Особый отдел и око дьявола - Чадович Николай Трофимович - Страница 18

– Хотите сказать, что Виктор Чалый был вам под стать?

– Вроде того. К охоте он пристрастие имел и лес понимал. С ним даже егерь Хренов одно время якшался. Наверное, браконьерствовали на пару.

– Это тот самый егерь, которого собственные собаки разорвали? – уточнил Цимбаларь.

– Ну да, – с некоторым смущением ответил староста. – Должно быть, их бешеный волк прежде покусал. А иначе как этот случай истолковать?

– Вот видите, вам опять приходится притягивать объяснения за уши, – заметил Цимбаларь.

– Как же вы сами подобные казусы объясняете? – Староста испытующе прищурился.

– Пока никак. Но полагаю, что все эти трагические происшествия имеют общую подоплёку.

– Уж не о сатане ли вы говорите? – Староста покосился на икону, но от крестного знамения на сей раз воздержался.

– Нет, так высоко я не замахиваюсь, – Цимбаларь невольно улыбнулся. – Мистика здесь ни при чём. Ответ кроется в самых прозаических вещах. Возможно, это какие-то редкие микроэлементы, содержащиеся в питьевой воде. Или укусы неизвестных науке насекомых…

– Знаете, что я вам скажу, – староста придвинулся к Цимбаларю поближе. – Что-то похожее мне и покойный Матвей Матвеевич толковал. Дескать, в окрестностях Чарусы завелась неведомая порча, которая людей с пути истинного сбивает. Вот бедняга и поплатился за свои слова… А допрежь того участковым у нас был Илья Яковлевич Докука, майор, как и вы. Двадцать лет в Чарусе прослужил и ничего странного не замечал. Тоска тут у вас зелёная, говорил.

– Где же он сейчас?

– Вышел на пенсию и к дочке в Крым уехал.

– Вместе с семьёй?

– Детей ему бог не дал. А обе жены здесь похоронены.

– Что же с ними случилось?

– Первую, которая на ферме зоотехником работала, племенной бык забодал. А вторая, когда примус заправляла, случайно облилась керосином и сгорела, – как ни в чём не бывало объяснил староста.

– И после этого майор Докука по-прежнему не замечал никаких странностей, – с сарказмом произнёс Цимбаларь. – Я бы хотел взглянуть на могилы его жён. Где находится ваше кладбище?

– Да недалече, за речкой. Только его сейчас так замело, что и верхушек крестов не видно.

– В этом году, значит, никого не хоронили?

– Бог миловал.

– А что с вашей учительницей случилось? – Задав этот вопрос, Цимбаларь невольно вспомнил Людочку Лопаткину, которая должна была появиться здесь со дня на день.

– Ох, и не спрашивайте, – староста тяжко вздохнул. – Она, горемычная, у меня угол снимала… Допоздна книжки штудировала. А однажды ночью взяла да и отравилась.

– Чем?

– Таблетками.

– Какими?

– Самыми обыкновенными, которые от простуды принимают… Аспирином, кажется… Только она очень много проглотила, штук пятьдесят сразу. Так врач после вскрытия сказал… А вы разве в своём компостере об этом не читали?

– В компьютере, – машинально поправил Цимбаларь. – Не успел ещё… Она прощальную записку оставила?

– Оставила. На самом видном месте. «Так будет лучше для всех».

– Для всех… – повторил Цимбаларь. – А для кого конкретно?

– Кто же знает… По крайней мере, её матери и сёстрам лучше не стало. Поговаривали, что она к Матвею Матвеевичу сердечную привязанность имела, но тот уже неделю как преставился… Жалко девчонку. Тоненькая была, очкастая, голос писклявый, а детишки наши в ней души не чаяли.

– Кто же их сейчас учит?

– Да все понемножку. Есть тут у нас грамотные люди, не сумлевайтесь.

– Ладно, не будем о грустном… Жить я, значит, буду на той половине, – Цимбаларь кивнул в сторону дощатой перегородки, не доходившей до потолка на целую пядь. – А как насчёт стирки, питания и прочих бытовых удобств?

– Столоваться будете у Парамоновны, – охотно пояснил староста. – Она у нас мастерица на все руки. И пироги печёт, и грибы солит, и капусту квасит.

– В этом я уже убедился, – буркнул Цимбаларь, непроизвольно трогая ширинку.

– Она же вам постирает и печку истопит, – продолжал староста. – А если хотите, кого-нибудь помоложе найдём. Хотя бы ту же Зинку Почечуеву, к которой Чалый сватался. Она хоть и числится библиотекарем, а целый день без дела шастает.

– Нет-нет, – поспешно отказался Цимбаларь.

– Ну и правильно… Коварная бабёнка, даром что образованная… В баньку будете ко мне ходить, если не брезгуете, конечно. Остальные бытовые удобства во дворе.

– Скажите, а на кого здесь можно положиться в случае непредвиденного инцидента?

– Вот уж не знаю… Инциденты у нас вырезают только в райцентре, – ответил староста, полагавший, что речь идёт об аппендиците.

Осознавший свою ошибку, Цимбаларь немедленно поправился:

– Я хочу знать, на чью помощь мне можно рассчитывать.

– Да хоть на мою. Пусть я и считаюсь инвалидным пенсионером, но любого мазурика и сейчас в бараний рог согну. А если я из деревни отлучусь или пьяным лежать буду, зовите Борьку Ширяева. Он хоть и бывший тюремщик, но за общественный порядок радеет как никто другой. К тому же в церкви прислуживает. А найти его очень просто…

– Больше ничего не говорите, – перебил старосту Цимбаларь. – В самое ближайшее время я планирую провести подворный обход. Тогда и познакомлюсь со всеми местными жителями. У нас на службе порядок такой.

– Это похвально. В первую очередь посетите наши общественные места – магазин, клуб и церковь. Но только не сегодня.

– Это почему? – Цимбаларь потрогал свой небритый подбородок.

– Вид у вас больно помятый, – слегка конфузясь, сообщил староста. – А участковый в любое время суток орлом должен выглядеть…

Проводив старосту, Цимбаларь перешёл на жилую половину избы. Там он обнаружил широкую деревянную кровать, наверное, сделанную при помощи одного топора, пустой платяной шкаф, колченогий обеденный стол и два венских стула, возможно, ещё заставших времена первой попытки построения российского капитализма. На устройство абажура пошла газета «Советская Россия» пятнадцатилетней давности. Шторы заменяли пожелтевшие простыни.

Цимбаларь разложил и развесил свои немногочисленные вещи, побрился холодной водой и, не раздеваясь, прилёг на кровать, кстати сказать, застеленную свежим бельём. Впервые за последние двое-трое суток ему выдалась возможность без всяких помех пораскинуть мозгами.

Пока всё складывалось гладко, даже очень. Едва появившись в Чарусе, он уже напал на след предполагаемого убийцы старшего лейтенанта Черенкова, которого староста Ложкин почтительно величал Матвеем Матвеичем.

Впрочем, никаких конкретных улик, подтверждающих эту версию, не было, да, наверное, и не могло быть. Хорошо бы, конечно, найти вилы, на зубьях которых остались следы крови Черенкова, а на рукоятке – отпечатки пальцев Чалого, но это уже относилось к области несбыточных мечтаний.

Существовала, правда, надежда на откровенность Зинаиды Почечуевой, вполне возможно, являющейся косвенной виновницей трагедии, однако какой ей смысл спустя целый год выдавать своего бывшего кавалера? Ведь так и под статью о сокрытии преступления недолго угодить.

А не пропала ли у Черенкова какая-нибудь вещь, которая впоследствии могла оказаться у кого-то из лиц, причастных к убийству? Например, часы с дарственной надписью. Или дорогая зажигалка, каких в Чарусе отродясь не видели.

Увлечённый этой идеей, Цимбаларь вернулся в «кабинет», вновь включил ноутбук и отыскал файл с черенковским делом.

Описание места происшествия, имевшего быть на территории здешней молочно-товарной фермы, конечно же, отсутствовало, поскольку к тому времени, когда опергруппа из райцентра добралась до Чарусы, по этому месту много раз прошли и коровы и доярки.

Зато протокол осмотра трупа, несколько дней пролежавшего на морозе в дровяном сарае старосты Ложкина, отличался удивительной скрупулёзностью, выдававшей в его авторе зануду и начётчика. Даже Цимбаларь невольно зачитался этими бюрократическими перлами.

«К осмотру представлен труп мужчины в милицейской форме, предварительно в течение суток подвергавшийся оттаиванию при комнатной температуре.