Клинки максаров - Чадович Николай Трофимович - Страница 20

– Я же видела его путь задом наперед. От конца к началу. То есть вместо подъема я ощутила спуск. Это было как полет – плавный, стремительный и очень недолгий.

– Выходит, он вверх летел? – Артем обошел вокруг Калеки, словно ожидая обнаружить за его плечами крылья.

– Выходит… Я и сама тогда этому удивилась.

– Давай сбросим его вниз и посмотрим, куда он полетит, – мрачно пошутил Артем и, ногой столкнув увесистый булыжник, наклонился над пропастью.

Камню полагалось долго лететь вниз, отскакивая от скальных выступов и увлекая за собой другие такие же камни, чтобы в конце концов без звука кануть в этой беспредельной глубине. Однако все произошло совсем по-другому: камень, стремительно уменьшаясь, понесся с такой скоростью, словно был выброшен из катапульты, и уже через две-три секунды раздался звонкий удар, возвещающий о его встрече с горизонтальной поверхностью.

– Не понял! – вырвалось у озадаченного Артема, и он повторил свой эксперимент, закончившийся точно таким же результатом.

С минуту он подобно Калеке пребывал в полной растерянности, хотя в отличие от того был похож не на подло обманутого кота, а скорее на убежденного солнцепоклонника, увидевшего в подзорную трубу пятна на предмете своего обожания. Артему, немало побродившему по разным мирам, не привыкать было ко всяким чудесам, но здесь он столкнулся с совершенно необъяснимым явлением.

Он лег на край обрыва, свесил вниз руку и долго рассматривал пальцы. Затем, отобрав у своих спутников все, что хоть отдаленно напоминало веревку, Артем рыбацкими узлами соединил эти предметы между собой. Тщательно испытав импровизированный канат на прочность, он привязал к нему свой заплечный мешок.

– Что ты задумал? – встревожилась Надежда.

– Хочу выяснить, какое из чувств обманывает меня, слух или зрение, – сказал Артем, медленно опуская мешок в пропасть.

Уже на третьем метре спуска мешок стал величиной с горошину, а большая часть каната вообще исчезла из вида. Еще через несколько метров натяжение каната ослабло, и мешок – черное маковое зернышко на фоне серого камня – лег почти посреди карниза, действительная ширина которого, судя по всему, позволяла разминуться двум пароконным повозкам. В голове Артема стало понемногу проясняться.

– Это не более чем иллюзия, – сказал он. – Все расстояния здесь искажены. Вон до того уступа всего три моих роста, а кажется, что он в тысячу раз дальше.

– Брр. – Надежда заглянула вниз. – Голова кружится.

– Держи крепче. – Артем протянул свободный конец веревки Калеке. – Я спущусь первым. Потом она. – Как бы невзначай, он ласково провел рукой по щеке Надежды. – Тебе самому придется прыгать, потому что веревка еще может нам пригодиться. Ничего не бойся. Здесь совсем невысоко. А я постараюсь тебя подхватить.

Не ввязываясь в бесполезную дискуссию, которую уже собиралась начать Надежда, он заскользил по веревке вниз, время от времени отталкиваясь ногами от шершавой поверхности скалы. Опустившись рядом со своим мешком на карниз (действительно весьма просторный), Артем услышал наверху сдавленный крик и, подняв голову, увидел над собой бледные лица Надежды и Калеки.

– Ну что, убедились? – гордо спросил он. – Делов-то всего раз плюнуть!

– Ты такой крошечный, такой крошечный… – всхлипывала Надежда. – Ну почти как клоп. Я тебя едва вижу.

– Зато я вас вижу прекрасно. Спускайся ко мне. Только старайся не смотреть вниз.

Через несколько минут Надежда оказалась в его объятиях, а вслед за ней, поджимая больную ногу, на карниз приземлился Калека. Как и предполагал Артем, с ним все обошлось благополучно – прыжок с пяти метров нельзя считать серьезным испытанием для воина.

Равнина приблизилась, но ненамного – сплошная полоса леса распалась на отдельные деревья, каждое из которых было величиной со спичечную головку, блестящие ниточки рек превратились в блестящие ленточки, горизонт приблизился и утонул в дрожащем мареве.

Метра на четыре ниже уступа, на котором они стояли (Артем тщательно проверил это с помощью своей веревки), находился другой, точно такой же уступ, сейчас отброшенный загадочной фата-морганой в неимоверную даль, а за ним скорее угадывался, чем виднелся, еще один.

Перебираясь с помощью веревки с карниза на карниз, они без особых приключений достигли подошвы каменной стены, которая снизу казалась до смешного низкой. Мираж давал о себе знать только в одном направлении – с гор на равнину.

От ближайших деревьев их отделял широкий, но неглубокий ров, дно которого устилали галька и крупный песок. Отсюда люди могли видеть только зеленый частокол лесной опушки да жаркую голубизну неба над ним. Калека и Надежда с нетерпением рвались под тенистый полог леса, но Артем, авторитет которого заметно вырос после успешного спуска, настоял на том, чтобы они сначала отдохнули и перекусили.

В углублениях среди россыпей гальки хватало чистой и холодной воды – похоже, совсем недавно здесь прокатился горный поток.

Закончив трапезу, Калека собрался было вытряхнуть из своего мешка оставшихся черепашек, однако Артем категорически воспротивился этому.

Лишней еды не бывает, объяснил он. Неизвестно еще, съедобны ли эти, столь привлекательные на вид плоды. Кроме того, так опротивевшие нам черепашки здесь могут оказаться деликатесом.

Какое-то необъяснимое предчувствие беспокоило Артема. Его почему-то совсем не тянуло в тень деревьев, хотя он даже не мог вспомнить, когда в последний раз бывал в настоящем лесу. Понаслышке да и по собственному опыту он знал, что среди бесчисленных миров Тропы нет ни единого, хотя бы отдаленно напоминающего райский сад. В пышной зелени могли таиться ядовитые змеи, в цветах – насекомые-кровососы, а в самых восхитительных на вид озерах – болезнетворные бактерии. Однако ни Надежда, способность которой предчувствовать беду не вызывала сомнений, ни Калека, уже побывавший однажды в этих краях, не выказывали никаких признаков тревоги, что отчасти успокаивало Артема. Впрочем, вступая в новую страну, он всякий раз чувствовал себя не совсем уверенно.

Собрав свои пожитки, они в обычном походном порядке двинулись к лесу – впереди припадающий на левую ногу Калека, чуть поодаль Артем, крепко сжимающий в своей руке ладошку Надежды. От деревьев уже тянуло дурманящим ароматом сочных плодов и разогретой смолой. Усыпанное галькой пространство обрывалось ровной, как по линейке проведенной чертой, за которой начинался густой и на первый взгляд упругий газон. Из него почти на равном расстоянии друг от друга торчали головки бледно-голубых цветов, как будто высаженных квадратно-гнездовым способом.

Похоже на английский парк, подумал Артем. Совсем недавно травку подстригали.

Деревья были как деревья – стволы, ветви, пушистая крона (что-то среднее между листвой и хвоей). Птицы как птицы – крылья, клюв, яркое оперение (что-то среднее между убором павлина и пухом гагары). Мелькнувший в глубине леса олень был неким усредненным оленем, помесью лани, лося и марала. Голубенькие цветочки с одинаковым успехом могли произрастать и в тундре, и в тропиках, и в горшках на подоконнике.

У черты, разделяющей траву и камень, Калека ненадолго задержался, и на зеленый газон все трое вступили почти одновременно. В следующую секунду раздался монолитный крик: Калека рявкнул, распоров о траву босые ступни; Надежда взвизгнула, ошпарив руку соком сорванного цветка; Артем застонал, оставив кожу ладони на скорлупе приглянувшегося ему ореха. Крик этот как бы послужил сигналом к всеобщей атаке; с деревьев сорвалась стая птиц, принявшихся беспощадно долбить путников клювами, острыми и твердыми, как долото; из лесной чащи со свирепым ревом ринулись олени, жадно разевая клыкастые, совсем не оленьи пасти; вода в ближайшем ручье забурлила, заполнив все вокруг едким паром и удушливым запахом кипящего олеума.

Спасло всех троих только то, что они не успели сделать по траве и нескольких шагов. Едва лишь полуослепшие и полузадохнувшиеся путники вновь оказались на теплом, отшлифованном быстрой водой галечнике, вспышка агрессии, потрясшая лес и его обитателей, мгновенно прекратилась.