Миры под лезвием секиры - Чадович Николай Трофимович - Страница 63

Каменные стены, еще недавно ходившие сами по себе и сокрушавшие все подряд, осыпались, словно высыхающие на солнцепеке пляжные скульптуры. Могучие персты-утесы, сначала проткнувшие город, а потом раздавившие его, превращались в обыкновенную землю. Двигаться в этом лабиринте становилось все опаснее – того и гляди на голову могла рухнуть гора песка, перемешанного со всяким хламом.

Как уходящая от берега волна оставляет за собой часть того, что успела прихватить на суше, так и извергнутая из недр земли порода, оседая, обнажала до неузнаваемости разрушенные улицы, площади, ставшие похожими на заброшенные каменоломни, вырванные с корнем деревья, трупы людей и животных. Даже далекому от архитектуры человеку было ясно, что если уцелевшие жители Сан-Хуан-де-Артеза пожелают восстановить свой город, это придется делать в другом месте.

Проход, проложенный сквозь оживший камень загадочным существом по имени Кеша, вывел Толгая и Цыпфа к лежащему на боку драндулету. Был он обильно припорошен мягкой пылью (той самой, что еще недавно наждаком обдирала кожу), кое-где помят и поцарапан, но серьезных повреждений не имел.

– Ты да я не поднять, – сказал Толгай, критически осматривая свой многострадальный экипаж. – Народ звать надо.

За сохранившиеся у Смыкова реалы удалось нанять десяток смельчаков (не кастильцев, истово молившихся у временных алтарей, а торговых ребят из Отчины), с помощью которых драндулет был поставлен на колеса. Полчаса ушло на то, чтобы раскочегарить потухший газогенератор, и еще столько же, чтобы запустить двигатель (Цыпфу явно не хватало сноровки Зяблика).

Это была хоть маленькая, но победа. Что бы, спрашивается, они делали без машины в кастильской глухомани, почти у самой гиблодырской границы, да еще с бесчувственным Зябликом на руках?

К этому времени споры о предстоящем маршруте уже были завершены. Все другие варианты, кроме Эдема, отпали. Спасти Зяблика могло либо чудо, либо волшебное снадобье, след которого тянулся через Трехградье или Гиблую Дыру к Нейтральной зоне, за которой, по слухам, и находился легендарный Эдем. Именно из тех краев когда-то прибыл в Сан-Хуан-де-Артеза ныне покойный Гильермо Кривые Кости.

(Чтобы установить этот факт, равно как и многое другое, Смыков провел скрупулезное, хотя и молниеносное расследование. Его профессиональное умение влезать в наивные души кастильцев на сей раз было подкреплено обильными денежными подачками, а в отдельных случаях и угрозой пистолета. Особенно полезным стал для следствия бывший иезуитский шпик, а ныне городской нотариус, у которого со Смыковым оказалось немало общих знакомых.)

Вызывало удивление, каким способом калека, да еще владевший испанским языком (это обстоятельство сам Гильермо объяснял тяжелой черепно-мозговой травмой), сумел за очень короткий срок подмять под себя не только местных торгашей, но и местных бандитов. За ним явно кто-то стоял – не то подполье инквизиции, не то аггелы.

Судя по всему, волшебное снадобье водилось у Гильермо и раньше. За время его пребывания в городе имело место пять или шесть случаев чудесного выздоровления тяжелобольных или смертельно раненных. Всегда это были очень богатые, весьма влиятельные горожане. Последний такой эпизод – спасение дочки команданта тюрьмы, умиравшей от гнойного перитонита – был особенно примечателен. По времени он почти совмещался с дерзким побегом из тюремного подземелья нескольких аггелов, самым загадочным образом раздобывших и подпилки, и оружие, и дубликаты всех ключей. Конечно, это могло оказаться чисто случайным совпадением. Но Смыков в такие случайности давно не верил.

Будучи по натуре человеком хитрым и скрытным, Гильермо иногда – по пьяному делу, конечно, – все же распускал язык. Однажды, например, он сболтнул (застольная беседа касалась небесного воинства), что имел несчастье воочию узреть того самого херувима, которого Господь отрядил на охрану райских рубежей. Никакой это, дескать, не ангел с крыльями и огненным мечом, а нечто предельно ужасное, что даже приблизительно нельзя описать на человеческом языке. Существо это способно опрокидывать небеса, рушить горы и выворачивать наизнанку горизонты. Если оно вдруг разбушуется, всех оказавшихся поблизости ожидает страшная участь. Все беды в жизни Гильермо проистекали как раз из-за этой злосчастной встречи.

Конечно, весьма подозрительным выглядело то обстоятельство, что вполне обеспеченный (хоть и прикидывающийся нищим) человек предложил чудесное лекарство первым встречным. Вряд ли причиной этому были только деньги Смыкова. Здесь ощущалась какая-то игра: не то очередной ход аггелов, не то вмешательство каких-то других, совершенно новых сил.

Как ни странно, но у версии об Эдеме был еще один сторонник, ныне отсутствующий, – Артем. Что, спрашивается, могли означать его последние слова? В каком конкретно месте он назначил встречу? В Отчине? Вряд ли. Ведь за день до этого он вполне аргументированно доказал бесперспективность возвращения туда. Где-нибудь в Кастилии? Но тогда он скорее всего сказал бы: «Ждите меня здесь». Анализ его последней беседы с Цыпфом показал, что Эдем всерьез интересует этого загадочного человека.

Дорога предстояла сверхтрудная, и это понимали все, кроме, пожалуй, одного Толгая, который с одинаковой охотой мог податься и в мало кому известный Эдем, и в страшное Баламутье. Верка не постеснялась высказать свои сомнения:

– А успеем мы? Суток трое-четверо Зяблик еще продержится, а потом не знаю…

– Если будем вино в каждой придорожной таверне распивать, точно не успеем, – ответил Смыков. – Без остановок гнать придется.

– Ну ладно, доберемся мы туда, – кивнула Верка. – А где это снадобье треклятое искать? Не в аптеке же им торгуют. Как хоть эта Божья травка должна выглядеть?

– Это, Вера Ивановна, пусть вас не волнует, – сказал Смыков многозначительно. – Не забивайте голову лишними проблемами. На месте разберемся. Барьеры берут тогда, когда к ним приближаются.

Присказка принадлежала Зяблику и всегда вызывала неодобрение предусмотрительного и расчетливого Смыкова. То, что он сейчас воспользовался ею, могло означать лишь одно – в этой экспедиции надеяться можно было только на авось.

Не успел драндулет, в котором плотно расположилась вся ватага (вольготнее всех, конечно, устроился Зяблик – голова на коленях у Лилечки, ноги – на попечении Верки), отъехать от разрушенного города и на пару километров, как из-за придорожного камня вынырнула фигура в черном колпаке. Такая возможность была предусмотрена заранее – Толгай сразу увеличил скорость, Цыпф приготовил к бою гранату, а Смыков поймал аггела на мушку.

Однако тот вскинул над головой обе руки, демонстрируя мирные намерения. Местность вокруг была не то что ровная, а даже чуть загибалась слева и справа к горизонту, что делало засаду маловероятной. Внимательно оглянувшись по сторонам, Смыков сказал Толгаю:

– Притормозите-ка… Гражданин Ламех, кажется, намерен нам что-то сообщить.

– Не верьте ему, кореша, – промычал с заднего сиденья Зяблик. – Покупать он вас будет. По самой дешевой цене…

Не доезжая метров десяти до аггела, драндулет остановился. Толгай положил руку на рукоять реверса, готовый в любой момент дать задний ход. Уточнив прицел, Смыков крикнул:

– Эй, что надо?

– Разговор есть, – дружелюбно ответил аггел, и в самом деле оказавшийся Ламехом.

– Я слушаю.

– Сначала пушки уберите.

– Это уж, братец вы мой, позвольте нам решать.

– Тогда разговора не будет, – сейчас он вел себя совсем иначе: не как жрец жестокого Бога, а как нахрапистый и неунывающий урка.

– А мы и не напрашиваемся.

– Как хотите, – Ламех отступил к камню, за которым скрывался до этого. – Думал, вы своего дружка спасти хотите…

– А вы нам, никак, помощь предлагаете? – Пистолет в руке Смыкова вел себя, как живое существо, реагирующее на малейшее движение цели.

– Почему бы и нет. Помогло ему это? – Ламех вытащил из-за пазухи подвешенный на шнурке бархатный кисет, в точности такой же, какой был у Гильермо.