Особый отдел и пепел ковчега - Чадович Николай Трофимович - Страница 66

– Так тот действовал из идейных побуждений, – заметил хозяин кабинета. – А Окулист наёмник.

– Время такое, – пояснил Цимбаларь. – Рыночные отношения превалируют везде, даже в религиозной сфере. Но заметь, Окулист уже отходит от принципа выгоды. За что, спрашивается, он недавно застрелил милиционера? Да просто за то, что тот милиционер! Слуга закона, представитель власти. В самое ближайшее время Окулист намерен заняться отстрелом высшего милицейского руководства. Это я тебе по старой дружбе говорю. Ты бы тоже поостерёгся.

– Да я сошка мелкая. – Хозяин кабинета беспечно махнул рукой. – Пока ещё до меня очередь дойдёт!

– Учти, Бейшар-Шпаковский убивал жандармов не за чины, а за вредность. Вот и смекай.

– Да не верю я в эту галиматью! Поймаем мы Окулиста как миленького. И вся ваша дурацкая мистика рассеется.

– Спорю на что угодно, но вы его никогда не поймаете, – зловещим голосом произнёс Цимбаларь. – Окулист, то бишь Бейшар-Шпаковский, подпитывается из загробного мира некротической энергией всех своих единомышленников, погибших насильственной смертью. Если кто-то и способен с ним справиться, так это только мы одни.

– Ага! – Хозяин кабинета попытался обратить всё в шутку. – Вас из загробного мира подпитывают души жандармов, убиенных эсерами-максималистами.

– Ну зачем же, – с самым серьёзным видом возразил Цимбаларь. – У жандармов были души дворянские, деликатные. Какой от них прок… А у нас за спиной стоят великие тени Дзержинского, Ягоды, Ежова и Берии. Это посильнее четырёх всадников Апокалипсиса! Вот почему победа будет за нами.

– Скажи, у вас в отделе все такие сумасшедшие или ты один? – поинтересовался хозяин кабинета, впрочем, как-то с опаской.

– Абсолютно все! – заявил Цимбаларь. – Как только очередная медкомиссия признаёт нашего сотрудника психически нормальным, его сразу же переводят в криминальную милицию. У нас таким не место.

– Ты почаще заходи, – сказал Цимбаларю его бывший сотоварищ, глядя почему-то в сторону. – Давно меня так никто не смешил.

Однако на его лице не было и тени улыбки.

Какими бы ничтожными ни оказались успехи Цимбаларя, а Кондаков вообще остался ни с чем.

Единственным результатом поисков бывших королей преступного мира, с которыми ему пришлось бороться двадцать-тридцать лет тому назад, но которые сохранили уважение к «правильному следаку», не допускавшему ментовского беспредела, оказался коротенький список кладбищ, где нашли своё долгожданное успокоение эти в высшей мере беспокойные личности.

Даже давний приятель и советчик Кондакова вор в законе Василь Палыч Чертков, которого прежде не брала никакая хворь, скончался нынешним летом от обширного инфаркта миокарда.

Всё это было ещё одним доказательством того, что великая эпоха энтузиастов, бессребреников и людей чести безвозвратно канула в прошлое.

Ваня, подробно проинструктированный Людочкой, в тот же вечер сумел втереться в компанию бомжей, обитавших неподалеку от развлекательного центра «Бункер».

Сначала к нему относились настороженно – кому охота кормить лишний рот, – но после того, как Ваня поставил новым друзьям литр купленного из-под полы спирта-сырца, сердца бродяг сразу оттаяли, а языки развязались.

Выбрав удобный момент, Ваня поведал собутыльникам душераздирающую историю своего сиротства, причиной которого стала страсть родной мамочки к азартным играм. Однажды, прихватив последние семейные сбережения, она отправилась в «Бункер», и с тех пор о мамочке не было ни слуху ни духу. Случилось это грозовой августовской ночью, когда дождь лил как из ведра, а из-за грозовых разрядов то и дело отключалось электричество.

Рассказ, полный экспрессии, страсти и неподдельного трагизма, вызвал среди бомжей оживлённую дискуссию, смысл которой заключался в том, что один из них, отзывавшийся на кличку Припадочный, возможно, способен пролить свет на это печальное происшествие. Под давлением большинства тот вынужден был согласиться, хотя взял с присутствующих зарок, что его слова не выйдут за пределы подвала, в котором происходила пьянка.

– Нас, бляха муха, тогда чуть не затопило, – начал Припадочный, закусывая шкуркой от солёного сала. – Вылезли мы с Карпушей наверх, мокрые, как штопаные гондоны, зуб на зуб не попадает… Время два часа ночи, за душою ни копейки. Карпуша говорит, если не грабанём кого-нибудь, окоченеем на хер… Ты Карпушу знаешь? Классный мужик. На флоте служил, помощником капитана. Себя называл суперкарго… или суперкарга, хрен вспомнишь. По всему свету на своём лесовозе ходил. В Колумбии его проститутки научили кокс нюхать… Он его потом каждый день нюхал, носовая перегородка развалилась, а он всё нюхал, как проклятый… На пятьдесят баксов в день нюхал, а в месяц получал двести. Ну и морские, конечно… Только морские он отдавал жене… или любовнице, хрен вспомнишь… Стал Карпуша мазутом корабельным приторговывать… Потом консервами… Потом сел на шесть лет. В зоне получил первую группу инвалидности. Списали вчистую… Не на берег. На свободу…

– Ты же мне про мамочку обещал рассказать, – напомнил Ваня.

– Нет у меня мамочки. – Припадочный удивлённо уставился на него.

– Про мою мамочку, которая возле «Бункера» пропала! – Ваня повысил голос.

– А, ну да… – немного подумав, кивнул Припадочный. – Было дело… Сунулись мы с Карпушей сюда, сунулись туда – никого. Вернее, люди есть, но у них хрен что возьмёшь. Ещё и по шее получишь… Меня недавно на вокзале в Балашихе буквально ни за что отрихтовали. Ещё каким-то кошельком упрекали, которого я отродясь не видел… А потом, гондоны штопаные, хотели меня под товарняк кинуть… Ты хоть раз под поезд попадал? Ну и не надо… Гадостное ощущение… Моего дружка однажды под колёса затянуло. Не Карпуху, а другого… как звали, хрен вспомнишь… Раздело в момент и кидало от рельсы к рельсе, как дохлую крысу… Тебе дохлые крысы нравятся?

– Не нравятся! – отрезал Ваня. – Ты давай про «Бункер» рассказывай.

– Про «Бункер»? Нет проблем, – согласился Припадочный. – Первоклассное заведение… Только я внутри никогда не был. Охранники, сволота, гоняют, будто мы не равноправные российские граждане… Вот ты скажи, я гражданин?

– Хрен тебя знает. – Ваня уже с трудом сдерживал себя. – У меня мамочка возле «Бункера» пропала! В августе! Ночью! Когда дождь шёл! Ты её видел?

– Видел, – почесавшись, подтвердил Припадочный. – Только откуда я мог знать, что это твоя мамочка? Она мне не представлялась… а может, и представлялась, хрен вспомнишь.

Спустя пару секунд выяснилось, что приятели Припадочного умеют бороться с его забывчивостью весьма простыми, но действенными способами. Самый авторитетный из них, всегда имевший при себе собственный складной стаканчик, приподнялся и со словами: «Не выпендривайся, сука, если тебя сирота спрашивает!» – отвесил ему увесистую оплеуху.

– А, ну да… вспомнил. – Припадочный затряс ушибленной головой. – Сунулись мы с Карпушей сюда, сунулись туда – некого грабить… А потом слышим, каблучки стучат. И вроде бы как раз в нашу сторону. Глядь, бежит под дождём фраерша, вся из себя такая расфранчённая, словно гондон штопаный… На плече сумочка. Ну, думаем, поживимся… Тут ей наперерез мужик – шасть! Хвать за горло и пушкой в морду тычет… Здоровенная такая пушка, что твой обрез… Чуем, дело пахнет керосином. Мы-то сами в тени прячемся, а на них свет от фонаря падает. Всё как на ладони видно… Фраерша эта бряк на колени. Объясняет ему что-то и сумочку свою суёт. Возьми, дескать, только до смерти не убивай… Долго они так базарили. Наверное, минуту, а то и две… хрен вспомнишь… Вдруг трах-тарарах! Мы думали, молния возле нас ударила – ан нет! Оказывается, этот хапушник из своей пушки шарахнул… Фраерша сразу и завалилась… Он в лежачую ещё два раза пальнул, сумочку забрал и пошёл себе… Я, конечно, хотел покойницу пошмонать, ей-то теперь всякое рыжьё без надобности, да Карпуша не пустил… Даже, говорит, и не мечтай. Возьмёшь на копейку, а потом тебе срок за убийство припаяют… Умнейший человек! Суперкаргой на флоте служил, а потом ещё в зоне чалился… Можно сказать, профессор…