Ищейка - Чадович Николай Трофимович - Страница 6

– Да, Кульков, твоя позиция проясняется. Выходит, ошибся я в тебе. Иди… Иди и подумай на досуге над своей политической близорукостью.

Пятница считалась в отделе тяжелым днем, потому что всегда начиналась с совещания, на котором обязаны были присутствовать все сотрудники за исключением больных, отпускников и командированных. Впрочем, мероприятие это, нередко затягивающееся на час, а то и на два, совещанием можно было назвать только с большой натяжкой. Никто здесь ни о чем не совещался. Те, кто восседал в президиуме, должны были говорить, указывать, учить и требовать, а те, кто размещался в зале, должны были слушать, мотать на ус и помалкивать. Сценарий этих сборищ был всегда незамысловат и однотипен: сначала втыки и распекания, потом вздрючка и накачка, а в конце голословные призывы работать лучше. Девяносто процентов всего сказанного являлось ничем иным, как бессмысленным сотрясением воздуха. Если что-то кому-то и влетало в ухо, то немедленно вылетало через другое.

Начальник был занят какими-то неотложными делами и совещание открыл заместитель. Он долго и скрупулезно проводил по списку перекличку, безжалостно распекал старших служб, «не обеспечивших явку», требовал от них письменные объяснения, грозил взысканием, судом чести и задержкой очередного звания – то есть вел себя, как обычно. Затем речь пошла о дисциплине, соблюдении формы одежды и отдании чести. Из слов заместителя можно было сделать вывод, что достаточно не забывать вовремя приветствовать старших, а также равных по званию, до блеска чистить ботинки, наглаживать стрелки на брюках, никогда не носить пестрых носков, а только синие – и преступники, испугавшись столь бравых стражей порядка, разбегутся сами по себе.

Аудитория, занятая своими делами, сдержанно гудела. Участковые, положив на колени планшеты, строчили рапорта и отказные материалы. Инспектор БХСС перелистывал толстую пачку актов документальной ревизии. Сыщики сообща колдовали что-то над свежими дактилоскопическими картами. В задних рядах хихикали и шуршали газетами. Особенно независимо вели себя следователи, милицейская интеллигенция, люди, в юридических науках подкованные и в суждениях смелые.

– Вы прекратите или нет?! – взорвался, наконец, заместитель. – Олиференко, вы почему Плаксина отвлекаете?

– Да это он меня сам отвлекает, – спокойно и даже с некоторой ленцой ответил следователь Олиференко, крупный, красивый мужчина, большой любитель быстрой езды, охоты и женщин. – Вытащил, понимаете, две рублевые бумажки и доказывает, что одна короче другой на целый сантиметр. Может такое быть или нет, как вы думаете?

– Вы мне эти шуточки бросьте! В детство впали от безделья! За год ни одного преступления следственным путем не раскрыли! И на занятия по строевой подготовке не ходите! Вот отсюда все и начинается! Рыба с головы гниет!

– Вы это верно подметили, товарищ майор, – по-прежнему невозмутимо произнес Олиференко. – Но ведь рубль-то на самом деле короче.

Неизвестно, чем бы закончился столь конструктивный обмен мнениями, если бы его не прервало появление начальника. Все сразу присмирели, в том числе и заместитель. В присутствии начальника никто не отваживался шуметь, пререкаться, а особенно – шутить. Это было тем более странно, что начальник юмор понимал, ценил, да и сам нередко любил пошутить. Правда, от шуток этих кое-кого пробирал мороз по коже.

– Только что из деревни Котлы позвонила заведующая магазином, – будничным тоном сказал начальник. – На входных дверях следы взлома, навесной замок отсутствует. Туда поедет начальник уголовного розыска, кто-нибудь из следствия, участковый и… – взгляд его медленно скользил по лицам присутствующих, – и Кульков. На этом, товарищи, будем заканчивать. Вопросы есть?

– Есть! – Встал со своего места Дирижабль. – Старый туалет значит, сломали. Говорят, санстанция велела. Ладно, не возражаю. А что вместо него построили? Скворешник какой-то! Разве нормальный человек в нем поместится? Требую с этим вопросом разобраться.

Еще не выехав из города, водитель предупредил пассажиров, что ни первый класс, ни двадцатилетний опыт работы, ни наличие у автомобиля двух ведущих осей, не могут превратить человека в бога, а посему доставить их сегодня в эти самые чертовы Котлы он не обещает. Любой, только что севший за руль молокосос знает, что дорога туда состоит из двух участков, весьма различных как по протяженности, так и по степени проходимости. Первый участок – двадцать километров накатистой, недавно проложенной бетонки, особых сомнений не вызывает. Зато относительно второго – сравнительно короткого, но совершенно разбитого, утонувшего в болотах проселка, никаких гарантий существовать не может. В такую погоду его отваживались штурмовать только хлебовозки да изредка – «скорая помощь», но их у съезда с бетонки обычно встречает гусеничный трактор с буксировочным тросом. Если председатель колхоза догадается нам навстречу ЧТЗ послать, тогда другое дело, тогда прорвемся.

Однако возле синего эмалевого указателя «д. Котлы 5 км» их никто не ожидал. Проклиная все на свете, а в особенности свою судьбу, местные власти и всю их родню по материнской линии вплоть до прабабушек, господа бога, его апостолов, существующий социальный строй, ротозея-сторожа, дуру-завмага и неизвестных преступников, которых живьем в землю вбить и то мало, водитель включил ведущий передок и на первой передаче пустился в долгое и небезопасное путешествие по зыбкой извилистой дороге, все ямы, кочки и колеи на которой в данный момент были скрыты под полуметровым слоем густой черной жижи.

Поскольку в современном литературном языке (в отличие от народного) отсутствуют эпитеты, достойные живописать столь дерзкое предприятие, ограничимся простой констатацией факта – не прошло и часа, как газик, вздымая фонтаны грязи и буксуя через каждые десять метров, достиг крайних деревенских домишек. Магазин – обычная, только обложенная кирпичом и зарешеченная изба – стоял слева от дороги, чуть на отшибе. Молчаливая толпа старух с корзинами, мешками и кошелками в руках окружали высокое крыльцо. Приземистая, широкая спереди и сзади заведующая, прикрывшись пестрым зонтиком, втолковывала что-то сторожу, небритому и заспанному инвалиду. Увидев подъезжающую милицейскую автомашину, она сложила зонтик и заплакала, натужно и некрасиво. Сторож засуетился, замахал руками, стал орать на толпу:

– Разойдись! Нечего здесь стоять, тетери глухие! Сказано вам, не будет сегодня торговли!

Старухи послушно отступили на несколько шагов и вновь застыли в прежних позах – молчаливые и скорбные, привычные к повиновению, к понуканию, к терпению.

– Что же ты, гвардеец, свинью мне такую подложил, да еще перед самыми праздниками? – спросил у сторожа участковый инспектор Скворчевский, спросил, впрочем, не особо строго: краж на своем веку он насмотрелся предостаточно, они были для него неизбежным злом, надоедливой рутиной, такой же как соседские свары, семейные скандалы, хищение кормов, буйное, упорное пьянство мужиков и тихое, но не менее упорное пьянство баб. – Признавайся, где был? Дрых, должно быть?

– Никак нет! – сторож вытянулся по стойке «смирно». – Бдительно нес службу!

– А это что? – участковый указал на распахнутую дверь магазина.

– Не могу знать!

– А ну дыхни…

– Гы-ы-ы…

– Все ясно. С тобой потом будем говорить.

Тем временем следователь Олиференко и начальник розыска Печенкин решали, что же делать – ждать эксперта из Управления или проводить осмотр места происшествия самостоятельно. В конце концов доводы Олиференко, сводившиеся к тому, что ни один уважающий себя эксперт не попрется в такую даль и по таким дорогам, чтобы зафиксировать кражу нескольких пачек сигарет и пары горстей окаменевшей карамели (как было известно заранее, ни спиртное, ни дефицитные промтовары в эту торговую точку давно не завозились) взяли верх и оперативная группа гурьбой направилась к магазину. На крыльце Печенкин обнаружил целую кучу вещественных доказательств – несколько свежих щепок, два кривых ржавых гвоздя и открытый замок с глубокими царапинами на дужке. Все это Печенкин приобщил к делу, а попросту говоря, спрятал в свой вместительный саквояж. В розыске он был человек новый и свою некомпетентность старался компенсировать неуемной энергией и истовым отношением к делу. Раньше Печенкин подвизался в Госпожарнадзоре, где показал себя работником исполнительным и усердным. Он в срок обследовал закрепленные объекты, ретиво штрафовал нерадивых хозяйственников, вовремя приостанавливал эксплуатацию неисправных отопительных приборов, создал фотовыставку «01 информирует» и организовал кружок юных пожарников. Кроме того, он всегда правильно выступал на собраниях и умел дружить с нужными людьми. Поэтому, когда встал вопрос об укреплении уголовного розыска (а люди там подобрались со странностями, формы носить не любили, в строевом отношении не дотягивали, речь свою засоряли блатными словечками, вечно запаздывали с принятием соцобязательств, дрыхли на политзанятиях и вообще много о себе понимали) лучшей кандидатуры, чем Печенкин, не нашлось.