Особый отдел и пепел ковчега - Чадович Николай Трофимович - Страница 18

– Тогда записывайте…

Стоило только им выйти из кабинета, как всем сторонним наблюдателям сразу стало ясно, что Сопеев себе самому уже не хозяин. Да и рука переодетого мента, лежавшая на его плече, говорила о многом. Сотрудники издательства, покуривавшие возле раскрытого окна, притихли в напряжённом ожидании.

– Куда вы нашего Колю уводите? – сорвалось у кого-то с языка.

– Николай Григорьевич пройдёт со мной. – Взгляд Цимбаларя заставил некоторых наиболее чувствительных зрителей поёжиться. – Его присутствие необходимо при проведении следственных мероприятий.

Из соседнего кабинета выскочила Натка, похожая на рассерженного богомола, не желающего расставаться со своей добычей. Она, конечно же, слыхала слова Цимбаларя, потому что сразу выпалила:

– По какому праву вы его забираете? Предъявите ордер или что там у вас ещё есть!

– Мы его не забираем, а привлекаем к сотрудничеству, – ответил Цимбаларь, которому, в общем-то, пары слов было не жалко даже для такой лахудры. – Но если вы требуете санкцию прокурора, то я вам её обеспечу. Только потом не обижайтесь.

– Наташенька, не переживай, – скорбным голосом произнёс Сопеев. – Может, всё и обойдётся. Меня же не в Бутырку увозят.

– Тебе с собой что-нибудь нужно? – Призрак на-двигающейся беды мигом превратил записную стерву в душевнейшую из женщин.

– Не знаю… Дай немного денежек, я потом где-нибудь пообедаю.

Сопровождаемые сочувственными взглядами сотрудников и всхлипами сотрудниц, они направились к выходу, и нельзя было понять, кто кого уводит – Цимбаларь Сопеева или наоборот.

– Беспредел, – посетовал кто-то. – Живём как в тридцать седьмом году.

Со всех сторон посыпались возражения:

– Уж лучше тридцать седьмой, чем девяносто первый! По крайней мере, стабильность была. Цены снижали и расстреливали в тюрьмах, а не на улицах, как сейчас.

Вздохнув полной грудью, Цимбаларь сказал:

– Мне кажется, что ваш тренд находится неподалёку отсюда, за углом, и называется «Шашлычная». Ну а локус вы получите от жены, когда вернётесь домой.

– Наплевать! – махнул рукой заметно повеселевший Сопеев. – Диссонансы и разночтения, существующие между нами, в трактовке целей и форм совместного существования, могут быть устранены только самыми радикальными средствами. А потому оставим напрасные упования и отдадимся на волю случая… Адью, гражданин начальник! Спасибо, что проявили сочувствие.

Они разошлись в разные стороны, и Цимбаларь продолжал бормотать в такт шагам:

– Локус-тренд, локус-тренд, локус-тренд… Тьфу, привязалась зараза, чтоб ей пусто было!

Вместо того чтобы терять время и гробить нервы в уличных пробках, гораздо проще было доехать на метро до станции «Тушинская» и там пересесть на пригородный автобус.

Цимбаларь так и поступил, не забыв сообщить Людочке о своем новом маршруте. Заодно он пригрозил остаться в дурдоме навсегда, мотивируя это отсутствием тренда в финансовых делах и плохим локусом в личной жизни.

– Надо бы тебя обматерить хорошенько, но слов подходящих на ум не приходит, – ответила Людочка.

Уже в пути Цимбаларь получил от Кондакова весточку, не добавившую к уже известным фактам ни капли нового.

Прибыв к месту назначения, он, вопреки ожиданиям, не обнаружил ничего такого, что хотя бы отдалённо напоминало лечебницу. Пришлось изрядно побегать, прежде чем добрые люди указали ему малозаметную дорогу, уходящую в лес.

Остаток пути Цимбаларь преодолел пешком, вдыхая запахи смолы, прелой хвои, грибницы и любуясь элегическими видами осеннего леса, уже начинавшего готовиться к долгому зимнему сну. Было довольно тепло, но небо, ещё месяц назад ослепительно голубое, изрядно поблекло, и птицы теперь кричали как-то совсем иначе. Однажды дорогу ему перебежал заяц, чувствовавший себя возле человеческого жилья вполне вольготно.

Заведение, интересовавшее Цимбаларя, называлось по старинке: санаторий «Сосновый бор». Однако внушительный забор, скрывавший от посторонних глаз всё на свете, кроме маковки водонапорной башни, сразу выдавал истинное предназначение этого «санатория».

Удостоверение Цимбаларя, прежде открывавшее почти любые двери, не возымело на охрану никакого действия. Ему даже популярно разъяснили:

– Ты же в проходной следственного изолятора этой ксивой козырять не будешь, верно? Ты предъявишь пропуск, выписанный по соответствующей форме уполномоченными на то лицами. Так что не надо права качать, гражданин майор. У тебя своя работа, у нас – своя.

Цимбаларь уже согласился было выписать этот тре-клятый пропуск, но оказалось, что за ним нужно возвращаться в Москву.

Пылая праведным гневом, он вернулся под своды леса и на глазок прикинул высоту забора. Увы, шансов преодолеть его не было даже у обезьян, по слухам обитавшим здесь в незапамятные времена. Тот, кто возводил эту китайскую стену, понимал толк в тюремной фортификации – сначала метр бутового камня, потом два с половиной метра подогнанных в паз досок, а наверху ещё и проволока, хотя без колючек, но на изоляторах.

Вариант с подкупом охранников тоже не проходил – в карманах набралось бы от силы пятьсот рублей, по нынешним временам сущий мизер.

Внезапно чуткое ухо Цимбаларя уловило шум приближающейся машины, и он едва ли не бегом бросился ей навстречу. Вскоре впереди показался беленький фургончик «Скорой помощи», явно направлявшийся в лечебницу.

Говоря высоким стилем, провидение посылало ему счастливый шанс, и Цимбаларь смело шагнул на середину дороги, в этом месте такой узкой, что объехать человека было просто невозможно.

Терпеливо переждав первый залп мата, в котором преобладала медицинская терминология типа: «Бубон ты сифилитический!» – Цимбаларь вновь пустил в ход своё удостоверение.

На сей раз демонстрация служебной атрибутики сопровождалась задушевными словами:

– Мужики, мне в этот «Сосновый бор» ну просто кровь из носа нужно. Выручайте! Жертвую на пропой последние шелестухи.

– Убери деньги, командир, – промолвил богатырского вида санитар, облачённый в белый халат и кепку-восьмиклинку. – И не надо истерик. Тут всё предельно ясно. Мы тебя, конечно, выручим, но и ты помоги мне в ментовскую контору устроиться. Год пороги обиваю, и всё впустую. Без блата не влезешь.

– Ты что-то не то говоришь, – усомнился Цимбаларь. – Насколько мне известно, во всех городских подразделениях большой некомплект рядового и сержантского состава. Если у тебя всё в порядке с анкетой, поступай себе на здоровье.

– С анкетой всё в порядке. Только у меня татуировка на груди «Дави ментов и сук», – признался санитар. – По малолетству сделал, а теперь никакими средствами не могу вывести. Даже к пластическому хирургу обращался.

– Думаю, это дело поправимое, – сказал Цимбаларь. – Если ты мне сейчас поможешь, я в долгу не останусь. Замолвлю словечко на комиссии. Нашему брату нужна не шкура, а голова и сердце.

– По рукам! – обрадовался санитар. – Прошу в салон. Но сначала тебе придётся малость приодеться, а то с нашей охраной каши не сваришь. Дадим тебе классный клифт, какой даже Юдашкин не сошьёт.

Подъехав к проходной, «Скорая помощь» особым образом просигналила – три гудка коротких и столько же длинных, что согласно международному коду морских сигналов означало: «Имею на борту скоропортящийся груз».

Автоматические ворота дрогнули, но приоткрылись только чуть-чуть, выпустив наружу охранника, с которым, судя по свирепой роже, не то что кашу, даже компот нельзя было сварить.

– Как съездили? – осведомился он, с врождённой подозрительностью приглядываясь к санитару и водителю.

– Нормально, – при молчаливом попустительстве водителя соврал санитар.

– Порожняком идёте?

– Да есть тут один клиент…

– Открывай. – Охранник постучал по кабине резиновой дубинкой.

– Только осторожней, он буйный, – предупредил санитар.