного – Рябой, без которого подобное мероприятие никак не могло обойтись, да парочка тенетников, помогавших летуну до поры до времени удерживать на земле уже наполовину развернутый «пуховик».

– Вот вещи, которые отобрали у тебя при обыске, – Рябой вернул мне жалкий скарб, про который я уже успел позабыть. – Полагалось бы снабдить тебя в дорогу едой, но все, что имеет отношение к Ясменю, в чужой стране может только повредить.

– Обойдусь, – проронил я. – Не впервой.

– Тогда в добрый путь, – Рябой отступил назад, что, наверное, было сигналом к отлету. – Все, что положено, мы уже обсудили. Верю в твою удачу.

– Я тоже… Его вот не обижайте, – я кивнул на вещуна. – Вернусь, обязательно проверю.

После этих слов мои провожатые обменялись взглядами – снисходительно-сумрачный скрестился с хитровато-угодливым. Даже не представляю, как они поладят потом.

Меня между тем привязали к спине летуна – того самого инвалида с обглоданной головой, который жил по соседству с нами. Вполне возможно, что, несмотря на отсутствие обоих ушей, носа и глаза, он считался здесь лучшим из лучших. Или просто им решили пожертвовать, ведь в чужих краях ветры дуют совсем иначе (а что самое опасное, – могут вообще не дуть) и дорога туда не всегда подразумевает дорогу обратно.

Впрочем, не будем искушать судьбу дурными предчувствиями.

Поймав подходящий вихрь, летун пустил по нему весь запас шлейфа, и нас словно катапульта вверх подбросила – мягкая такая катапульта, аккуратная…

Следует признаться, что из всех взлетов, выпавших на мою долю за последнее время, это был самый удачный.

На сей раз мы облетели Светоч стороной, и я не смог проверить свои подозрения, касавшиеся смены его местоположения. Возможно, мини-солнце Ясменя и в самом деле стало чуть-чуть ближе к земле, но тучи оно пожирало с прежним остервенением. Откуда те только брались… Вскоре зеленое море трав скрылось в облачной дымке, и мы, как всегда, приняли легкий душ, но быстро обсохли на встречном ветру. Очень увлекательная процедура для тех, кто предрасположен к простудным заболеваниям.

Положение мое, прямо скажем, было аховое – отбившийся от родного дома человечек летит в неизвестность, прицепившись к ненадежной паутинке. И тем не менее меня неудержимо клонило ко сну. Сказывалось, наверное, нервное напряжение последних часов.

Когда я проснулся, облаков не было и в помине – ни под нами, ни над нами. Это косвенно свидетельствовало о том, что Ясмень остался позади. Да и ветер сделался совсем иным – могучий поток, способный унести в дальние дали даже нелетающего страуса, сменился умеренным бризом, баллов этак в четыре-пять.

Однако мой летун держался героем и делал все возможное (а также невозможное), чтобы гнать «пуховик» вперед – хоть нырками, хоть зигзагами, – но только вперед. Одного глаза ему хватало с лихвой, а уж уши в поднебесье были вообще не нужны.

Я ожидал, что вскоре появятся мрачные чащобы и гнилые болота, обжитые вредоносцами, но расстилавшийся внизу пейзаж был еще более унылым, чем степь, – пустоши, мелколесье, кустарник, грязные извилистые речки, напоминавшие распавшийся клубок издохших аскарид. И везде запустение – ни городов, ни дорог, ни возделанных полей. Даже дикое зверье куда-то подевалось.

Некоторое оживление наблюдалось только лишь в воздухе. Нас догоняла стая сизых пташек, похожих на диких голубей.

Вели они себя, на удивление, нахально, то и дело резко бросаясь наперерез «пуховику». С чего бы это? Ведь мы не похожи ни на облако съедобной мошкары, ни на пернатого разбойника, разоряющего чужие гнезда. Или немотивированная агрессия стала для Злого Котла повсеместной нормой, и скоро рыба начнет нападать на рыбаков, а зайцы займутся травлей волков?

Самое интересное, что мой летун охотно включился в предложенную ему игру. Он то резко взмывал вверх, то пикировал, стараясь избежать столкновения, но обнаглевшие птицы всякий раз настигали нас.

Когда один такой голубок едва не зацепил меня крылом, я с ужасом (правда, немного запоздалым) заметил, что за ним тянется тонкая нить, тлеющая на конце, словно запал старинной гранаты.

Вот, оказывается, какие пташки напали на нас! Каждая из них являла собой живой зажигательный снаряд, специально обученный для воздушных диверсий. Не составляло труда догадаться, чья злая вола направляет этих маленьких самоубийц.

Казалось, наша судьба предрешена – огромному, неповоротливому транспорту никогда не уйти от юрких миноносцев, – но летун придерживался иной точки зрения и раз за разом уклонялся от атак. Это был поистине высший класс воздушного маневрирования.

Его расчет был прост – выиграть время, чтобы догоревшие до конца фитили подпалили птичкам перышки. Возможно, так бы оно и случилось, но новая стая летающих брандеров, напавшая сверху, сделала наше положение безнадежным. Огненные бичи стегали со всех сторон.

Я не мог видеть «пуховик», в этот момент находившийся за моей спиной, но явственно ощутил резкий, тревожный запашок. Впервые в жизни мне довелось нюхнуть горящей паутины (тот первый опыт с заградительной сетью не в счет), и я скажу, что это совсем другое, чем горящая шерсть или резина.

Полет, пусть и похожий на езду по американским горкам, сменился неуклонным, быстро ускоряющимся падением. Я мало что видел и еще меньше понимал, но смею предположить, что в эти последние драматические минуты летун пытался решить сразу две задачи – сбить огонь встречным потоком воздуха и превратить пикирование в планирование.

Похоже, что-то ему и удавалось, но земля приближалась с головокружительной быстротой.

За мгновение до посадки (вернее будет сказать, до падения) летун каким-то невероятным образом извернулся, подгреб под себя жалкие остатки «пуховика», а меня, наоборот, перевернул лицом к небу.