Клинки максаров - Чадович Николай Трофимович - Страница 22

Еще раз глянув по сторонам, Артем двинулся в обратный путь. Углубившись в размышления, он не обратил внимания на то, что зной спал, а вокруг быстро темнеет. Небо над кромкой леса еще оставалось ослепительно голубым, а из-за каменной стены уже наползало одетое в фиолетово-серые лохмотья ненастье. Забарабанили редкие крупные капли. Артем прибавил шагу. Дождь то усиливался, то ослабевал, как будто кто-то неумело регулировал краны небесного душа, и вдруг полил как из ведра. Догоняя Артема по дну рва, хлынул бушующий поток. Мимо проплыло бревно, похожее на дохлого осетра. Река, возникшая как по мановению волшебной палочки, набирала силу.

Внезапно с горных карнизов обвалом рухнули массы воды. Река взревела, как слон-самец, прищемивший интимное место. Накатившаяся волна сбила Артема с ног и поволокла вслед за собой.

Воды он не боялся – ни глубокой, ни мелкой, ни тихой, ни бурной, но сейчас, когда все его мысли были заняты судьбой Надежды, едва не захлебнулся. К счастью, дождь кончился так же внезапно, как и начался. Река, быстро мелея, протащила Артема еще с сотню метров и, иссякнув, оставила лежать на мокрой гальке.

Растерянно озираясь, он вскочил. Такое развитие событий никак не входило в его планы. Только теперь он окончательно осознал, как дорога ему Надежда и как неотвратимы бывают удары судьбы. Надрываясь, Артем закричал:

– Эй! Эй! Где вы?

Поднимая фонтаны брызг и соскальзывая, он побежал вперед, заглядывая во все встречные промоины.

Вот-вот ожидая наткнуться на посиневшее, бездыханное тело Надежды, прибившееся к какому-нибудь валуну, он был несказанно, почти обморочно поражен, увидев ее живой и здоровой, бодро шагающей навстречу ему в сопровождении Калеки.

– А ты знаешь, – сказала она, лизнув Артема в щеку, – Калека мне жизнь спас. Чуть только начался дождь, он взвалил меня себе на плечо и, словно бешеный, кинулся на скалу. Как он туда забрался, до сих пор не могу понять. – Она указала на каменный выступ, расположенный чуть повыше отметки, оставленной на стене волнами разбушевавшейся реки.

– Ну спасибо! – Артем в порыве благодарности попытался обнять Калеку, но после нескольких безуспешных попыток ограничился тем, что похлопал его по плечу. – Молодец! Век тебя не забуду!

Кто объяснит, почему так сладострастна и неутомима любовь в обстоятельствах, совершенно к любви не располагающих, – любовь с оглядкой, любовь в двух шагах от опасности, любовь с горчинкой смерти? Что это: способ отрешиться от жесткой реальности и хотя бы на краткий миг забыться, растворившись в любимом существе, или истинктивная попытка смертника дать начало новой жизни, продлив через нее свое существование на этом свете? Жизнь, любовь и вино по-настоящему начинаешь ценить лишь тогда, когда всего этого остается на донышке. Забыв о голоде и угрозе нового наводнения, они целовались на виду у злобно затаившегося леса, среди бесплодного камня и мертвых костей. Они то ласкали, то терзали друг друга – и ласки эти доставляли им сладкую боль, а муки – острое, волнующее наслаждение. Артем сам поражался – откуда только у него берутся силы? Наверное, неистовая энергия, всегда овладевавшая Надеждой в такие минуты, передавалась и ему. Страсть несовместима с рассудком, но какой-то незамутненной частицей разума в краткие моменты передышки он сознавал – что-то здесь неладно, люди не могут любить, так могут любить только дикие кошки, в порыве нежности буквально грызущие друг друга, да еще демонические существа – инкубы и саккубы, спаривающиеся с людьми ради торжества дьявола.

А Надежда действительно была похожа на маленького демона. Кости Артема хрустели в ее объятиях, а поцелуи жгли, как раскаленные угли. Она то валялась у него в ногах, то вскакивала на него верхом. Она могла быть шелком и железом, отравой и сахаром. Совсем недавно став женщиной, она, казалось, знала о любви все на свете.

Она сжигала себя и заставляла гореть возлюбленного. Добром все это кончиться не могло.

Однако последняя черепашка, справедливо разделенная на три части, заставила их опомниться.

– Надо идти, – тупо сказал Калека, глядя в сторону леса. – Туда идти.

– Как идти, скажи, пожалуйста? – Артем машинально глянул на свою только что начавшую заживать ладонь. – На голове, на руках?

– Не знаю как, знаю, что надо…

– Это я и без тебя знаю. – Артем задумался. – Если лес предназначен для того, чтобы убивать или отпугивать всех, идущих через него со стороны гор, он не должен быть чересчур широким. Что за смысл строить забор высотой до неба или рыть бездонный ров?

– Какая разница? – вступила в разговор Надежда. – Пусть он будет шириной не в тысячу, а всего в сто шагов, разве нам от этого легче? Ведь по нему и шага не ступишь.

– Шага не ступишь, а плыть можно, – загадочно заметил Артем. – Есть у меня одна мысль.

План его, родившийся, кстати сказать, всего минуту назад, выглядел примерно так. Лес опасен травой, зверями, птицами, ручьями и, возможно, деревьями. Если из камней соорудить высокую и надежную плотину, река повернет в сторону леса. Трава скроется под водой, зверям придется заняться собственным спасением, а от ручьев останутся одни воспоминания. Что касается птиц, то в сильный дождь они вряд ли смогут подняться в воздух. Отправившись в путь на заранее приготовленном плоту, можно добраться до безопасного места. А в случае неудачи всегда вернуться назад – тех, кто идет в сторону гор, лес не трогает. Будем и дальше загорать на камушках.

Поскольку другого плана все равно не было, а предугадать приближение дождя не могла даже Надежда, они незамедлительно принялись за сооружение плотины. Поначалу, пока камни не приходилось таскать издалека, работа шла довольно споро. Но по мере того, как плотина росла в высоту, а по обе стороны от нее все шире обнажалось песчаное дно, темпы строительства падали. Тем не менее к тому времени, когда Артем подал команду на отдых, каменный вал поднялся на высоту человеческого роста.

В этом узком пространстве, зажатом между скалой и лесом, как и почти во всех мирах Тропы, со сменой дня и ночи творилась полная неразбериха. За все время их пребывания здесь настоящая темнота не наступала ни разу. Трижды с неравными промежутками голубое небо гасло, приобретая фиолетовый цвет, и тогда воздух становился свежее, а камни прохладнее. Артем по давней привычке считал за ночь время сна, а за день – время бодрствования.

На следующий «день», позавтракав несколькими горстями воды, он при помощи Надежды приступил к сооружению плота, а Калека, энергия которого наконец нашла применение, принялся с остервенением таскать к плотине камни. На плот ушли три самых длинных древесных ствола и вся веревка, с помощью которой они спустились на равнину. Для того чтобы отталкиваться от встречных деревьев, были заготовлены прочные шесты. До наступления «ночи» плотина выросла еще на метр и слегка углубилась на территорию леса – ни птицы, ни звери не реагировали на падающие в траву камни.

Еще пять дней работы, и мы протянем ноги от голода и переутомления, подумал Артем, лежа на песке у самого подножия плотины. Наверное, еще ни один человек на Земле, за исключением фараонов, не возводил себе надгробный памятник с таким усердием. Если через пять дней не пойдет дождь, все наши усилия окажутся напрасными.

Однако непогода разразилась уже на третий день.

Артем крепко спал, когда первая увесистая капля дождя щелкнула его по лбу. Вторая залепила правый (едва успевший открыться) глаз, а уж затем с неба хлынуло, как из тысячи пожарных брандспойтов.

– Скорее! – заорал он, вскакивая. – Скорее тащите плот наверх!

Вдвоем с Калекой они втащили свое утлое плавсредство на гребень плотины. Надежда, быстро собрав скудные пожитки, последовала за ними.

Низко над их головами неслись тучи, похожие на табуны диких серовато-лиловых коней. Скалы и лес исчезли за пеленой шумно падающего дождя. Вода, наткнувшись на преграду, быстро прибывала и уже подтапливала газон.