Клинки максаров - Чадович Николай Трофимович - Страница 28

Оказывается, все то время, что мы были вместе, он, как рентгеном, просвечивал меня, подумал Артем. Ничего себе положеньице! А я-то, дурак, еще хотел обвести его вокруг пальца.

– То был мой родной мир, – сказал он. – Желтый диск – это тот же самый косматый огненный шар, только на этот раз ты видел его из глубины воздушного пространства, окружающего твердь. Небесный огонь дает нам свет и тепло. Одно из главных отличий наших миров как раз в том и состоит, что звезды и светила никогда не появляются на вашем небосводе.

Подбирая понятные для Адракса слова, Артем как мог рассказал ему о строении известной человеку части Вселенной; о загадочном моменте Большого Взрыва, когда из ничего родились пространство, время и материя; о неподдающейся измерению, но тем не менее конечной космической пустоте, по которой в недоступном для человеческого понятия порядке разбросана серебряная звездная пыль; о бело-зелено-голубой планете Земля, такой крошечной в сравнении с непоколебимым и вечным мирозданием и такой беспредельно огромной для человека; о ледяных шапках полюсов; об океане, грозном, тяжело ворочающемся на своем жестком каменном ложе; о теплых и холодных течениях; о пассатах и муссонах; об извечном пути Солнца по небесной сфере; об утренних и вечерних зорях; о затмениях и приливах; о смене времен года; о календарях и хронометрах. Еще он рассказал о бесчисленных параллельных мирах, некогда родившихся близнецами, но впоследствии утративших всякое сходство между собой; о непроницаемых, хотя и невидимых стенах, разделяющих их; и о существующих в этих стенах щелях, на поиски которых не жалко потратить всю человеческую жизнь. И наконец, он поведал Адраксу о Тропе, странном мире, развернутом поперек всех остальных и вырывающем по частичке из каждого.

– Эти обособившиеся частички разных миров можно сравнить с бусинками, нанизанными на общую нить. – Рассказ Артема подошел к концу. – Но по воле случая бусинки здесь подобрались самые разные. Рядом с жемчужиной оказалась деревяшка, а рядом с золотым слитком – кусочек угля. Представь себе ожерелье, в котором без всякого порядка перемежаются медь и стекло, железо и магний, пропитанная кислотой губка и семечко неизвестного растения. Несомненно, что каждый такой осколок мира влияет на соседние. Страна Лета регулярно испепеляет Страну Забвения, но Страна Черепах всякий раз снова возрождает там жизнь. Ночь не может наступить в Стране Максаров, если в соседних странах царит день. Оттого-то во всех мирах Тропы такая путаница со сменой света и тьмы. Синяя ночь, Черная ночь Желтая ночь…

– Я понял тебя, – прервал его Адракс. – Рассказ твой весьма занятен, хотя мне доводилось слышать и куда более замысловатые истории. Проведя большую часть жизни в скитаниях, я и сам нередко поражался разнообразию стран, которые мне случилось посетить или удалось обойти стороной. В некоторых из них человек от первого же глотка воздуха синеет и теряет сознание. В других на тебя наваливается какая-то незримая тяжесть, не позволяющая сделать даже шага. Третьи населены мерцающими существами, такими же бесплотными, как этот луч света. Поэтому, исходя из собственного опыта, я могу принять твою версию мира Тропы. Но, опять же из собственного опыта, заключаю, что она слишком проста и красива, чтобы быть верной. Неужели ты считаешь, что нам дано понять высший замысел творца, кем бы он ни был на самом деле – сверхъестественным существом, мировым разумом или слепой природой? Истина похожа на мираж, который порождает раскаленная пустыня. За ней можно идти вечно и при этом никогда не настичь. Я могу представить себе ожерелье из осколков разных миров, а ты представь себе лягушку, сидящую на болотной кочке, – лягушку, наделенную разумом. Несомненно, она составит себе некое представление об этой кочке и в меньшей степени обо всем болоте. Но вот ветер развеял туман и взгляду лягушки предстали далекие горы, леса и пустыни. Лягушке не добраться до тех мест, и она строит свои предположения на уровне доступных понятий. Горы кажутся ей большими кочками, лес – разновидностью осоки, пустыня – засохшим илом. И пока она не взберется на вершину горы, пока не познакомится со всеми растениями и животными, населяющими леса, пока не пересечет пустыню от края до края, ей не удастся познать окружающий мир. О чем мы с тобой можем судить – о дюжине кочек, которые сумели облазить, о пламени костра, в котором едва не сгорели, о разных зверушках, встретившихся на нашем пути, о россказнях других умных лягушек, побывавших когда-то чуть дальше нас?

– По-твоему, мир непознаваем?

– И об этом я не могу судить. Мир неизмеримо сложнее, чем мы себе представляем. Чем больше ты о нем узнаешь, тем больше появляется новых загадок. Максары давно поняли это и не стремятся овладевать новыми знаниями.

– Зато стремятся овладеть новыми странами и новыми рабами.

– Это не так. Новые страны нам не нужны. Просто мы не позволяем соседним народам стать сильнее нас. А наши слуги – вовсе не рабы. Большинство из них явились сюда добровольно, предлагая свои тела и души. Мрызлы, к примеру, намного совершенней тех существ, из которых когда-то были сделаны. Их уже не заставить вернуться в прежнее состояние. Но мы с тобой уклонились от темы разговора. Ты спросил меня, как устроен этот мир. Та лягушка, о которой я говорил, несомненно, объяснила бы тебе все подробно. Что-нибудь такое о сверхлягушке, слепившей мир из своих испражнений. А я человек и не хочу множить чужие заблуждения.

– Пусть будет так. Тогда попытайся ответить мне на следующий вопрос: всегда ли ваша страна была такой, как сейчас? Я не имею в виду отсутствие на небе светила, полный беспорядок в смене дня и ночи, ну и всякое такое…

– Дались тебе эти светила… Максары не ведут летописей подобно другим народам. Но с тех пор как мы осознали себя хозяевами этой страны, на небе ничего не изменилось. А это весьма долгий срок.

– А вот люди Страны Забвений помнят совсем другую жизнь. Не прошло и десяти поколений с тех пор, как какая-то катастрофа сократила их мир во много раз и спутала все небесные явления.

– Да, такое случается. Иногда две ранее соседствующих страны как бы раздвигаются и между ними возникает третья, невесть откуда взявшаяся. Бывает так, что она разъединяет их навсегда.

– Думаю, это означает, что Тропа продолжает расти, втягивая в себя все новые миры.

– Думай себе на здоровье.

– Тебе не доводилось слышать что-нибудь об Изначальном мире, мире-прообразе? Все остальные миры являются лишь его порчеными копиями.

– Самый лучший мир тот, в котором живут максары. Можешь считать его изначальным, – усмехнулся Адракс.

– Ничего мрачнее и скучнее вашего мира я еще не видел. Даже Страна Черепах выглядит куда более привлекательней.

– У нас разные понятия о красоте. Все то, что тебе кажется красивым, а на самом деле только мешает нападать и обороняться, давным-давно уничтожено. Войны смели и испепелили все нецелесообразное.

– Во время путешествия через Страну Черепах я обратил внимание на одно странное явление, – продолжал Артем. – За очень короткий срок твоя внучка повзрослела, а я как будто постарел. Тебе не приходилось сталкиваться с чем-нибудь похожим?

– Максары постоянно обновляют свой организм, так что подобные вещи нас мало интересуют. Но разговоры такие я слыхал. Уж не помню, в какой стране и от кого. Возможно, это одна из причин, заставляющая людей сидеть на одном месте. В чужой стране можно заболеть неведомой болезнью, отравиться водой или воздухом, заживо изжариться или обратиться в ледяную статую. Но, наверное, хуже всего – внезапно одряхлеть, превратиться в живую развалину. Для юноши в расцвете лет лучше умереть, чем оказаться в обветшалом, немощном теле. Но случается и другое. Пройдя немало миров, смелый путник возвращается домой ничуть не изменившимся внешне, хотя все его ровесники уже давно сошли в могилу. Честно говоря, я не задумывался над причинами такого явления.

– Для идущего по Тропе от мира к миру существует только один верный путь. И на этом пути старость ему не грозит. Так было сказано теми, кто послал меня сюда. Значит, я до сих пор шел неверным путем.