Дисбат - Чадович Николай Трофимович - Страница 43

Лежать в обнимку с абсолютно голой девчонкой, пусть и худой, как щепка, пусть и не вызывавшей у него никаких других чувств, кроме дружеской приязни, было для Синякова не таким уж и легким испытанием. Кроме того, Дашке захотелось, чтобы перед сном он почесал ей спинку, а потом и все остальное.

– Но только посмейте какую-нибудь гадость себе позволить! – не преминула напомнить она.

– Кричать будешь? Соседей позовешь? – поинтересовался Синяков.

– Прокляну… – сонно пробормотала она и тут же отключилась, разомлев от тепла и невинных ласк.

А у Синякова не шел из головы Димка. Где он сейчас? И что делает, о чем думает, чем питается? Так с мыслями о сыне он и задремал…

…Проснулись они одновременно и уже в сумерках. Дашка по привычке стала ластиться к нему, но не как к мужчине, конечно, а как к подружке или, в крайнем случае, к старшему брату. На беду, Синякову перед самым пробуждением приснилось что-то эротическое, и как он ни отодвигался от Дашки, та вскоре напоролась своим нежным пупком на нечто такое, к братским ласкам отнюдь не располагающее.

Пронзительно взвизгнув, девчонка вылетела из постели и, за неимением другой мебели, взгромоздилась на подоконник, сразу став похожей на испуганную обезьянку.

– За что ты так мужчин ненавидишь? – хмуро поинтересовался Синяков.

– Я мужчин люблю, – ответила Дашка. – Я кобелей ненавижу.

– Ну тогда посиди на окне. С улицы тебя, наверное, хорошо видно. А я пока еще посплю. – Синяков отвернулся к стенке.

Дашка на своем насесте выдержала недолго. Замерзнув и расчихавшись, она вернулась в постель, привалилась к спине Синякова и стала тихонько дуть ему в ухо.

– Чего тебе? – недовольно буркнул он.

– Скучно.

– Тогда спой что-нибудь. Или спляши, – посоветовал Синяков. – К сожалению, ничего другого предложить не могу.

– Можете, – дурачась, она опять начала тормошить его. – Давайте снова туда прогуляемся.

– Куда – туда? – Глубокий и долгий сон все еще не выпускал Синякова из своих объятий.

– В иной мир. Мне там понравилось…

– А мне нет.

– Ну пожалуйста, – стала канючить она, – я же здесь от безделья одурею.

– Завтра утром у меня назначена встреча с твоим братцем. Я очень на нее надеюсь и поэтому не собираюсь рисковать.

– Послушайте меня. – Дашка стала водить холодным пальцем по его позвоночнику. – Может, Дарий что-то и разузнает. А как проверить, насколько его слова соответствуют действительности? Вот как раз этим мы попутно и займемся.

– Что-то я не совсем тебя понимаю.

– Сейчас объясню… А у вас вся спина гусиной кожей покрылась! Вот умора!

– Ты же холодная, как ледышка… Говори, не отвлекайся.

– Как вы представляете грань между этим миром и тем? – Большим пальцем правой руки она сделала жест, в Древнем Риме обозначавший смертный приговор.

– Никак, – честно признался Синяков. – Я вообще не уверен, что тот мир действительно существует. А что, если это всего лишь особая форма иллюзии, доступная только таким выродкам, как ты да я?

– Но ведь мы и так по уши в иллюзиях. Для чего мы любим? Для чего водку пьем? Курим? Да ради иллюзии… Но не в этом дело. Вот что мне недавно пришло в голову. Обычно между разными мирами существует четкая грань. Например, мир суши и мир моря. Рыбы живут в воде, звери на земле. Однако существует и что-то среднее. Болота, плавни, заливные луга… В болоте могут жить и рыбы, и звери. Я имею в виду бобров, ондатр, водяных крыс…

– Я понял, что ты хочешь сказать, – перебил ее Синяков. – По-твоему, между нашим миром и так называемой преисподней существует переходная зона, в которой с одинаковым успехом могут существовать и люди, и духи?

– Примерно… Но это еще не все. Есть такие твари, которые приспособились к жизни в обеих средах. Как их…

– Земноводные, – подсказал Синяков.

– Во-во! Крокодилы, жабы всякие… А вдруг есть способ превратить человека во что-то похожее? Чтобы он мог беспрепятственно путешествовать из нашего мира в нижний и обратно. Даже не знаю, как таких людей назвать… Потусторонниками, что ли? Или всепроходцами? Ну, в общем, вы меня поняли. И что самое интересное, этим людям не нужны будут ни колдовские курения, ни шаманские бубны, ни заклинания, ни прочая старозаветная мура. Ведь говорил же вам мой братец, что ваш сын стал человеком совсем другой породы. Чует моя душа, Дешка… – Она запнулась и тут же пояснила: – Это я так Дария называю, чтобы позлить… к этим делишкам самое непосредственное отношение имеет. Способностей-то у него хватает. Демон, а не человек. Раньше он совсем другим был. И поговорить мог, и посмеяться. А сейчас все больше молчит как сыч. Может, и его заколдовали…

– Подожди. – Озноб, пробежавший по телу Синякова, возник уже без Дашкиной помощи. – Помнишь, ты говорила, что, возвращаясь из нижнего мира, видела Дария?

– Ага. Это уже после того случилось, как я перестала ощущать себя бестелесным призраком и стала превращаться в нормального человека. Там еще место такое странное было… Вроде бы подземелье какое-то, вроде бы до неба далеко, а свет откуда-то брезжит.

– Ты уверена, что это был Дарий?

– Вроде бы… Хотя в лицо я его не видела. Но мотоцикл ревел в точности, как у него.

– Прямо скажу, заинтриговала ты меня. – Синяков перевернулся к Дашке лицом и опять нечаянно задел ее мужским естеством, возбужденным ничуть не меньше, чем его законный владелец.

Глава 11

…Со стороны все это, наверное, напоминало оргию обкурившихся наркоманов.

На подоконнике горела та самая черная свечка, при помощи которой Дашка врачевала брата, и в ее пламени, распространяя нестерпимое зловоние, тлела щепотка шаманского зелья.

Дашка колотила столовой ложкой по оконному стеклу (никаких других резонаторов в квартире не нашлось), а Синяков вертелся волчком и дурным голосом уговаривал всесильных духов пропустить их в нижний мир, дать при этом волшебную силу и гарантировать благополучное возвращение.

Сизый ядовитый дым застилал комнату, оконные стекла дребезжали, как при артобстреле, духам, как тем, что пасут облака, так и тем, которые шьют себе одежды из кожи мертвецов, были обещаны немыслимые блага, а дело, ради которого затеяли всю эту вакханалию, так и не сдвинулось с места. Не то все духи разом ушли в очередной отпуск, не то стали вдруг суровыми и неподкупными, как таможенные чиновники в международном аэропорту.

Впервые Синяков пытался уйти в нижний мир, предварительно не расшатав свою связь со срединным миром при помощи алкоголя. Возможно, загвоздка состояла именно в этом.

Кроме того, поблизости не было ни подземных рек, ни звериных нор, ни растений с достаточно длинными корнями. Синяков даже представить себе не мог, каким путем, минуя окна и двери, можно уйти с седьмого этажа блочного дома. По канализации, что ли?

Время от времени его сознание начинало плыть, как это бывает, когда чересчур долго крутишься на карусели. Но это были совсем не те симптомы, к которым он привык за время предыдущих ходок в нижний мир.

– Мне плохо… Тошнит… – простонала Дашка и так заехала ложкой в окно, что посыпались осколки стекла.

Тут-то все и случилось!

Синяковым словно из пушки выстрелили. Жалкую квартирку, ставшую их временным приютом, он покинул столь стремительно, что даже не успел заметить, что случилось с Дашкой – последовала ли она вслед за ним, или осталась на прежнем месте.

Снаружи, по идее, было еще светло, но Синяков сразу оказался в абсолютном мраке и понесся сквозь него, как знаменитый снаряд, посланный с Земли на Луну.

Ничего похожего на переходную зону, описанную Дашкой, Синяков не заметил, и вообще, на этот раз путешествие в нижний мир оказалось на диво коротким – не успев ни испугаться, ни намыкаться, он уже грохнулся на что-то, мягко спружинившее под ним, и вспыхнул – вернее, стал огнем.

Никакой боли он при этом, естественно, не ощущал, поскольку огонь не может ощущать боль. Наоборот, разгораясь все ярче и пожирая какую-то сухую труху, Синяков испытывал удовлетворение, сопоставимое с удовлетворением голодного человека, дорвавшегося до обильной жратвы.