Особый отдел и пепел ковчега - Чадович Николай Трофимович - Страница 73

– Возможно, у него какой-то челночный бизнес, – предположил Кондаков. – Возит в Россию мамалыгу бочками, а от нас – солёные грузди.

– Нет, Чеботару совладелец солидной строительной фирмы, – сказала Людочка. – Он вполне бы мог пользоваться услугами авиации. Но предпочитает пассажирский поезд, который останавливается возле любого столба. На каждой поездке Чеботару теряет около трёх суток.

– Оно и понятно, – заметил Кондаков. – В самолёт с боеприпасами не пустят.

– Сколько времени Чеботару гостит в Молдове? – спросил Цимбаларь.

– Не больше пяти-шести часов. Практически пересаживается с поезда на поезд.

– Весьма любопытно. – Цимбаларь переглянулся с Кондаковым. – И как нам с этим молдавским гостем увидеться?

– Это уж вам самим решать. – Людочка метким выстрелом уложила очередного монстра. – Сегодня Чеботару, имея на руках обратный билет, вновь укатил в Кишинёв. В пути его уже не догнать. А вот при возвращении перехватить можно. Оптимальный вариант такой: самолётом до Одессы, оттуда электричкой до Тирасполя. Там поезд на Москву стоит несколько часов. Таможенный досмотр, проверка документов и всё такое прочее. Дальше поедете в компании с Чеботару.

– Это же опять двое суток не спать! – возмутился Цимбаларь. – Я не железный. Встретим его на Киевском вокзале в Москве и хорошенько тряхнём.

– А если на вокзале его приезд будет тайно контролировать Окулист? – возразила Людочка. – Или, хуже того, он подсядет на поезд где-нибудь в Брянске, заберёт боеприпасы и благополучно сойдёт в Калуге?

Наступила тягостная тишина, которую нарушил голос Кондакова:

– Если у Сашки не получается, могу, в конце концов, полететь и я. Заодно гляну на Одессу. Говорят, там Дерибасовскую восстановили в своём первозданном виде.

– Нет уж, извините! – запротестовал Цимбаларь. – В самолёте, Пётр Фомич, тебя обязательно укачает. Кроме того, имеются опасения, что в Одессе ты посетишь своих сослуживцев по Крымской кампании и ни в какой Тирасполь уже не попадёшь. Поэтому сиди дома. Однозначно, полечу я… – Чуть помедлив, он добавил: – Вот будет смеху, если Чеботару ездит в Кишинёв к любовнице.

Воздушное путешествие прошло без всяких казусов. Заснув ещё на старте, Цимбаларь проснулся уже после приземления, за всё время путешествия так и не удосужившись расстегнуть ремень безопасности.

Одессу он видел только мельком, добираясь на такси от аэропорта к вокзалу. Поздняя сырая осень её отнюдь не красила.

Зато в тираспольской электричке ему довелось хлебнуть лиха. Вагоны были переполнены мешочниками, словно в голодные годы военного коммунизма. Весь довольно долгий путь Цимбаларю пришлось простоять буквально на одной ноге.

В Тирасполь – невзрачный провинциальный городишко – он попал всего за полчаса до отправления московского поезда. Ещё слава богу, что железнодорожный билет, купленный в то же самое купе, где ехал Чеботару, уже лежал в кармане.

Вокзальный перрон был окружен высоким металлическим забором, не позволявшим молдавским националистам проникать на территорию пусть и непризнанной, но суверенной республики. К поезду пассажиры шли сквозь строй бдительных людей в штатском. Транзитников из вагонов не выпускали.

Чеботару он сразу узнал по фотографии, добытой Людочкой в Интернете, – полноватый смуглый мужчина, внешне чем-то похожий на оперного певца итальянской школы. Чувствовал он себя явно не в своей тарелке и постоянно поглядывал на часы.

Купейные вагоны шли полупустыми, в отличие от плацкартных, переполненных весёлыми черноглазыми людьми, багаж которых состоял из столярного инструмента, заступов и длинных строительных уровней. Попутчиком Цимбаларя и Чеботару оказался офицер российских миротворческих сил, немедленно удалившийся в вагон-ресторан.

Как это часто бывает в дороге, разговор завязался быстро. Цимбаларь выдавал себя за обрусевшего молдаванина, которого служебные дела занесли на родину предков. Чеботару о подробностях своей биографии помалкивал, отделываясь общими фразами.

Что-то явно угнетало его, и спустя некоторое время он, как бы между делом, пожаловался:

– Не поездка, а кошмар какой-то. Три границы, и на каждой трясут. Тут поневоле помянёшь добрым словом бывшую Совдепию. Особенно хохлы зверствуют. Например, запрещают провозить больше трёх бутылок спиртного. Дескать, это контрабанда. Да бог с ним, со спиртным, но ограничения касаются и других продуктов. Даже компота! А я, как назло, везу с собой в Москву несколько банок абрикосового компота. Боюсь, что таможенники придерутся. Не могли бы вы оказать мне маленькую услугу? Скажите при досмотре, что одна сумка с компотами принадлежит вам. Вы ведь сами, как я посмотрю, едете налегке.

– Да ради бога! – любезно согласился Цимбаларь. – Какие мелочи.

Большую клеёнчатую сумку тут же переставили под его полку. В ней действительно позвякивала стеклянная тара.

Поскольку коньяк, находившийся в багаже Чеботару, тоже превышал допустимую количественную норму, излишки решили уничтожить на месте.

Мятежная республика была узенькой, словно Панамский перешеек, и уже спустя час поезд пересёк украинскую границу. Чеботару, заметно волнуясь, открыл новую бутылку, хотя в предыдущей оставалось ещё достаточно выпивки.

– То, что уже откупорено, в счёт багажа не идёт, – пояснил он.

Пограничников в основном интересовали документы пассажиров. Таможенников – багаж. Однако и те и другие горели желанием найти наркотики, оружие и незадекларированные ценности. В этом им активно помогала лохматая восточноевропейская овчарка, везде совавшая свой нос, распухший, как у всех хронических марафетчиков.

Она была первой, кто заглянул в купе, занятое Цимбаларем, Чеботару и офицером, временно покинувшим ресторан. Впрочем, овчарку заинтересовали только офицерские носки, сомнительный аромат которых ощущал и Цимбаларь.

Пограничник, проверявший документы Чеботару, многозначительно промолвил:

– Что-то вы частенько через границу ездите.

– Дела, знаете ли… – пробормотал в ответ чересчур пугливый пассажир.

– Вот мы ваши дела сейчас и проверим, – сказал пограничник, кивком приглашая таможенников.

Те с пристрастием осмотрели его багаж, однако ничего предосудительного не обнаружили. Как заметил Цимбаларь, никаких других компотов у Чеботару с собой не было. Уже это свидетельствовало о его неискренности.

К офицеру особо не придирались, зато Цимбаларя, чья рожа доверия не внушала, тряхнули по полной программе, благо багажа у него было с гулькин нос.

Особенно долго занимались компотом, который он назвал своим. Таможенник встряхивал каждую банку, внимательно глядя через неё на свет.

– Сейчас взяли моду алмазы в соках да винах возить, – пояснил он. – Ведь в жидкостях они почти незаметны. На днях у одной женщины двести карат изъ-яли. Уголовное дело.

– Да, ещё тот поезд! – подтвердил второй таможенник, ощупывавший дорожную сумку Цимбаларя. – Чего только в нём не везут… И драгоценности, и оружие, и антиквариат, и проституток.

– Сокровища тянутся к сокровищам, – обронил Цимбаларь. – Этим гордиться нужно.

– Нам-то чем гордиться? – фыркнул таможенник. – Всё к москалям уплывает.

– Но-но! – возмутился уже изрядно захмелевший офицер. – Попрошу без оскорблений…

Когда поезд наконец тронулся, а офицер снова ушёл в ресторан, по-видимому, собираясь ехать в нём до самой Москвы, Цимбаларь с облегчением вздохнул:

– Уфф! И в пот кинуло, и в горле пересохло. Не открыть ли нам на радостях баночку компота?

– Нет-нет! – запротестовал Чеботару. – Я его матери везу. Она на абрикосах просто помешана. Давайте лучше коньячку выпьем.

По сведениям, добытым из того же Интернета, престарелая мать Чеботару безвыездно проживала в Флорештском районе Республики Молдова. Одна немотивированная ложь громоздилась на другую.

Тем не менее Цимбаларь налёг на коньяк, хотя и без прежнего энтузиазма. Спустя полчаса, сославшись на усталость, он прилёг и притворился спящим. Чеботару, давно страдавший от переполнения мочевого пузыря, поспешил в туалет.