Дисбат - Чадович Николай Трофимович - Страница 39

– Думаешь, поможет? – сонно поинтересовался Синяков.

– Должно помочь, – ответила Дашка, хотя и без подобающей такому случаю убежденности.

Синяков снова уснул, но очень скоро проснулся от Дашкиного толчка.

– Смотри, – даже не прошептала, а одними губами прошелестела она, указывая во мрак.

Там зловеще горели две близко посаженные красные точки.

Конечно, это могли быть простые стекляшки, отражающие огонь свечей, но уж очень симметрично они располагались. С другой стороны, для явления живой природы – чьих-то глаз, например – они были чересчур неподвижны.

– Кыш! – Синяков швырнул в ту сторону камень, подвернувшийся под руку. – Изыди, нечистый!

Точки на мгновение пропали, но снова появились примерно в том же месте.

– Мне страшно. – Дашка закуталась в шинель, словно это была неуязвимая кольчуга.

– Разве настоящие ведьмы боятся чего-то? – с напускной бодростью произнес Синяков, которому самому было очень даже не по себе.

– Они-то как раз больше всех и боятся! Потому что знают, какой ужас может подстерегать нас в этом мире. Особенно вот в таких местечках.

– Могу поспорить, это обыкновенная крыса.

– Тогда почему она не уходит?

– Спроси у нее. – Синяков изо всех сил старался успокоить девчонку, но для этого ему сначала нужно было успокоиться самому. – Эй, крыса, когда ты уйдешь?

Того, что случилось дальше, он никак не ожидал. Раздался странный звук, одновременно резкий и протяжный – не то ворон прокаркал, не то кто-то, страдающий метеоризмом, освободился от кишечных газов.

– Ой! – взвизгнула Дашка. – Она сказала: «Никогда!»

– Тебе послышалось! Успокойся! – Синяков вынужден был схватить дрожащую девушку в охапку.

Ситуация очень не нравилась ему. Нужно было сматываться отсюда. И как можно быстрее. В крайнем случае девчонку придется нести на руках.

Путь отступления был только один, и Синяков оглянулся, прикидывая расстояние до дверного проема. Там его поджидал новый сюрприз – в черном провале низкой арки горела еще одна пара красных огоньков.

Обложили! Со всех сторон обложили! И похоже, ни ржавые Дашкины гвозди, ни его собственные кулаки здесь не помогут. Остается надеяться только на чудо. Клин вышибают клином, а одолеть нечистую силу может только другая нечистая сила.

Держа девчонку так, чтобы она не могла обернуться, Синяков нашарил на полу иголку, но сразу же отдернул руку – та жглась, словно только что побывала в пламени. Пришлось прихватить ее через обшлаг рукава.

Затем Синяков безо всякой жалости ткнул себя иголкой, но уже не в палец, где крови было комару на завтрак, а в запястье, туда, где бешено бился пульс.

– Выручи, родной! – взмолился он, обращаясь к неведомо где скитающемуся духу-покровителю. – Пей мою кровь, только выручи! А уж потом проси все, что тебе заблагорассудится! Я твой вечный должник!

Это было единственное, что он мог предпринять сейчас для своего и Дашкиного спасения.

Снаружи вдруг загрохотало так, будто покойники открыли стрельбу из спаренного зенитного пулемета. Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался.

По ступенькам, ведущим в склеп, застучали тяжелые, уверенные шаги. Стало так светло, словно тот, кто спускался сюда, гнал перед собой шаровую молнию…

Глава 10

– Дешка! Братец! Это ты? – воскликнула девчонка, прикрываясь ладонью от слепящего света, бьющего со стороны дверей.

– Сколько раз я просил, чтобы ты не называла меня так. – Манера говорить выдавала человека, давным-давно надорвавшего свой голос командами. – Дарием меня зовут. Могла бы уж за столько лет и запомнить.

«Ясно, – подумал Синяков. – Дарий и Дарья. Брат и сестра. Два сапога пара».

Человек, носивший имя гордого персидского царя, не щадившего ни владык, ни жрецов, ни простых смертных, перевел луч карманного фонарика (нет, скорее карманного прожектора) в глубь склепа.

Светящиеся точки, так напугавшие Дашку (да и Синякова изрядно смутившие), бесследно исчезли, и сейчас нельзя было даже сказать, что это было – мираж или реальная опасность.

Внимательно осмотрев все темные углы и стенные ниши, Дарий неторопливо двинулся в глубь склепа и, поравнявшись с последней свечой, направил фонарик в запретный для всех, кроме него самого, мрак. Мощный луч света, не встречая преград, ушел в неимоверную даль, но и там не обнаружилось ничего подозрительного.

Фонарик погас, и Дарий, судя по всему, удовлетворенный результатами осмотра, вернулся к лежанке. Гвозди, попадавшиеся по пути, он небрежно отбрасывал ногой прочь.

Синяков, минуту назад имевший неосторожность встретиться взглядом с лучом фонарика, ощущал себя сейчас хуже, чем слепая курица.

– Дом зачем сожгла? – хмуро спросил Дарий. Присутствие Синякова он явно игнорировал.

– Я нечаянно, – ощущалось, что Дашка слегка побаивается брата.

– Теперь что будешь делать?

– Не знаю…

– Учти, я тебя к себе взять не могу. Своего жилья у меня нет, а там, где я ночую, даже клопы не водятся. – Дарий разговаривал с сестрой холодно, как с чужим человеком.

– Денег дай, – попросила она неуверенно. – Я угол где-нибудь сниму.

– Нет у меня денег. Пропиваю я все. – Каждое слово Дария было таким же увесистым, как и камни, из которых были сложены стены склепа.

– Неправда! Ты ведь водку раньше терпеть не мог.

– То раньше было…

– Тогда я здесь останусь. – Она демонстративно завернулась в шинель.

– Здесь нельзя, – говорил Дарий без всякого выражения, но мало нашлось бы людей, посмевших оспорить сказанное им.

Однако Дашка посмела.

– Что еще за новости! – возмутилась она. – Раньше можно было, а теперь вдруг нельзя!

– То раньше было, – Дарий повторил свою загадочную фразу.

– Объяснил бы хоть – почему?

– Рано еще… Скоро сама все поймешь. Вполне возможно, что в этом городе вообще нельзя будет жить.

Оранжевые пятна, мельтешившие в глазах Синякова, наконец-то исчезли, и он смог воочию разглядеть человека, о котором Дашка успела прожужжать ему все уши.

Более непохожих людей, чем эти двое, нельзя было себе даже представить. Типичный негр или эскимос имел, наверное, с Дашкой большее сходство, чем ее родной брат.

Дарий был кряжист до такой степени, что производил впечатление человека, у которого под верхним платьем надето сразу несколько бронежилетов. Его лицо напоминало чугунную отливку, только что освобожденную от опоки, а черные жесткие волосы торчали на голове, как кабанья щетина.

Губы и глаза ему вполне заменяли узкие горизонтальные щели. Нос, многократно сшитый хирургами, невольно внушал трепет – люди с таким носом не щадят ни себя, ни других.

Если что-то и объединяло брата с сестрой, так только состояние психики. Дашка была ненормальной, а Дарий и вообще сумасшедшим. (В последнем Синяков не сомневался ни на йоту.)

Пахло от Дария всем, чем угодно, в широком диапазоне от чеснока до коньяка, но больше всего – бензином. Только сейчас Синяков сообразил, что пулеметный грохот, надо полагать, распугавший всех злых духов, был всего лишь звуком мотоциклетного движка, с выхлопных труб которого для пущей резвости сняты глушители.

– А это еще кто? – глядя на Синякова, но обращаясь к сестре, поинтересовался Дарий.

– Друг сердечный, – дерзко ответила девчонка.

– Не староват ли?

– Мне в самый раз.

– А что будет, если я ему сейчас по торцу врежу? – ровным голосом произнес Дарий.

– По торцу и сдачи получишь, – это были первые слова, сказанные Синяковым в присутствии Дашкиного брата.

На всякий случай приготовившись к драке, он тем не менее вставать с лежанки не спешил. Не верилось, что человек такой силы и, судя по многократно расплющенному носу, такого спортивного опыта унизится до того, что ударит сидящего.

– Ты, дядя, похоже, шустрый. – Лицо Дария оставалось по-прежнему невозмутимым. – Вот только зачем к пацанке цепляться? Неровня она тебе.

– Я сама к нему прицепилась! – В доказательство этому Дашка крепко обняла Синякова, а тому не осталось ничего другого, как промолчать.